В последнее время всё чаще появляются публикации о том, что разделяет Россию и Европу, а если брать шире – Россию и Запад. Большинству комментаторов неприятно говорить о том, что нас разделяют технологичный и сырьевой характер экономик, заметное материальное неравенство, уровень правовой культуры и масштабы преступности, толерантность и агрессивность... Политикам упоминать об этом и вовсе противопоказано. Поэтому сверху задают, а внизу радостно принимают другой дискурс: разные у нас не нормы, а ценности.
Между тем убедительного в этом подходе немного. Вот и статья М. Восканян «Не сошлись характерами» («ЛГ», № 48) из того же ряда.
В чём же фундаментальные изъяны подобного дискурса? Каков альтернативный подход?
Основной слабостью сторонников «ценностей» выступает полная неопределённость самого понятия.
Да, справедливость – великая ценность. Но если коэффициент Джини (коэффициент дифференциации по доходам) в ЕС составляет в среднем 27, а в России – более 60, то кого должно интересовать наше отношение к ценности справедливости? Ведь в стране её нет на деле?
Можно осуждать «постхристианскую» Европу и умиляться людьми, набивающимися в новоотстроенные российские храмы, но почему тогда в безнравственной Франции на 60 миллионов жителей приходится 350 живущих не в семьях детей, а на 142 миллиона россиян – 260 тысяч?
И таких вопросов – масса. Если мы столь «ценностно ценные», то почему в стране столько проблем? И как быть, например, с воровством, коррупцией, семейственностью? Если для М. Восканян достаточно того, чтобы 80 процентов россиян назвали себя православными, чтобы объявить религию нашей ценностью, то почему мнение никак не меньшего числа россиян, реально сталкивающихся с коррупцией, не может стать основанием для её «ценностной» реабилитации?
Понимая, какое отторжение это вызовет, я скажу, пусть даже излишне обостряя: «ценности» – не более чем фикция.
Взглянем на мусульманский мир. В отличие от христианского он более един. «Ценности» объединяют приверженцев ислама куда сильнее, чем христиан. Значительная часть территории этого мира объединена ещё и языком, чего в Европе нет со времён упадка латыни. Но при этом стиль жизни и нормы поведения, например в Тунисе и Иране, очень различны. В Турции не рубят руки и не обезглавливают людей на площадях, в Индонезии не запрещают женщинам управлять автомобилем и занимать государственные должности. И это – показатель того, что при общих ценностях в обществах и государствах могут быть разные нормы. И соблюдаться нормы эти тоже могут по-разному. Именно различные нормы и делают общества по-настоящему разными, а не просто отличающимися друг от друга.
Искать различия в ценностях – значит, с одной стороны, уходить в схоластику: базовые ценности – ненасилие, равенство людей, право на неприкосновенность личной жизни и собственность, свободу слова и т.д. – не являются «западными» или «восточными», они универсальны. С другой стороны, это уводит разговор от реального предмета (соблюдения прав личности и обеспечения условий её развития) к мнимому, к неким сакральным сущностям, само наличие которых нуждается, мягко говоря, в определённых доказательствах, убедительность которых для многих неочевидна.
Я убеждён: россияне ничем не отличаются от европейцев в ценностной «системе координат». Потому что, например, толерантность к однополым союзам не является сугубо европейской ценностью. Кое-где она является нормой. А кое-где нет. Совсем недавно, 1 декабря, в Хорватии на референдуме 66 процентов граждан высказались против легализации таких браков. И что? Кто-то осудил эту страну, члена ЕС, за отступление от «ценностей»? Нет, разумеется. Потому что речь идёт не более чем о юридической норме.
М. Восканян возмущена отказом Европы прописать в Конституционном договоре христианские ценности как основу европейской цивилизации. Но давайте вспомним, что хотя Бог упомянут в Основных законах большинства стран ЕС, при этом ни разу ни в одном судебном процессе с 1945 г. к соответствующим статьям национальных Конституций никто не обращался как к аргументу. И это понятно. Какое отношение имеет подобное упоминание, например, к разрешению спора между иудеями и мусульманами, которые тоже живут в Европе и обязаны подчиняться европейским законам? А законы в нормальном обществе – это не декларации, а всё же законы.
Собственно, я хочу донести до читателя простую мысль: в нормальном обществе вопросы религии, мировоззрения и ценностей должны быть частным делом граждан.
Государство обязано:
а) чётко определять границы базовых свобод и прав, признаваемых нерушимыми;
б) выявлять волю народа и принимать законы, определённые этой волей и не попирающие упомянутые права и свободы;
в) соблюдать эти законы вне зависимости от того, кажутся они или не кажутся «справедливыми» тому или иному эксперту или, не дай бог, президенту.
В обществе, где соблюдаются эти условия, возникает уважение к праву – а как раз его, единственного, и не хватает России, чтобы быть Европой. Только его, и ничего другого.
