Важным для Украины событием (не только телевизионным, но и политическим) стала демонстрация многосерийного документального проекта «1941», в основу которого положены «исторические концепции» Резуна-Суворова. В телестудии эксперты и политики бойко углубляли антисоветскую тему. А показывалось это всё на ТРК «Украина» – канале, принадлежащем Ринату Ахметову, одному из лидеров и спонсоров «Партии регионов».
2013. Украина. Ток-шоу «1941. Запрещённая правда»:
– Вы считаете, что Советский Союз был лучше, чем режим Гитлера?
– Радянський Союз хотив свитову революцию!
– Вы захыщаете людожерський режим!
– У меня два деда воевали!
– Так нам гордиться или стыдиться того, что мы воевали?
Макс Хоркхаймер и Теодор Адорно. «Диалектика Просвещения», 1944:
«Как только начинается фильм, сразу же становится ясно, каков будет его конец, и кто будет вознаграждён, наказан или забыт... От аудитории не ожидается никакого независимого мышления... Любая логическая стыковка, требующая умственного напряжения, тщательно избегается... Уничтожается контекст... Расчленяется идея... Уничтожается личность...»
В своей книге немецкие философы Хоркхаймер и Адорно описали бесчеловечность «индустрии культуры», которая уже после их смерти прирастёт префиксом теле. По сути, впрочем, индустрия эта от новой приставки мало изменится.
Пронизанный логикой рациональности, капитализм, в изложении авторов, становится не «невидимой рукой» успеха, как предвещал Адам Смит, а невидимой рукой человеческих страданий, как настаивал Карл Маркс. Но не потому, что капитализм эксплуатирует труд человека, а потому, что он эксплуатирует человеческую душу, превращая её в товар. Когда каждый человеческий выдох и вдох делается с расчётом на произведённый эффект, рано или поздно становится нечем дышать. Когда уничтожена культурная матрица, рождающая живых людей. Когда есть только «железная клетка рациональности», в которой нет места творчеству, а значит, и свободе. Когда наступает время большого, всеобъемлющего тоталитаризма: «Тирания оставляет в покое тело и атакует душу».
В широком философском смысле для Хоркхаймера и Адорно нет разницы между концлагерями Гитлера и индустрией культуры, уничтожающей человека. И то и другое вытекает из логики капитализма – уничтожить всё, что не поддаётся классификации, упрощению и маркетированию, необходимых для эффективного функционирования рынка. И то и другое – логическое продолжение философии Просвещения, провозгласившего освобождение человечества от мифологии, богов и в конечном счёте от самого человека. Но человек не может без богов. Они «встают из могил» и мстят потомкам. В сумерки погружается разум. Богами становятся «измы». Мёртвыми богами мёртвых людей.
О кризисе западной модели современности кричат манифестанты Сиэтла и Парижа, Берлина и Лондона. О нём спорят академики Принстона и Гарварда, Оксфорда и Мадрида. Спорят не в том смысле, есть ли кризис. Пытаются понять, живы ли люди, способные его остановить.
На фоне растущего осознания бесчеловечной сути капитализма примечательными выглядят изменения в оценке советского наследия. Вот цитата из Мануэла Кастеллса, профессора Анненбергской школы: «В последние годы мы привычно принижали заслуги советской экономики. Мы часто забывали о том, что в течение длительного времени, особенно в 1950-е и 1960-е годы, советский ВВП рос, в общем, быстрее, чем в остальном мире, хоть это и имело цену в человеческом и природном измерении».
А вот Джозеф Стиглиц, нобелевский лауреат: «Советская система, хоть она и не делала жизнь лёгкой, избегала экстримов бедности и сохраняла жизненные стандарты относительно равными, обеспечивая высокий общий уровень по качеству образования, жилищным условиям, здравоохранению и т.д.». Тот же сдвиг: от цены за модернизацию (обычный ракурс времён холодной войны) до успехов этой модернизации.
