Душа моя рвётся в Донбасс

КРАСНЫЙ КАРАНДАШ

Завагитпроп наш – весельчак дотошный,
В недавнем прошлом – ротный командир,
Нас принимал подчёркнуто учтиво.
Подвинул с шуткой пачку папирос:
«Травитесь, братцы, заодно со мною!..
Анкета? Очень хорошо! Сейчас посмотрим…»
Придвинул он к себе мои листы,
Где жизнь, ещё недолгая, вместилась.
И стал читать, загадочно прищурясь,
Попыхивая папироской модной.
И на лице его одутловатом,
Как в зеркале, то чтенье отражалось.
«Так мы, выходит, воевали рядом?
Эристовку-то, значит, брали вместе…
Моя там рота (следует затяжка)
До одного солдата полегла»…
Ещё вопрос, ещё одна затяжка,
И дым от наших длинных папирос
Тремя струями сизыми тянулся
К открытой форточке, сливаясь воедино.
Он, как беседа, всё согласно вился.
Но вдруг, взметнувшись, разорвался в клочья…
Мой собеседник, словно бы споткнулся,
Схватил свой толстый красный карандаш
И впился взглядом в ту строку в анкете,
Где, говоря о тридцать третьем годе,
Я называл причину переезда
Из Томаровки в Горловку, как было,
Как всё произошло на самом деле…
«Где ты (уж «ты»!), в какой ты видел книге,
Что голод был у нас в то время?..»
«Зачем читать мне? Это здесь осталось
(Прижал я руку к сердцу простодушно),
Как страшная зарубка на всю жизнь»…
«Так-так!..» – каким-то отчуждённым тоном
Сказал на это труженик горкома, –
И дважды жирной красною чертою
Моё писанье с чувством подчеркнул.
Захлопнул папку и, руки не подав,
Промолвил, что могу я быть свободным.
Начальнику же моему велел остаться…
Нескоро он в редакцию вернулся.
И сразу же меня позвал к себе.
«Зачем же так про эту голодовку? –
Спросил с обидой, оттиск отодвинув, –
Была она, конечно, это верно,
Но надо ли, чтобы в своей анкете?..»
Прости меня, милейший первый мой редактор,
Но я тебя в тот миг совсем не видел,
А видел тех, сидящих мёртвых на скамейке,
Что в белгородском сквере, у вокзала,
Остались навсегда передо мною.
А видел на Грабиловке, в землянках,
Детей опухших с ножками слонят.
А видел я в том горловском посёлке,
Как умирал мой дед голодной смертью…
Вот это и была моя анкета,
С которой спорил красный карандаш.

Горловка, Донбасс. 1952 г.

ПАРЕНЬ ИЗ ДОНБАССА

Виктору Андриянову

Мне снятся голубые терриконы…
Когда же ты приходишь наяву,
Я вижу их мерцающие склоны
И забываю в этот миг Москву…

Найти строку такого беспокойства –
Иных огреть, а этих обогреть –
Тебе шахтёры дали это свойство.
Успеть сказать! Вот только бы успеть…

«Войска России столь поспешно покидали Германию,

что на новом месте для солдат не успели возвести казармы.

Прощаясь с Берлином, русские солдаты в строю

пели по-немецки».

(Из газет)