«Ценностный» дискурс уводит нас в неправовые, оценочные понятия. Этот тип дискурса – важнейшее условие для произвола, господствующего в нашем обществе. Если взглянуть, например, на риторику властей при обсуждении проблемы прав человека, наиболее часто употребляемыми окажутся слова «правильный-неправильный», «хороший-плохой», «честный-нечестный», «доверительный», «нравственный». Я убеждён, что акцентирование внимания на том, являются ли те или иные действия «честными или нечестными», «правильными или неправильными», позволяет искусно уходить от вопросов эффективности, результативности и соответствия этих действий принятым нормам права. Более того, я считаю, что именно это принижение права и выступает главной целью тех, кто стремится привить нашему обществу так называемый ценностный подход.
Все мы помним, какой противоречивой была реакция на российский Закон «О внесении изменений в статью 5 Федерального закона «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» и отдельные законодательные акты Российской Федерации», который называют «гомофобным». Но почему-то мало кто отметил, что выступает предметом регулирования в нём. А выступает ни больше ни меньше как «пропаганда нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних» (курсив мой, – В.И.). А что такое «нетрадиционные отношения»? Только отношения между людьми одного пола? А между мужчиной и женщиной любые отношения заведомо «традиционны»? Законодатель не помнит, что, например, в Древних Греции и Риме гомосексуальные отношения были вполне традиционными? С чего вдруг стали в нашей Думе вести счёт традиции? Я не выступаю за перевод новаторских сексуальных практик из состояния довольно редких явлений в норму – я предлагаю любому интересующемуся почитать упомянутый закон и сравнить его с французским Законом № 404 от 17 мая 2013 г., разрешившим гомосексуальные браки. В последнем документе невозможно найти ни одной допускающей неоднозначную трактовку формулировки.
Подведу промежуточный итог. Если перевести всё на банальный язык, получится приблизительно так. Европейцы живут согласно нормам. Если на перекрёстке горит красный сигнал светофора, это значит: пока он горит, ехать или идти нельзя. Российская «интеллектуальная элита» сегодня пытается протащить ценностный подход. Он в данном случае звучит иначе: пока горит красный свет, ехать или идти нехорошо. Баланс подходов очевиден: 26 тыс. погибающих на дорогах в год в 500-миллионном ЕС и 29 тыс. – в 140-миллионной России (и то без учёта умерших в больницах в течение месяца после инцидента, что увеличивает показатель почти на треть). И это – только один из ценников наших «ценностей», причём не самый высокий.
В «высоконравственной», «ценностно-ориентированной» России издавна бытует поговорка: «закон, что дышло». И это – главный продукт нашей зацикленности на «морали». «Морали», которая позволяла и позволяет власти отвлекать людей от массового нарушения ею самой наших российских законов, даёт возможность постоянно ухудшать их качество, а в последнее время – провоцировать неприязнь к обществам, в которых законы принято соблюдать и чтить.
Критикуя европейцев за «двойные стандарты», привычно тыкает пальцем в Латвию, где многим жителям с российскими корнями не предоставлен статус гражданина. Да, это ущемление прав – но прав в первую очередь электоральных, а не социальных и экономических. Не защищая латышских лидеров, я хотел бы обратить внимание, что сегодня в Латвии доля русских, украинцев и белорусов в населении составляет 32,9 процента. А в дружественном нам Таджикистане – 1,1 процента. А в российской Республике Ингушетия – 0,8 процента. И это показывает, как сами русские относятся к обществам, где живут по законам, и как к тем, где существуют «по ценностям» (оно же – «по понятиям»).
Да, мы можем со скепсисом относиться к европейским ценностям (особенно если обрисовывать их так, как делается это нашей пропагандой), но европейских норм нам бы очень хотелось вкусить. Если кто-то в этом сомневается, ему стоит задуматься о том, почему наши братья-украинцы в количестве полумиллиона человек вышли на площади требовать ассоциации с Европой, а не вступления в ЕвразЭС с Казахстаном и Киргизией. На мой взгляд, потому, что нормальный человек хочет жить по закону, а не по понятиям.
А ценности никто ни у кого не отнимает просто потому, что ценности – одно из того немногого, что отнять у человека нельзя.
РИМ, Фьюмичино
Постскриптум
Трудно согласиться с мнением В. Иноземцева, что разговор о ценностях означает их противопоставление нормам и законам. Да в материале М. Восканян этого и нет.
Ещё труднее согласиться с его уподоблением «ценностей» «понятиям», пришедшим из блатного мира.
Василий Шукшин писал: «Русский народ за свою историю отобрал, сохранил, возвёл в степень уважения такие человеческие качества, которые не подлежат пересмотру: честность, трудолюбие, совестливость, доброту... Уверуй, что всё было не зря – наши неимоверной тяжести победы, наши страдания – не отдавай всего этого за понюх табаку. Мы умели жить. Помни это. Будь человеком».
Неужели ценности, о которых говорит писатель, равновелики блатным «понятиям»?
В то же время в статье В. Иноземцева затронута чрезвычайно важная проблема – о соотношении ценностей, выработанных и хранимых народным сознанием на протяжении своей истории, законам и нормам, написанным и утверждённым властью. Могут ли нормы противостоять ценностям? Или они должны учитывать их, опираться на них? Не потому ли многие законы и нормы оказываются неработающими, что никак не учитывают ценности и характер народа?.. И как добиваться того, чтобы они не противоречили друг другу?
Так что разговор заканчивать рано. Потому мы намерены к нему вернуться. Разумеется, при вашем активном участии, дорогие читатели.