Дело не в холодной войне и не в её окончании, дело не в отношении Запада к исчезнувшему Союзу. Вопрос не в прошлом – он в будущем. И вопрос не в СССР, а в стремительно глобализирующемся западном «обществе кризиса». Каким ему быть? Миром, где по-прежнему царит капитал? Запад ищет, пытаясь доказать себе и вселенной, что в нём ещё теплится жизнь. Переосмысливая стереотипы, расширяя рамки восприятия, прислушиваясь к «другим» голосам.
В этом смысле «гибридность» советской модели представляет собой немалый интерес. Богу модернизации было принесено огромное количество человеческих жертв. Но СССР всё же сохранил матрицу человечности, не превратил культуру в товар. «Неформальный социализм», в котором жили советские люди – с дружбой, взаимовыручкой, любовью без брачных контрактов, – это по большому счёту и есть тот Союз, который мы помним, ценим и который до сих пор не хотим потерять.
Казалось бы, при чём здесь нелепое шоу «1941 год», с помпой представленное на ТРК «Украина»? При чём здесь мордатый националист в студии, надрывно и прогнозируемо стенающий по поводу «людожерського СРСР»? При чём здесь комичный ведущий этого «шоу», опереточно закручивающий нелепейшие трели типа «Так нам стыдиться того, что мы воевали, или гордиться этим?» При чём здесь сидящие в студии, которые радуются и аплодируют происходящему абсурду?
Шоу «1941» в исполнении ТРК «Украина» – это ярчайший образец зомби-реальности, описанной Хоркхаймером и Адорно. Всё то, чего НЕ БУДЕТ в студии, было известно ещё до включения софитов. Было понятно, что там не будет жизни: поиска истины, серьёзного разговора. Ответы и реакции определены здесь заранее. Действо это будет прекращено только по требованию Эфирного Божества, имя его – Рейтинг, природа его – Капитал.
Отсюда – обезьяньи выходки напомаженного ведущего, поставленная безучастность закадрового чтеца, энергичная нарезка видеокартинок и прочая коммерческая требуха. Отсюда – отсутствие живых мыслей, желания искать и потребности по-человечески общаться. Отсюда – смех и радость публики там, где по любым человеческим канонам радости быть не может.
Смех в больном обществе – диагноз, писали Хоркхаймер и Адорно в 1944 году. Когда общество больно, то не над чем смеяться и нечему аплодировать. Это смех смерти. Глядя на происходящее в студии украинского канала, я думаю даже не о том, что авторы «Диалектики Просвещения» были, наверное, правы. Интересует другое: неужели все мы так беспробудно мертвы? И если всё-таки нет, то можем ли мы ради будущей жизни подняться над убогостью навязываемых нам дискуссий? Быть шире во взглядах, чем узколобые националисты? Умнее дешёвых комедиантов? Человечнее торгашей? Вопрос ведь не в них, ненавидящих СССР. Вопрос в нас, его защищающих. Потому что, защищая, мы часто уподобляемся им. Упрощая, отстаивая банальные «истины». Не слушая, не пытаясь понять. В этом – наша уступка им и демонстрация принадлежности к их мёртвому миру.
Советский Союз был большой страной: с большой идеей и не менее большими ошибками. Осмысление его наследия требует размаха – такого же, каким был он сам. Узости мысли – ни украинской, ни русской, ни какой другой – нет места в этом разговоре. Ни один из «измов» не даст ключа к пониманию того, что мы потеряли, и уж тем более к пониманию, что мы ещё можем найти. «Измы» – это наследие западной культуры. Её время проходит. Пора искать новые решения и новые пути. А если мы не в состоянии это сделать, то чем же мы отличаемся от убогих скоморохов, которых в очередной раз собрала на ярмарку хуторского тщеславия «Украина»? Которую от настоящей страны отличает главное – она всегда в кавычках.
