Ия КИВА, Донецк
Родилась в 1984 г. в Донецке. Окончила филологический факультет Донецкого национального университета. Лауреат фестиваля «Ан Т-Р-Акт» Восходящего Солнца» (Херсон), обладатель диплома «За самобытную метафору». Лауреат III Международного молодёжного поэтического конкурса им. К.Р. (Санкт-Петербург). Дипломант Первого Международного литературного Тютчевского конкурса «За острое чувство современности» в номинации «Лучшее философское стихотворение». Лауреат Международного фестиваля литературы и культуры «Славянские традиции – 2013». Лауреат литературной премии им. Юрия Каплана.«Если искусство поэзии требует пауз»
ПесенкаЗдравствуй, милый мой хороший, пациент палаты шесть.
Колыбель из хлебных крошек лепит, сматывая шерсть,
Из казённых дохлых корок, теребит их на клубки,
Надзиратели с ухмылкой зубом скалятся в замки,
Люли, люли, люли, люли, дочка наша хороша,
Чёрнохлебовые ножки, белохлебова душа.
Помнишь ли, как в день ненастный на исходе декабря
Моё сердце замуж вышло, вышло замуж за тебя?
Где-то хнычет песню Сольвейг, и Офелия храпит,
И хохочет над дурнушкой Евой рыжая Лилит.
Люли, люли, люли, люли, дочка наша хороша,
Чёрнохлебовые ручки, белохлебова душа.
Сонный лунный луч стучится о решётку мутных глаз,
Где-то вой собачий вьётся, ветер напевает джаз,
По ночам ко мне садится смерть на рваное сукно,
Ей в который раз не спится в маскарадном домино.
Люли, люли, люли, люли, дочка наша хороша,
Чёрнохлебовые глазки, белохлебова душа.
Стонут тени на рассвете, рассекая лоб заре,
Белым саваном таблеток снег лежит на пустыре,
Киснет стылый чай в стакане, кудри слиплись от тоски,
Только две строки не ранят поседевшие виски:
Люли, люли, люли, люли, дочка наша хороша,
Чёрнохлебовое сердце, белохлебова душа.
* * *
Имя своё вытри из всех анналов,
Стань в Петербурге одним из каналов,
Бегущих вдоль вымени русской литературы,
Если здесь много тебя, пусть станет мало,
Пусть мало-мальски сердце сожмётся до точки,
Что нам до тел, которые вне культуры,
Если весь мир – созвездие одиночек,
Лучше готовить жало для акупунктуры,
Чем сеять попусту тысячи мёртвых строчек,
Дабы в кулак собрать ювеналов.
Если искусство поэзии требует пауз –
К морю вприпрыжку, время утюжить парус
Белый, расцвеченный золотом ангельских крыльев,
В общем-то, можно было бы и в «Икарус»
Втиснуться и проехать мартовским зайцем,
Но на ветру удобнее в глобусах мыльных
Смыслы, простые ровно как десять пальцев,
Глупо рассматривать, выбрав на роль рассыльных
Ритмов. Даже в темени мудрых старцев
Мысли найдётся неожиданный ракурс.
Город у моря
Город у моря похож на подножие неба,
Ты слышишь ангелов клёкот, дыхание Бога,
Чёткость его камертонного чуткого ритма,
Здесь можно пить синеву, обходиться без соли
С блюдом любым и морскою водой вместо хлеба
Утром и вечером щедро кормить своё брюхо
Или, раскинувши плечи, качаться на волнах
Длинным изогнутым стеблем в плоту Хейердала,
Шёпоты мёртвых армад различая сквозь тину,
Даже во сне в твоих мочках рокочет бесшумно
Память творения мира и память потопа,
Зыбкий песок чертит в воздухе буквы молитвы,
Льющейся за горизонт между небом и морем.
Александр ЛУГАРЁВ, Керчь
Родился в 1953 г. Окончил Поволжский институт управления им. Столыпина. Активно работает в жанре авторской песни.Подлодка
Вновь в глубины Чёрного моря,
С судьбою на абордаж,
Утром покинул любимый город
Наш боевой экипаж
С надеждою, верой и болью,
Хранимый любовью!
