Не изменяй народу своему - 2

О «Диване» – сборнике стихов – получаем сведения со слов самого Низами Гянджеви, что газели поэта ещё при его жизни исполнялись певцами и были популярны повсюду. «Диван» включал в себя двадцать тысяч бейтов, но до нас дошла малая часть этого наследия поэта.

Касыда

Уж время шашками закрыть шесть клеток мировой доски,
С небес две кости для игры смахнуть движением руки.

А черноту и белизну небес расписки долговой –
Обещанных ночей и дней – рви, не жалея ни строки.

И гидросферы весь объём пусть испарится без следа,
И геосферы весь объём пусть разлетится на куски.

Давно уж может небосвод направить прочь свою ладью,
Чтоб канул мир в небытие, как тонущий – на дно реки.

О, если бы чуть легче стал вращающийся небосвод!
У мельницы короче век, коль жернова её легки.

Поскольку держит Землю Бык, уравновесив на рогах,
Дома, что воздвигаешь ты, все ненадёжны, не крепки.

Как поразить Быку Земли своим копытом Льва Небес?
Бык дрогнет, встретив когти Льва и смертоносные клыки.

Однако вижу я кругом сердца собачьи и боюсь:
Вдруг Бык теперь могуч и храбр, у Льва же – лапы коротки?

Пугает Землю небосвод – парящий купол голубой,
Так голубь башню облетит, боясь наткнуться на силки.

Чтоб в бурном океане дней корабль уверенней ты вёл,
Пусть якорем твоя нога уйдёт в смирения пески.

Стань Хызром праведным. Когда откочевать пора придёт,
Все воды перейдёшь ты вброд, сколь ни были бы глубоки.

Ты на Аллаха уповай, и, если морем станет мир,
Клянусь, на пальцах ног твоих сухими будут волоски.

Старея, не добреет страсть, и нам не легче сладить с ней:
Кусается змея больней в свои последние деньки.

Прямой и честный сделай шаг и станешь прям, как кипарис.
Крупицей мускуса весы на благовонье обреки.

В искусстве слов не почитай искусный вычурный обман,
Пусть правда славится тобой любым соблазнам вопреки.

Таким явись перед людьми, что если даже и солжёшь,
Поверят правдолюбцы в ложь, от всех сомнений далеки.

В обитель веры и добра вселись, душою обновлён,
В ней против дивов не нужны тебе ограды и замки.

Ослепнет страшная змея, едва взглянув на изумруд,
Иблис, услышавший Коран, оглохнет с первой же строки.

Когда, как праведный Халил, ты путь смиренья изберёшь,
К тебе разбойники пойдут в смиренные проводники.

Кричи и в стену бейся лбом, но сердце спящее твоё,
Пока не грянет Судный день, презрит и крики, и пинки.

Будь голосом хоть сам Санджар, греми под куполом небес,
Но эха тщетно станешь ждать: уж слишком своды высоки.

Но каждый, скорбный сердцем, свят и обретёт огонь Мусы.
Пророком Хызром стать не всем, кто открывает родники.

Довольно горечи морской испить придётся прежде, чем,
Глотнув дождинку, различишь в себе жемчужины толчки.

Жемчужину свою блюди, хоть свет её ничтожно мал,
Тусклей того, каким весной в ночи мерцают светлячки.

А ты, готовый мотыльком к семи светильникам взлететь,
Пугайся солнечной свечи: сгорают быстро мотыльки.

Став мудрой, голова твоя в човгане этом круговом
Всем клюшкам пусть подставит лоб, чтоб рады были игроки.

Слугой послушным быть учись. Избравшего служенья путь,
Возвысит тот, кого Аллах избрал себе в ученики.

Шихна, который справедлив, эмира обретает власть.
Эмира, коль он справедлив, о небо, шахом нареки.

Потворствуй преданным друзьям, их за проступки не гони,
Как напоит тебя сосуд, тобой разбитый в черепки?

Скликая войско, щедрым будь, хлеб не жалея раздавай,
И муравей, дающий хлеб, способен в бой вести полки.

Не жри, как плотоядный червь, жизнь воздержанием продли:
Ведь режут первыми овец, чьи тяжелее курдюки.

