В издательстве «Канон+» вышел полный сборник афоризмов колумбийского писателя и мыслителя Николаса Гомеса Давилы (на фото) «Схолии к имплицитному тексту» (перевод с испанского – Елена Косилова, предисловие – Владимир Дворецкий).
Николас Гомес Давила (1913–1994) родился в весьма состоятельной семье колумбийских землевладельцев и промышленников с глубокими корнями, восходящими к испанским колонизаторам и катехизаторам Латинской Америки.
Получивший начальное образование при участии лучших на то время преподавателей и воспитателей – французских доминиканцев, овладев с их помощью не только светской гуманитарной и христианской наукой, но и латынью и древнегреческим, не говоря уже об основных европейских языках, молодой Гомес прожил в Европе до начала Второй мировой войны. Вернувшись к себе в Колумбию, он собрал на средства, доставшиеся ему от отца, грандиозную библиотеку из раритетов и актуальных текстов, поселился затворником в своём доме, чтобы, осмысливая прочитанное, выдавать афористические суждения о времени и мире.
Все его размышления вылились сначала в книгу заметок (Notas, 1954), обладавшую некоторыми свойствами автобиографического жанра со всеми присущими ему недостатками. Следующую свою книгу, Textos (1959), Гомес писал уже как бы испытывая некоторое недоверие к «линейному» тексту, подыскивая форму для выражения своих мыслей в «разорванности тем», стремясь к объединению их в новом жанре. Впрочем, и форма Textos показалась ему неудовлетворительной, поскольку она ещё оставалась аналогом традиционного текста.
Основной труд его жизни – пять томов «Схолий к имплицитному тексту» – представляет собой более 10 тысяч афоризмов, написанных им «на полях истории и современности» на протяжении 1977–1992 гг.
Реакционер Гомес Давила, как он сам себя называл, был вдумчивым и проницательным оппонентом Второго Ватиканского собора (1962–1965), последовательным и непримиримым критиком демократии (как буржуазной, так и «народной»), врагом гностицизма и остроумным насмешником над плодами всего перечисленного. Он подавал пример, как можно сопротивляться, даже оставаясь в одиночестве, глобальному наступлению Конца, который, кажется, невозможно уже предотвратить; как сохранить стойкость духа, веру, честь и достоинство.
Предлагаем вашему вниманию подборку афоризмов на эту тему.
***
Те, кто объявляет, что реакционер бесплоден, забывают о том, какую благородную функцию выполняет ясная формулировка нашего отвращения.
Прогрессист всегда побеждает, а реакционер всегда прав.
Быть правым в политике означает не занять сцену, а объявить уже с первого акта, какие трупы будут в пятом.
Скорбь от заката цивилизации – это горе реакционера.
Со времен Блэйка, Вордсворта и немецкого романтизма современная поэзия – это реакционный заговор против десакрализации мира.
В каждом реакционере воскресает Платон.
Те, кому романтизм снял катаракту энциклопедистов, позволив им, таким образом, различать непохожесть индивидов, различие целей, разницу эпох, – стали реакционерами, даже если считали себя верящими в детерминизм и атеистами. Как Тэн.
Три великие реакционные предприятия современной истории – это: итальянский гуманизм, французский классицизм и немецкий романтизм.
Современная литература – это колоссальное реакционное предприятие.
Реакционное мышление бессильно и ясно.
Реакционер сегодня – это просто пассажир, который терпит кораблекрушение с достоинством.
Современный мир – это свинарник, в грязи которого радостно копошится современный человек.
Реакционер становится консерватором только в те эпохи, в которых есть что сохранять.
Реакционное мышление – это не реакция страха, а реакция на преступление.
Реакционер стремится не к тщетной реставрации прошлого, а к маловероятному разрыву будущего с этим грязным настоящим.
Реакционер – это не ностальгирующий мечтатель, а неподкупный судья.
Реакционеры набираются из первых рядов зрителей революции.
