Сразу оговорюсь: мне никогда не нравились рассказы, в которых хорошо закрученная фантасмагория заканчивалась тем, что герой просыпался. Оказывается, всё происходило во сне. Уж очень это лёгкий выход из ситуации.
Однако здесь я хочу описать свой сон, и где-то в конце, естественно, я проснусь. Ничего не поделаешь – закон жанра.
Я расположился на веранде. Пахло дымом – где-то горел костёр. Рядом со мной лежали кандидат биологических наук Копылов, лаборантка Тимофеева, слесарь-механик 6-го разряда Матвеев, заместитель начальника доктор физико-математических наук Трофимов, сам начальник профессор Разумовский и Карасюк.
Стояла душная летняя ночь. Во дворе от лёгкого ветерка шумели тополя, лаяли собаки. Прошла молочница, позвякивая пустыми бидонами.
Звёзд не было, и только в правой части небосклона светилась одна голубоватая точка.
Первым нарушил молчание профессор Разумовский.
– Так вы продолжаете утверждать, что наша планета плоская? – Он сел на кровать и хмуро посмотрел на меня поверх очков.
– Плоская, – грустно ответил я. – В форме диска.
– Может, вы скажете, что она стоит на трёх китах? – спросил Копылов.
– Или на трёх слонах? – подала голос Тимофеева.
– Возможно, этого я точно не знаю...
– Позвольте, – вставил слово Трофимов, – как же быть тогда с теоремой Иванова-Джеймса? С формулой Карра? Наконец, с постулатом Сидорова? Я уже не говорю про аберрацию.
– Профанация! – сказал Карасюк. – Объявить выговор с предупреждением к чертям собачьим! Учёный! – Он гневно посмотрел на меня и на присутствующих.
И только Матвеев молчал, уставившись в одинокую звёздочку на небе.
Тогда встал профессор Разумовский. Он встал во весь свой средний рост, потянулся, зевнул, слегка почесался и начал.
Профессор говорил долго и очень убедительно. Иногда он подходил к доске и быстро писал формулы, брал двойные и тройные интегралы, раскладывал кое-что в ряд Фурье, чертил планетарные модели, вычислял векторы, использовал матрицу и комплексные переменные. Наконец, когда он взялся за проблему чисел близнецов, я не выдержал и сказал, что вчера сам дошёл до края и увидел бездну и что вообще пора прекращать всю эту бодягу, так как очень хочется спать.
Что тут началось! Ничего нельзя было разобрать, кроме отдельных выкриков: «Может, вы и в чертей верите?!», «Джордано Бруно выискался...», «...аспирантуру с отличием...», «...а на закон Ньютона начихать?!», «...выговор с занесением к чертям собачьим!», «...аксиома Барского...», «...длина окружности равна два пи эр, и мы не позволим...», «...уволить по собственному желанию к чертям собачьим!».
После этого вдруг наступила тишина. Тогда встал Карасюк и гневно сказал:
– За истекший световой квартал мы добились целого ряда успехов. Начиная с Евклида и даже до него и кончая Лобачевским с его неевклидовой геометрией, и даже позже, вплоть до вас, товарищ Разумовский, никаких претензий у нас быть не может.
Да, сумма углов треугольника равна 180 градусов! Да, температура кипения воды равна ста градусам! – Карасюк сделал паузу и торжественно обвёл всех взглядом. – Но вот вы говорите: «Теорема Ферма, теорема Ферма!» А про человека забыли.
Евклид сказал: «Через одну точку нельзя провести две параллельные прямые», и это правильно. Лобачевский сказал: «Можно!», и это тоже правильно. А вот товарищ Пальцев (это я) никак не может понять, что совесть тоже надо иметь!
Возьмём, наконец, третье действие арифметики – умножение. Как говорится, от перемены мест сомножителей... – Карасюк сделал паузу. – Как там дальше, профессор?
– Произведение не меняется! – хором заорали присутствующие.
– Теперь возьмём вас, товарищ Пальцев, – продолжал Карасюк, – ведь вы что же утверждаете? Вы утверждаете, что планета плоская, а этого не может быть в силу вышеизложенного.
– Боже мой! – раздался стон доктора физико-математических наук Трофимова.
– Бога нет! – резко оборвал его докладчик, и Трофимов затих.
И тут мне приснилось, что я засыпаю...
...На меня надели грубую жёлтую рубаху, тряпичные туфли и ввели в большой зал с высоким потолком. Я шёл по каменным плитам, держа в руке модель атома из папье-маше. В конце зала возвышалась кафедра, на которой стояли литой серебряный стол и тёмная деревянная скамья. На столе горели свечи.
Из маленькой резной двери сбоку от кафедры вышли люди в чёрных одеждах и медленно опустились на скамью. Один из них, среднего роста, вынул свиток и в полной тишине торжественно принялся читать таблицу умножения. Сидящие на скамье хором повторяли за ним: «Пятью пять – двадцать пять, пятью шесть – тридцать, пятью семь...»
Кончив читать, человек убрал свиток и спросил меня:
– Так вы продолжаете упорствовать в том, что наша планета плоская?
– Да!
– Сжечь к чертям собачьим! – сказал другой чёрный человек.
Люди на кафедре стали о чём-то тихо совещаться и затем зачитали приговор: «За отказ от науки, за неверие в математику, физику, астрономию, в третье действие арифметики и др., за упорное нежелание считаться с достижениями человеческой мысли, а стало быть, за отказ от гуманистических идеалов – лишить звания кандидата физико-математических наук вплоть до пятого колена, конфисковать диплом об окончании университета, отобрать аттестат зрелости, а также сжечь к чертям собачьим».
После этого они ещё раз зачитали таблицу умножения и удалились.
...Я стоял на площади, привязанный к столбу. Слесарь-механик Матвеев колол поленья. Лаборантка Тимофеева плакала и молча аккуратно укладывала у моих ног хворост. Кандидат биологических наук Копылов, стиснув зубы, обливал дрова керосином.
Я в последний раз посмотрел на одинокую звёздочку и сказал:
– А всё-таки она плоская!
Подошёл Карасюк и бросил горящий факел...
Я проснулся на веранде. Пахло дымом – где-то горел костёр. Рядом со мной лежали Копылов, лаборантка Тимофеева, слесарь-механик Матвеев, заместитель начальника Трофимов, сам начальник профессор Разумовский и Карасюк.
Стояла душная летняя ночь. Во дворе от лёгкого ветерка дико выли машины, шумели тополя, лаяли собаки. Прошла молочница, позвякивая пустыми бидонами.
Звёзд не было, и только в правой части небосклона светилась одна голубоватая точка – Земля, от которой наша плоская планета Дельта в настоящий момент находилась на расстоянии одной световой декады.
Владимир ВЛАДИН