Волны над нами о чём-то спорят,
А лодка идёт в поход.
И растаял в морском просторе
Гитары прощальный аккорд
С надеждою, верой и болью,
Хранимый любовью!
На берегу грустят одиноко
Гордость России и боль:
Керчь, Феодосия и Севастополь,
Оставленные тобой
С надеждою, верой и болью,
Хранимые любовью!
Горечь слов прорывается в песне,
И плачет моя гитара.
Кто сказал, что не быть нам вместе,
Что Крым и Россия – не пара?
Лодка сквозь штормы и мглу пробьётся,
Ещё я не знаю как,
Но в Севастополь навечно вернётся
Славный Андреевский флаг –
С надеждою, верой и болью,
Хранимый любовью!
Жизнь вспыхнула!.. И мигом утекла...
Огнём ушла по высушенным травам,
Морской водой с туманом уплыла.
Жизнь. – Для одних игра, другим отрава.
Ах!
Сад в цвету, как ярок облик твой!
Он красками изранит людям душу.
Зачем весной покой мирской нарушит,
Коль он умрёт опавшею листвой?!
Ах!
Как закат нам голову кружит,
Огнём мерцая, удаляясь прочь!
Ртом-морем солнце пожирает ночь,
И сердце мира больше не горит...
Ах!
Вспыхнула!.. И мигом утекла...
Огнём сбежала в высушенных травах,
Рекой в туман торжественно ушла
Жизнь!
Для кого – беспечная игра,
А для кого – смертельная отрава.
Калифорния
Плакала роза красным по белому с чёрным,
Слёзы души бежали по нотам проворно,
Снова осень в слезах – да что же это такое?!
Калифорния! – Боже мой! Как далеко я...
Не забросить тоску в зной индейского лета,
Жарко телу, душа тоже словно раздета,
Звуки? – пальцы будто с роялем сроднились,
Нет, не музыки такт – сердце громко забилось.
Выжать из осени дождь, его влагой напиться,
Вольной душа полетит, а не раненой птицей,
Криком запомнить навеки родные просторы!
...
Бог отсюда ушёл... здесь лишь Ангелов-город.
И ронять лепестки на рояль словно слёзы,
И цвести на чужбине диковинной розой.
Всё иметь, но не быть или быть, не имея?
В чёрно-белой судьбе роза-жизнь пламенеет.
Партенит
Уже пустынны пляжи, яркость скрыта,
Медведь-гора, уткнувшись в брег, молчит,
всё небо уже осенью залито,
торжественно печален Партенит.
Лишь в тишине осенних листьев шорох,
но в глубине сознанья всё царит,
гул неумолкший летних разговоров,
шум праздника и красок колорит.
Я вижу, как в движеньях неумелых,
тут человек с природою един
и с ней грустит в тоске оцепенелой,
и раб ей он, и ей он господин.
Октябрь онемел волной притихшей.
Предвестник тьмы – чарующий закат
из сердца высек горсть четверостиший
о том, что лета не вернуть назад.
Но будет ещё праздник, будет чудо
и будет свет, что одолеет тьму!
Ну а сейчас, на выезде отсюда,
осенний вздох печали я возьму.
Лавр нынче дёшев, а словам, увы,
нет больше веры. Их переизбыток.
Но хоть в одной из тысячи попыток –
нам смыслы воскресить бы, что мертвы.
Они всего лишь в обмороке долгом,
они в словах – как будто бы в гробах,
готовые – разложены по полкам –
почти что прах. А всё-таки – не прах.
И мы без них – живые автоматы,
рабы программ, поработивших мозг.
Вот и трудись, поэт, не для награды,
лепи слова, как глину или воск.
А рифмы – что? Они – ничто без веры.
И если ты поэт – сам в чудо верь!
Пусть ночь для всех – и в ней все кошки серы,
но ты – в грядущий день откроешь дверь.
* * *
Света нет. На линии поломка.