Но съеденное возвращай, стань словно шелковичный червь.
Его сверкающий венец – слюны бессчётные витки.

Страсть плотскую ты низведи до уровня тончайших трав
И бди, чтоб сосны невзначай не превратились в стебельки.

Страсть похотливую спеши как можно раньше одолеть:
Змея, в дракона превратясь, под старость злее жмёт тиски.

Не прочно царство у того, кто кровь ему подвластных пьёт,
Луна кровь солнца пьёт, и вот ей лик пятнают синяки.

Спеши пополнить свой амбар, хотя б крупицей добрых дел.
И от невзрачного зерна тучнеют хлебные мешки

Но те, кого ты угнетал, – страшись! – поднимут в Судный день
Над грешной головой твоей неумолимые клинки.

В мирах обоих суд один, и справедливость – всем судья:
Бесценней взятых золотых раздаренные медяки.

И если руки раздробит Бахману славному дракон,
То из обломков прорастут ладони, но не кулаки.

Мягкосердечен будь, как воск, Давуду кроткому под стать,
Чтоб стала сталь в твоих руках не твёрже сеяной муки.

Твоё стремленье к естеству естественно, ты им рождён.
Когда младенец ищет мать, его пробуй отвлеки.

Учёных общества взыскуй, уподобляясь в том Исе,
Амвон жилищем почитай, из мудрых фраз одежды тки.

Страшись в пророчествах дурных истолковать движенье звёзд:
Вдруг дымом собственных невзгод заволокло тебе зрачки?

Вода, земли недремный страж, когда-то в плоть войдёт земли,
А ветер озарят огня, взметнувшиеся языки.

Упрись ногой в небытие, вцепись руками в бытие
И успокойся: прочен кров, подпоры у шатра крепки.

Не говори: «Я буду мёртв, а здесь живому – жить в живом».
Твои суждения бедны, твои воззрения узки.

Там – всё иное, для иных, султан там нищ, босяк богат,
Тиран унижен, и для них законы эти не жёстки.

Круг солнца в небе голубом – как мыло в голубом тазу,
Чтоб смыли мы с одежд души и грязь, и пятна, и плевки.

Умою руки мылом тем и больше мира не коснусь.
А ты как хочешь: мой – не мой, тут выгоды не велики.

О Низами, забудь скорей про голубой небесный свод,
Пусть якорем пока не стал и не вцепился в дно реки.

И бренность мира ты пять раз напевом флейты возвеличь,
Тогда, быть может, царство слов придёт под власть твоей руки.

Чтоб клады счастья обрести, прибегни ко всесилью слов,
Чтоб камень в злато обратить, из сердца слово извлеки.

Перевод Марины Борисовой

Кыта

Где доблестный найдётся муж, кого бы мир не гнул?
Тех, кто не мучился бы тут в цепях полона, – нет.

Хоть счастье, как невесту, мы желаем разубрать,
Но всё ж убора для неё у небосклона нет.

Коль так убого бытие, каким его я зрел, –
То нет в нём света, ничего в нём, кроме стона, нет.

О сердце, словно ценный клад, ты оба мира чти!
Но оба здесь они, для них другого лона нет.

Мир, что в шатре семи небес, оставь, о Низами!
То – скорпион, спасенья нам от скорпиона нет.

Перевод Константина Липскерова

Рубаи

* * *
Ежели твой дух тоскою неизбывною объят,
Никакие в мире речи сердцу груз не облегчат.
Распустилась пышно роза в цветнике твоей души
И, тая свой лик от взоров, льёт томящий аромат.

* * *
Ах, очей твоих прекрасных лицезреть лучистый свет
Нашим скромным положеньем мы не заслужили, нет!
Тщетно воздыхали даже Кейгубад и Кейхосров
О свидании с тобою, и мечтанье наше – бред.

* * *
От очей моих влюблённых милая тайком ушла,
Не вняла моим стенаньям и, покинув дом, ушла.
Душу за полу хватало сердце бедное моё,
Но она, на них махнувши лёгким рукавом, ушла.

