Программа «Реакция Вассермана» на канале НТВ дала возможность знатоку и интеллектуалу, фамилия которого вынесена в название, стать значимой фигурой общественной жизни России. Однако у этой передачи существуют свои рамки, ограничения по времени. Газетное интервью позволяет высказаться подробнее.
– Анатолий Александрович, у вас опыт сосуществования с телевидением ещё с советских времён. Как вы полагаете, куда движется ТВ?
– Насколько я могу судить, крупнейшие российские телеканалы – федеральные – меняются в основном к худшему. Виновны в этом прежде всего коммерческие соображения. Телевидение оплачивается почти исключительно рекламой. Реклама тем эффективнее, чем шире аудитория. Соответственно авторы передач стараются расширить аудиторию любым способом и любой ценой. Прежде всего – путём упрощения передач, чтобы их мог воспринять любой зритель. В результате основная масса зрителей сейчас куда умнее основной массы передач. Само по себе это было бы не страшно: есть и множество иных, кроме ТВ, способов и развлечься, и новости узнать. Но у многих зрителей не хватает времени на другие способы – и они постепенно глупеют вслед за передачами. Замыкается петля положительной обратной связи, где каждое звено усиливает действие другого. Если продолжится ориентация телевидения только на коммерцию, народ поглупеет настолько, что уже просто не сможет зарабатывать достаточно, чтобы реклама окупилась.
– Как бы вы могли описать своё «идеальное телевидение» применительно к сегодняшним реалиям?
– Миссией средств массовой информации в идеале должно быть развитие и совершенствование аудитории. Советское телевидение времён моей юности относилось к этой задаче всерьёз, но уже к концу 1970-х слишком многие деятели искусства не просто держали фигу в кармане, но и гордились ею. Они ориентировались на массовую культуру. Между тем её вовсе не должно существовать как самостоятельного явления. Шекспир, Моцарт, Рембрандт – тоже массовая для своего времени культура. Отличие массовой культуры от «искусства для искусства» – не в уровне творчества, а в стремлении творца довести свои чувства и мысли до всех, а не только до нескольких знакомых. Что же касается глобализации, то в идеале она должна предоставить каждому человеку доступ ко всему богатству и разнообразию мира, но фактически сейчас под нею понимают причёсывание всех стран и народов под одну гребёнку. Естественно, такой трактовке глобализации можно и нужно сопротивляться. Причём как раз Россия (не только Российская Федерация, но всё, что ещё недавно именовалось Союзом Советских Социалистических Республик), располагает столь неисчерпаемым разнообразием, что может и обязана – и ради себя, и ради всего остального мира – стать центром глобализации как разнообразия.
– Существует стереотип о «четвёртой власти». Ваше участие в программе НТВ «Реакция Вассермана», к примеру, сделало вас более влиятельной персоной?
– К сожалению, я отслеживаю лишь очень малую часть действий власти, так что не берусь сказать, что какие-то из них вызваны моими высказываниями. Скорее, уж и я, и многие деятели власти черпаем сведения из примерно одинаковых источников, мыслим сходным образом и поэтому приходим к одним и тем же выводам. Резонанс я наблюдаю в основном в Интернете, ибо там проще всего найти сведения по ключевым словам. Поэтому не чувствую себя влиятельным. Но, конечно, очень надеюсь, что какие-то мои слова дойдут до лиц, принимающих решения, хотя бы в пересказе.
– Алексей Венедиктов так прокомментировал своё отношение к вашей программе: «По поводу Вассермана. У меня реакция на него отрицательная. То есть я здоров». Как вы относитесь к «Эхо Москвы» и либеральным СМИ?