Вот и думай обо всём в тиши.
Чем полна заплечная котомка?
Что в ней не для тела – для души?
И, в раздумья погружаясь глубже,
страх преодолею – и нырну
в темноту, в которой тонут души,
и в пугающую тишину.
Мысли вдруг становятся большими,
и для них слова уже тесны.
Как же будем жить? Как прежде жили,
видя не свои – чужие сны?
Может быть, пора проснуться нам бы.
Ох, как трудно – если хочешь спать!
Как нам жить, когда зажгутся лампы?
Мысли эти – нам куда девать?
Снова сон с открытыми глазами?
Бодрствованье духа – тяжкий труд.
…Вот – свеча горит. Что будет с нами,
когда в доме снова свет зажгут?
* * *
И только перед ликом смерти
всё обрело свои места…
Инна Лиснянская
Поэты уходят из мира, в котором
высокое слово считается вздором.
Поэты уходят. А что остаётся?
Лишь стихотворенье – подобье колодца.
Уже за пределами смертной юдоли
нам в эти глубины вглядеться бы, что ли,
и звёзды увидеть – по три – над стихами –
над сором житейским, над болью, грехами…
Хоть время, увы, беспощадно и косно,
хоть мы невнимательны, слепы, убоги, –
ещё нам те звёзды увидеть не поздно,
высокие звёзды – что в водах глубоких.
Нет, прав не политик – поэзии верьте!
Как правда – прекрасна, коль совесть – чиста!
Вот с неба ночного – упала звезда.
И плещется в тёмном колодце – бессмертье.
* * *
Юрию Кублановскому
Вслушиваться в то, что шепчут корни
слов, что прорастают в глубину.
Сознавать отчаянней, упорней
истину, ответственность, вину.
Речь – она сзывает нас на вече.
Говорить, совместный смысл ища.
Вечность – тайное пространство речи,
там и вправду – мыслим сообща.
Речь – не то ль, что требует ответа?
Вопрошай, вопи, взывай, ответь.
А иначе – всё поглотит Лета
и останется лишь онеметь.
Тучка прячет колдовку-луну,
Как коленки свои недотрога.
Нам с тобою досталась дорога
На две тысячи лье в глубину.
На лугу закричит коростель –
Деревянным прутом да о гребень.
Прочитает лягушка молебен.
Нам никто не постелет постель.
Скрипнут двери, как старый башмак,
И покатится звёздный горошек.
Трудно быть в нашем мире хорошим.
Да и мы с тобой тоже так-сяк.
Тучка прячет колдовку-луну.
Опускается полночь на плечи.
Нам с тобою – далече, далече,
На две тысячи лье в глубину.
* * *
И было на земле смертельно тихо,
И первый человек чинил копьё.
И всюду Бог был и, как лис-марвихер*,
Все смыслы прятал в логи да репьё.
И было на земле новорождённо.
И первый человек не ведал слов.
Но стратосфера билась учащённо,
Когда мычал он между лопухов.
И было на земле росисто рано.
А первый человек уже страдал
От боли, соловьиного сопрано
И красоты, которой пах сандал.
___________
*Вор.
* * *
Ветер бродит-колобродит,
На детишек страх наводит:
Спать пора, ребята, чу:
Вот метель заносит дрожки,
Холодит чертятам рожки
И качает каланчу.
Домовым не спится тоже:
Их в трубе пурга тревожит,
Им ребята пятки жгут.
Эх, февральская позёмка,
Вей берёзку как тесёмку.
Вон с огнём идут.
Застели им очи тальком,
Снежным тальком, сыпким тальком,
Неповадно чтоб.
А огонь валится в хату
Снеговито, слеповато
И крестит свой лоб.
Хуртовинно на деревне.
На луне, как на царевне,
Полог белощёк.
Спят ребята, домовята,
Бог на землю сыплет вату,
И мычит телок.
Оставленные тобой
С надеждою, верой и болью,
Хранимые любовью!
Горечь слов прорывается в песне,
И плачет моя гитара.
