Леонид ЛЕОНОВ:
– Я высоко ценю близкое мне по духу творчество Свиридова, его хоры в особенности, – кряжистые и раскатистые, с глубоким проникновением в тайны нашего простонародного напева.
Признаться, в музыке к «Русскому лесу», известной теперь как «Маленький триптих» для симфонического оркестра, мне даже слышалось порой вагнеровское звучание лесной стихии, разумеется, с переносом на наш меридиан…
Дружески желаю Георгию Васильевичу влить новую струю в современную русскую музыку.
Валерий ГАВРИЛИН:
– Музыка Свиридова – не испепеляющий огонь, не с ног валящий шквал, не уютное одеяло, не грелка к ногам. Она представляется мне тысячью бриллиантовых, направленных прямо в сердце слушателя стрел, а сам композитор – каким-то «драгоценщиком». Чувство «драгоценного» развито у него невероятно. В работах Георгия Васильевича нет проходного, заболтанного материала или материала «взаймы». Он отыскивает только самый дорогой, редкий и прекрасный. Свиридов может быть язвительным, лукавым, страстным, но он всегда лучезарен, светоносен. Это тот ясный холодноватый свет, каким светят только высокие и большие звёзды. Мир, отражённый в бриллиантах звуковых стрел, входит в душу слушателя по-особому чистым, свежим, трогательным, чуть-чуть недосягаемым и оттого ещё более щемящим.
<…>
Есть такая несколько болезненная страсть – сравнивать знаменитых людей с чем-нибудь огромным – с Гималаями, с Тихим океаном, с Барабинской степью. И даже если эти ходячие Гималаи на деле не выше поленницы, а вся степь – полчаса езды на сусликах, мания возвеличивания остаётся. Мне же хочется сравнить Свиридова с чем-то очень простым и удивительным. Он для меня – не океан, куда впадают реки с громкими именами. Пусть он будет лесной ручей, питаемый безвестными подземными ключами. И если какой-нибудь усталый путник, случайный прохожий набредёт на него, ручей доставит жаждущему нечаянную радость и напоит его влагой, какую он не будет пить ни в каком другом месте…
Ирина АРХИПОВА:
– …музыка Свиридова бесконечно глубока и выразительна, и передать её содержание можно лишь игрой, пением, но не словами или нотной записью.
<…>
Мне нередко хочется сказать Георгию Васильевичу: «В вашей музыке заложено много исполнительских вариантов. Вы даже, может быть, сами не знаете, как она многообразна». Я говорю это к тому, что композиторское истолкование музыки даёт певцу очень много, но иногда и мешает. Свиридов с большим трудом и лишь изредка принимает чужую интерпретацию. Его показ, его пение раскрывают образ произведения, содержание. Однако оно может быть исполнено иначе – ведь у певцов неодинаковые голосовые возможности, одному ближе лирика, другому – мощь, третьему – затаённость. Именно в том, что разные певцы отразят разные грани музыки Свиридова, – её будущее.
<…>
Георгий Васильевич – настоящий артист, великий художник, чуткий партнёр: всё человеческое ему понятно и близко. Это композитор нашей эпохи, наш современник, и огромное счастье быть знакомым со Свиридовым, петь его музыку, общаться с ним.