– Я очень благодарен им за излечение меня самого от либерализма и либертарианства. В 1990-е и начале 2000-х я искренне веровал в эти учения о благотворности неограниченной политической – либерализм – и экономической – либертарианство – свободы личности без всякой оглядки на общество. Но видя накал страсти проповедников этих верований, я постепенно усомнился: если их впаривают столь нахраписто – может быть, без такого нахрапа их не возьмут? От этого простого вопроса начались мои собственные исследования учений о неограниченной свободе личности, через несколько лет завершённые выяснением их фундаментального противоречия принципам теории систем. Попытка устроить общество по принципу неограниченной свободы ведёт в лучшем случае к катастрофической потере эффективности общего хозяйства (что мы и наблюдаем с начала перестройки), а то и (по выражению Томаса Хоббса) к войне каждого против всех. Все эти выводы начались с простого наблюдения: чем либеральнее СМИ, тем истеричнее. За эту наглядную демонстрацию несостоятельности их идей я им глубоко признателен.
– Ваше отношение к недавно умершему телемагнату Березовскому?
– Насколько я могу судить, для Бориса Абрамовича телевидение не было важной работой или хотя бы увлечением. Это был всего лишь один из множества используемых им инструментов зарабатывания и повышения своего влияния ради лучших условий зарабатывания. За пределами этой задачи он не вмешивался в деятельность принадлежащих ему (или – куда чаще – контролируемых им путём приватизации менеджмента, то есть подкупа руководителей структур, принадлежащих другим) средств массовой информации, а потому не влиял на развитие журналистики в целом и телевидения в частности. Его смерть последовала уже после утраты им последних остатков влияния (и денег, позволяющих надеяться на возрождение влияния), так что вряд ли хоть как-то скажется на деятельности даже тех, кого он когда-то подкупал.
– Вы живёте между Россией и Украиной. Удалось ли вам привыкнуть к политическому разделению этих ныне отдельных стран?
– Полагаю, разделение России на части – включая Российскую Федерацию и Украину – вряд ли переживёт нынешнее десятилетие. В годы финансового бума ещё сохранялась надежда на преодоление разрушительных экономических последствий разрушительной политики. Теперь же – в разгар второй Великой депрессии – очевидно: нет у нас иного способа выжить, кроме единства. Причина этого – тема отдельной публикации, но в самом факте уже невозможно сомневаться. Полагаю, политики, не способные или не желающие понять это, рано или поздно будут отстранены от власти своими народами.
– Существуют ли перспективы объединения России и Украины или хотя бы экономической интеграции в рамках таможенного союза?
– Технология воссоединения Украины с остальной Россией давно вычислена. Ввод её в действие – вопрос политической воли. А на неё давят Соединённые Государства Америки, опасающиеся возрождения нашего былого величия: они более полувека назад приняли директиву Совета национальной безопасности, требующую не допускать появления в мире какой бы то ни было силы, способной препятствовать их своеволию. В какой момент сложится обстановка, позволяющая пренебречь этим давлением, – не берусь гадать. А пока и СГА, и Европейский союз готовы пообещать Украине что угодно (а порою даже дать что-то реальное), лишь бы удержать её подальше от Российской Федерации. Да и самим правителям Украины это выгодно. Ведь (по данным опроса, проведённого в 2008-м знаменитой социологической фирмой Gallup) 5/6 граждан Украины по родному языку русские, так что после воссоединения Украина сольётся с Российской Федерацией в единую Россию, не нуждающуюся в отдельных киевских правителях, независимых от своих избирателей.
Для воссоединения нужны правители, заботящиеся о своём народе и о своём политическом будущем больше, чем о похвалах и упрёках из Вашингтонского обкома. К сожалению, в обеих республиках такие политики составляют явное меньшинство, ибо всё тот же Вашингтонский обком располагает мощными средствами психологического (а порою и юридического) давления. Но, полагаю, президенты Путин и Янукович менее склонны противодействовать воссоединению, чем их предшественники.
– Как вы оцениваете перспективы федерализации Украины?