Кто сказал, что не быть нам вместе,
Что Крым и Россия – не пара?
Лодка сквозь штормы и мглу пробьётся,
Ещё я не знаю как,
Но в Севастополь навечно вернётся
Славный Андреевский флаг –
С надеждою, верой и болью,
Хранимый любовью!
Андрей СКРИПЦОВ, Симферополь
Родился в 1976 г. в Симферополе. По образованию экономист-международник и философ. Инициатор ряда общественных проектов в Крыму. Сфера интересов: справедливость, русская цивилизация и её развитие, интеграция постсоветского пространства.Роза-жизнь
Федерико Гарсиа ЛоркаЖизнь вспыхнула!.. И мигом утекла...
Огнём ушла по высушенным травам,
Морской водой с туманом уплыла.
Жизнь. – Для одних игра, другим отрава.
Ах!
Сад в цвету, как ярок облик твой!
Он красками изранит людям душу.
Зачем весной покой мирской нарушит,
Коль он умрёт опавшею листвой?!
Ах!
Как закат нам голову кружит,
Огнём мерцая, удаляясь прочь!
Ртом-морем солнце пожирает ночь,
И сердце мира больше не горит...
Ах!
Вспыхнула!.. И мигом утекла...
Огнём сбежала в высушенных травах,
Рекой в туман торжественно ушла
Жизнь!
Для кого – беспечная игра,
А для кого – смертельная отрава.
Калифорния
Плакала роза красным по белому с чёрным,
Слёзы души бежали по нотам проворно,
Снова осень в слезах – да что же это такое?!
Калифорния! – Боже мой! Как далеко я...
Не забросить тоску в зной индейского лета,
Жарко телу, душа тоже словно раздета,
Звуки? – пальцы будто с роялем сроднились,
Нет, не музыки такт – сердце громко забилось.
Выжать из осени дождь, его влагой напиться,
Вольной душа полетит, а не раненой птицей,
Криком запомнить навеки родные просторы!
...
Бог отсюда ушёл... здесь лишь Ангелов-город.
И ронять лепестки на рояль словно слёзы,
И цвести на чужбине диковинной розой.
Всё иметь, но не быть или быть, не имея?
В чёрно-белой судьбе роза-жизнь пламенеет.
Партенит
Уже пустынны пляжи, яркость скрыта,
Медведь-гора, уткнувшись в брег, молчит,
всё небо уже осенью залито,
торжественно печален Партенит.
Лишь в тишине осенних листьев шорох,
но в глубине сознанья всё царит,
гул неумолкший летних разговоров,
шум праздника и красок колорит.
Я вижу, как в движеньях неумелых,
тут человек с природою един
и с ней грустит в тоске оцепенелой,
и раб ей он, и ей он господин.
Октябрь онемел волной притихшей.
Предвестник тьмы – чарующий закат
из сердца высек горсть четверостиший
о том, что лета не вернуть назад.
Но будет ещё праздник, будет чудо
и будет свет, что одолеет тьму!
Ну а сейчас, на выезде отсюда,
осенний вздох печали я возьму.
Илья РЕЙДЕРМАН, Одесса
Родился в 1937 г. Поэт, философ, культуролог, музыкальный критик. Преподаёт в Одесском художественном училище имени М.Б. Грекова.Когда в доме снова свет зажгут
* * *Лавр нынче дёшев, а словам, увы,
нет больше веры. Их переизбыток.
Но хоть в одной из тысячи попыток –
нам смыслы воскресить бы, что мертвы.
Они всего лишь в обмороке долгом,
они в словах – как будто бы в гробах,
готовые – разложены по полкам –
почти что прах. А всё-таки – не прах.
И мы без них – живые автоматы,
рабы программ, поработивших мозг.
Вот и трудись, поэт, не для награды,
лепи слова, как глину или воск.
А рифмы – что? Они – ничто без веры.
И если ты поэт – сам в чудо верь!
Пусть ночь для всех – и в ней все кошки серы,
но ты – в грядущий день откроешь дверь.