* * *
По тебе тоску не взвесят длани рока, наш кумир!
Но за муки не услышишь ты упрёка, наш кумир!
Пусть за нами ангел смерти не торопится прийти.
По тебе томясь, погибнем мы до срока, наш кумир!

* * *
От меня ушла ты! Где же мне тебя искать, увы!
О тоске моей великой некому сказать, увы!
Знаю, что теперь до гроба не увижу я тебя.
Мне одно осталось, кровью очи омывать, увы!

* * *
Как в курильницах алоэ, наши души в нас горят,
Ужасом кровавой брани наш несчастный край объят.
К нам стремишься ли, не знаю, но от нас ты так далёк!
Не вступаешься, хоть видишь, что идёт на брата брат.

* * *
Нет напитка лучше сока пьяных гроздей, мне поверь!
Слава лучшая кумирен в чистом их вине, поверь!
Мир земной – развалин груда: жизнь нам лучше провести
Под кабацким ветхим кровом в сладком полусне, поверь!

Перевод Олега Румера

Газели

ВЧЕРА

Расступился чёрный мускус, и она всплыла вчера.
Оттого пришли в порядок все мои дела вчера.

Луноликая спешила, соглядатаев боясь,
Полотно с Луны срывая, розы обожгла вчера.

На жемчужину глядел я, глаз не властен отвести,
Словно по моим ресницам – влажная – сошла вчера.

И покоились мы рядом. Пробудилось – и бегом
Счастье резвое пустилось, чуть сгустилась мгла вчера.

«Ухожу! – она сказала. – Что мне дать в залог тебе?» –
«Поцелуй», – я той ответил, что мне жизнь дала вчера.

Я проснулся, опалённый, и огонь во мне горит, –
Впрямь была вода живая в той слезе светла вчера.

Головою ширваншаха вам клянётся Низами:
Лишь во сне со мною вместе милая была вчера.

МЕНЯ

Ты видишь: я твой давний друг, – зачем томишь тоской меня?
Зачем отталкиваешь ты с небрежностью такой меня?

Коль спросишь о беде моей, оставь меня в моей беде,
Коль озабочу я тебя, забудь в заботе злой меня.

Я пред людьми тобой горжусь, но как меня стыдишься ты!
Я приношу тебе любовь, а ты даришь враждой меня.

Какой бы цвет не приняла, – и я такой же цвет приму, –
Аллаха славь, носи зуннар, – увидят все с тобой меня.

Коль скорбь моя не тяжела, тебе со мной скорбеть легко,
А если я пред ней склонюсь, прогонишь с глаз долой меня.

Своим сокровищем тебя всегда признает Низами.
Тебе пристало унижать, казня своей рукой меня.

НА МИГ

Спустилась ночь. Явись, Луна, в мой дом приди на миг!
Душа желанием полна, – о, погляди на миг!

Ты – жизни плещущей родник, исток существованья,
Недаром я к тебе приник, – прильни к груди на миг!

Не ненавидь, не прекословь, дай мне немного счастья!
Смотри, как жадно бьётся кровь, – к ней припади на миг!

Верь этим благостным слезам и, если я отравлен,
От чёрной немочи, бальзам, освободи на миг!

Зачем ты пляшешь на ветру, изменчивое пламя?
Будь благовоньем на пиру и услади на миг!

Но смоль волос вокруг чела – тугры крылатой росчерк.
Я раб, султаном ты пришла, – так награди на миг!

Перевод Арсения Тарковского

ДО УТРА

Спать не стоит! Станем лучше веселиться до утра!
Этот сон в другие ночи мной продлится до утра.

То к тебе прижму я веки, то тебя душою пью,
Чтоб тебе вот в этом сердце поселиться до утра.

Ты, дитя, миндальноока, сахар – твой красивый рот,
Пьяным любо снедью этой усладиться до утра.

До утра вчера в разлуке руки горестно ломал.
Ночь – и я в венце, и розам не развиться до утра.

Жизнь свою тебе я отдал. Вот – рука, и весь я твой.
Дважды шесть! И в нардах счастье нам сулится до утра!

Ты склони свой зульф смиренно и до полночи целуй.
Растрепи, как зульф, смиренье, – винам литься до утра.