– Как практически недостижимые. Нынешняя унитарная конструкция делает Украину зависимой от Галичины, контролирующей Украину не только через психологическое давление, но и через моральное оправдание украинского сепаратизма галицким национализмом. В Галичине – в отличие от Украины – русские сейчас составляют явное меньшинство, и полное единство Галичины с Украиной оправдывает отделение Украины от остальной России. В то же время унитарность позволяет Галичине получать громадные дотации от общегосударственного бюджета – то есть от русских регионов (Донбасс, Новороссия, южное Поднепровье, Слобожанщина), жизненно необходимые, ибо уже в первое десятилетие независимости Галичина полностью уничтожила наследие ненавистных москалей – развитую промышленность и ориентированное на неё образование. Федерализация позволит русским регионам ощутимо сократить этот поток дотаций из своего кармана, а своим трудом Галичина не выживет. Поэтому Галичина одновременно заявляет о своей готовности исполнять только те законы Украины, которые нравятся ей самой, и в то же время истерически запрещает русским регионам любые намёки на подобное же поведение.
– Вы неоднократно заявляли, что являетесь марксистом. Как вам кажется, существует ли сейчас мода на марксизм?
– Моды на марксизм нынче нет. Есть осознание правоты этого учения, вызванное прежде всего нынешней второй Великой депрессией: ведь возникла она именно потому, что страны, всё ещё почему-то именующие себя развитыми, отказались от последних остатков социализма в управлении своим хозяйством и вернулись в тот самый незамутнённый разумом рынок, какой исследовал Карл Хайнрихович Маркс ещё полтора века назад. Собственно, и я вернулся к классическому марксизму (после обширных блужданий по многим другим направлениям экономической мысли) прежде всего под давлением неопровержимых улик, порождённых общемировым кризисом. Возврат же к социализму неизбежен не только в порядке выхода из кризиса, но и по чисто техническим причинам.
Уже около полувека назад строго математически доказано: полный точный оптимальный план производства как единого целого позволяет извлекать из данного набора ресурсов (в том числе и человеческих ресурсов) существенно больший конечный результат, чем распределённое – рыночное – планирование, где каждый хозяйствующий субъект оптимизирует только собственную деятельность, рассматривая всех остальных только как внешние ограничения на область поиска собственного направления действий. Причём разница тем больше, чем сложнее хозяйство, чем больше названий видов производимой продукции (включая все детали вроде болтов и гаек) принимается в расчёт. В общемировом масштабе план может дать выигрыш в 4–5 раз. Но и сложность расчёта плана пропорциональна этому самому числу названий в степени примерно три с половиной. Сейчас весь мировой компьютерный парк может управиться с этим расчётом примерно за тысячелетие – а ведь в идеале пересчитывать план нужно ежесуточно! План же, рассчитываемый централизованно в разумные сроки, оказывается хуже рынка в те же 4–5 раз. Но вычислительная мощность мирового компьютерного парка растёт куда быстрее, чем сложность мировой экономики.
Ещё лет пятнадцать назад такой расчёт занял бы примерно миллиард лет. А к 2020 году его можно будет производить менее чем за сутки – что и нужно для идеального управления всем хозяйством. К тому же времени созреют и технические возможности автоматического получения сведений, необходимых для планирования, и проверки исполнения планов (а во многих сферах деятельности – даже автоматического следования этим планам). Причём осуществить все преимущества централизованного планирования можно только при условии единой собственности на все средства производства (иначе каждый хозяйствующий субъект окажется перед соблазном получить некоторую выгоду из уклонения от общего плана – даже ценой несопоставимо больших потерь в других звеньях экономики), то есть при социализме. Правда, выигрыш по сравнению с рынком получится такой, что – как показывают предварительные исследования – перейти к новому социализму можно безударным путём, дав каждому не меньше (а чаще всего – существенно больше), чем он потеряет. Более того, наши исследования показывают: все известные недостатки социализма проистекают из ограниченности возможностей тогдашних информационных технологий – то есть в новом социализме этих недостатков просто не будет. Конечно, взамен появятся новые: нет ничего состоящего из одних достоинств. Но недостаток недостатку рознь: у кого суп жидкий, у кого жемчуг мелкий. Я предпочитаю иметь дело с мелким жемчугом. Чего и всем читателям желаю.