* * *
Света нет. На линии поломка.
Вот и думай обо всём в тиши.
Чем полна заплечная котомка?
Что в ней не для тела – для души?
И, в раздумья погружаясь глубже,
страх преодолею – и нырну
в темноту, в которой тонут души,
и в пугающую тишину.
Мысли вдруг становятся большими,
и для них слова уже тесны.
Как же будем жить? Как прежде жили,
видя не свои – чужие сны?
Может быть, пора проснуться нам бы.
Ох, как трудно – если хочешь спать!
Как нам жить, когда зажгутся лампы?
Мысли эти – нам куда девать?
Снова сон с открытыми глазами?
Бодрствованье духа – тяжкий труд.
…Вот – свеча горит. Что будет с нами,
когда в доме снова свет зажгут?
* * *
И только перед ликом смерти
всё обрело свои места…
Инна Лиснянская
Поэты уходят из мира, в котором
высокое слово считается вздором.
Поэты уходят. А что остаётся?
Лишь стихотворенье – подобье колодца.
Уже за пределами смертной юдоли
нам в эти глубины вглядеться бы, что ли,
и звёзды увидеть – по три – над стихами –
над сором житейским, над болью, грехами…
Хоть время, увы, беспощадно и косно,
хоть мы невнимательны, слепы, убоги, –
ещё нам те звёзды увидеть не поздно,
высокие звёзды – что в водах глубоких.
Нет, прав не политик – поэзии верьте!
Как правда – прекрасна, коль совесть – чиста!
Вот с неба ночного – упала звезда.
И плещется в тёмном колодце – бессмертье.
* * *
Юрию Кублановскому
Вслушиваться в то, что шепчут корни
слов, что прорастают в глубину.
Сознавать отчаянней, упорней
истину, ответственность, вину.
Речь – она сзывает нас на вече.
Говорить, совместный смысл ища.
Вечность – тайное пространство речи,
там и вправду – мыслим сообща.
Речь – не то ль, что требует ответа?
Вопрошай, вопи, взывай, ответь.
А иначе – всё поглотит Лета
и останется лишь онеметь.
Мария ШИНКАРЕНКО
Родилась в 1987 г., живёт в Сумах.Первый человек не ведал слов
* * *Тучка прячет колдовку-луну,
Как коленки свои недотрога.
Нам с тобою досталась дорога
На две тысячи лье в глубину.
На лугу закричит коростель –
Деревянным прутом да о гребень.
Прочитает лягушка молебен.
Нам никто не постелет постель.
Скрипнут двери, как старый башмак,
И покатится звёздный горошек.
Трудно быть в нашем мире хорошим.
Да и мы с тобой тоже так-сяк.
Тучка прячет колдовку-луну.
Опускается полночь на плечи.
Нам с тобою – далече, далече,
На две тысячи лье в глубину.
* * *
И было на земле смертельно тихо,
И первый человек чинил копьё.
И всюду Бог был и, как лис-марвихер*,
Все смыслы прятал в логи да репьё.
И было на земле новорождённо.
И первый человек не ведал слов.
Но стратосфера билась учащённо,
Когда мычал он между лопухов.
И было на земле росисто рано.
А первый человек уже страдал
От боли, соловьиного сопрано
И красоты, которой пах сандал.
___________
*Вор.
* * *
Ветер бродит-колобродит,
На детишек страх наводит:
Спать пора, ребята, чу:
Вот метель заносит дрожки,
Холодит чертятам рожки
И качает каланчу.
Домовым не спится тоже:
Их в трубе пурга тревожит,
Им ребята пятки жгут.
Эх, февральская позёмка,
Вей берёзку как тесёмку.
Вон с огнём идут.
Застели им очи тальком,
Снежным тальком, сыпким тальком,
Неповадно чтоб.
А огонь валится в хату
Снеговито, слеповато
И крестит свой лоб.
Хуртовинно на деревне.
На луне, как на царевне,
Полог белощёк.
Спят ребята, домовята,
Бог на землю сыплет вату,
И мычит телок.