Энтузиазм прогрессиста, аргументы демократа, доказательства материалиста – всё это является вкусной и питательной пищей реакционера.
Реакционер – простой диагност. Он даёт определения болезни и здоровья.
Единственный врач – Бог.
Прогрессист смотрит на прошлое с иронической усмешкой.
Реакционер удовлетворяется тем, что иронически смотрит на прогрессиста.
Девятнадцатый век был несчастливым, поскольку реакционеру довелось жить в самом солнцестоянии дурацких надежд. Сегодня, наоборот, нас утешает зрелище их катастрофических сумерек.
Правые и левые подписали против реакционера секретный договор о бессрочной агрессии.
Реакционер – хранитель любого наследия. Даже наследия революционера.
Реакционер пишет не для того, чтобы убедить. Он просто передаёт своим будущим сообщникам досье священной тяжбы.
То, что говорит реакционер, никого не интересует. Ни когда он это говорит, потому что это кажется абсурдным, ни через несколько лет, потому что это кажется очевидным.
Все мы, и марксисты, и реакционеры, будем жить с равным неудобством в обществе будущего, но марксисты будут смотреть глазами ошеломлённого отца, а мы – с иронией постороннего.
У реакционера есть не только обоняние, чтобы обонять абсурд, но и вкус, чтобы смаковать его.
Реакционное мышление врывается в историю как предостерегающий крик конкретной свободы, как судорога тревоги перед неограниченным деспотизмом, к которому приходит тот, кто опьяняется абстрактной свободой.
Читатели писателя-реакционера никогда не знают, положено с энтузиазмом аплодировать ему или с яростью бить ногами.
Реакционные идеи просто закатываются, как закатывается солнце.
Обвинять реакционера в том, что он не понимает, проще, чем возразить ему.
Подлинный реакционер не отталкивается от реакционных политических идей. Иногда он приходит к ним.
Орфики и Руссо занимают в истории похожее место. Хотя, с одной стороны, оба дали импульс демократическому движению и гностической религиозности, с другой стороны, оба способствовали и религиозному чувству, и реакционному отношению.
Трудно объяснить Бёрка без климата Руссо или Платона без орфического климата.
Левак называет правыми тех людей, которые находятся всего лишь справа от него. Реакционер от левых не справа, он напротив них.
Самый убеждённый реакционер – это раскаявшийся революционер, то есть тот, кто понял реальность проблем и обнаружил ложность решений.
Мы, реакционеры, неудачники: левые крадут у нас идеи, а правые – словарь.
В отличие от остальных реакционер не ждёт, пока катастрофа произойдёт, чтобы питать к ней отвращение.
У сегодняшнего реакционера есть удовольствие, которое было неведомо вчерашнему: он видит, что финал современных программ не только провален, но и жалок.
Реакционер надеется не на возвращение назад, а на изменение курса. Прошлое, которым он восхищается, – это не его цель, а один из примеров его мечты.
Быть реакционером означает понимать, что человек – это проблема, которая не имеет человеческого решения.
Писатель-реакционер должен смириться с умеренной известностью, поскольку он не может снисходить до дураков.
Мы, реакционеры, доставляем дуракам удовольствие чувствовать себя смелыми мыслителями авангарда.
Тексты реакционера кажутся устаревшими современникам и удивительно актуальными потомкам.
Политический талант выходит за рамки социальных категорий: бывают реакционеры в лохмотьях и коронованные левые.
Не клеветать на власть, но относиться к ней с глубоким недоверием – вот что характерно для реакционера.
Возражение реакционера не обсуждают, им пренебрегают.
Соблазна быть модным избегает только реакционер.
Идеал реакционера – не райское общество. Это общество, похожее на то, которое существовало во время мирных отрезков времени в старом европейском обществе, в Старой Европе, до демографической, индустриальной и демократической катастрофы.
Перевела с испанского Елена Косилова