К Низами стихам склоняйся! Что кольцу в твоём ушке
До кольца дверного! Кто-то пусть стучится до утра!

Перевод Константина Липскерова

СЛИШКОМ

Кумир мой, колдовство не грех, но ты игрива слишком!
Мне уст не разомкнуть при всех, ты говорлива слишком!

Ты любишь воровать сердца, что правоверным не к лицу,
А ведь лишённый сердца мстит несправедливо слишком!

Смягчи свой непреклонный взор, налюбоваться дай собой,
Ведь ты не стражник, я не вор, следишь ревниво слишком.

Служенья поясом свой стан стянул я, словно муравей,
А ты, мой друг, не Сулейман: рвёшь дар ретиво слишком.

Но если, Низами, хмельна, на пир твой явится она,
Не бойся, ей налив вина, быть торопливым слишком!

Я НЕЛОВКИЙ ВОР

Влюблён я, как решить в душе идущий спор?
Путь разума избрать или познать позор?

Пока душа жива, хочу владеть твоей.
Умру, но не уймусь, я на решенье скор.

Лишь встречу, ухвачусь рукой за локон твой.
Влюблённым, знаешь ты, безумство – не в укор.

Влюблён в тебя, и вот весь город – мне судья,
Так отмени ж его суровый приговор!

Такой тоски желать не стану и врагу.
Ты – запертый ларец, а я – неловкий вор.

Перевод Марины Борисовой

Иззаддин ГАСАНОГЛЫ

(1272  –1348)

Начиная с VII века долгие столетия на всём цивилизованном Востоке арабский являлся для всех народов языком науки, все значимые работы в разных областях науки писались на этом языке. Начиная с Х века в поэзии персидский язык начал занимать ведущую позицию и со временем стал главенствующим языком поэзии на всём исламском Востоке. В те далёкие годы все одарённые восточные люди в совершенстве владели как минимум тремя языками: своим родным, арабским и персидским.

Ценность в истории азербайджанской классической литературы Иззаддина Гасаноглы определяется тем, что он был первым поэтом, произведение которого дошло до нас на тюркском языке. В своих газелях поэт демонстрирует высокое художественное мастерство. Он обращается к традиционным образам и фигурам арабско-персидской лирической поэзии, но многие выразительные средства здесь свежи и новы. И именно они придают газели особую прелесть, изящную интонационно-словесную гармонию. Эти газели, украшенные завуалированными символами, являются блестящими образцами классической азербайджанской лирической поэзии.

Газели

ТЫ ДУШУ ВЫПИЛА МОЮ

Ты душу выпила мою, животворящая луна.
Луна? – Краса земных невест! Красавица – вот кто она!

Мой идол! Если я умру, пускай не пенится графин.
Какая пена в нём? – Огонь. Он слаще красного вина.

От чаши, выпитой с тобой, шумит у друга в голове.
Какая чаша? – Страсть моя. Любовь – вот чем она пьяна.

Царица! Сладкой речью ты Египту бедами грозишь:
Всё обесценится, падёт на сахарный тростник цена.

Покуда амбра не сгорит, её не слышен аромат.
Какая амбра? – Горсть золы. Какой? – Что в жертву предана.

С младенчества в душе моей начертан смысл и образ твой.
Чей смысл? – Всей жизни прожитой. Чей образ? – Снившегося сна.

Гасаноглы тебе служил с той верностью, с какой умел.
Чья верность? – Бедного раба. Вот почему любовь верна!

ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ?

Безжалостна она и весела. Что мне делать?
Сгубила сон, покой мой унесла. Что мне делать?

Пусть обвиняют люди, пусть корят за стенанья:
Я был влюблён – и вот сожжён дотла! Что мне делать?

День на дворе: не повидаться днём с луноликой!
Ночь за окном: лишь звёздам нет числа! Что мне делать?

Украла сердце, а сама ушла не прощаясь!
Где сердце, где душа? Повсюду мгла! Что мне делать?

Измотанный вконец, не нахожу исцеленья.
Неряшлив стал и запустил дела. Что мне делать?

Аллах дарует милость, да не всем – лишь красавцам!
Гасаноглы он столько сделал зла! Что мне делать?

Перевод Павла Антокольского