КОНКУРС
Екатерина Мечетина – одна из самых талантливых и ярких современных пианисток молодого поколения. Она родилась в Москве в музыкальной семье, заниматься музыкой начала в четырёхлетнем возрасте. Окончила Центральную музыкальную школу, затем Московскую консерваторию (класс доцента В.П. Овчинникова), а в 2004 г. – аспирантуру МГК в классе выдающегося музыканта и педагога, профессора Сергея Доренского.
В активе Екатерины Мечетиной – призы крупных международных конкурсов. В их числе – «Премия Моцарта» в Вероне (Гран-при, в возрасте 10 лет), 1-й юношеский конкурс пианистов им. Ф. Шопена в Москве, Международный конкурс пианистов им. Бузони в Больцано, конкурс в Пинероло (Абсолютная 1-я премия, 2003), Всемирный конкурс пианистов в Цинциннати (1-я премия и Золотая медаль, 2004).
Первый сольный концерт юной пианистки состоялся в 10 лет в зале ЦМШ. Через два года она приехала с концертным турне в Японию, где состоялось 15 её сольных выступлений. С тех пор она побывала в более чем 30 странах мира.
– Вы не сразу дали согласие участвовать в жюри IX Международного телевизионного конкурса юных музыкантов «Щелкунчик». Почему всё-таки согласились?
– Дело не во мне и каких-то моих принципах. В прошлом году у меня никак не получалось совместить свой график с «Щелкунчиком», хотя мне очень хотелось участвовать ещё и тогда.
– Вы помните свои первые конкурсы?
– Я помню все конкурсы. И первые, и последние тоже. Но чем старше, тем сложнее. Потому что чувство ответственности растёт вместе с нами и с нашим творческим ростом. А в детстве ещё не так всё страшно – нужно просто выходить и играть.
– Какова основная задача жюри? Вы знаете клятву Гиппократа: «Не навреди!»? Есть ли у жюри такая же?
– На конкурсе очень трудно не навредить. Потому что так или иначе кто-то из достойных ребят может выступить неудачно. Или, наоборот, удачно выступит тот, кто в обычное время – крепкий середняк. Наверное, главное – быть честным и судить по сегодняшнему дню. Не по перспективе, а по тому, что мы видим сейчас. Не надо раздавать авансы.
– Вы будете строгим членом жюри?
– Я буду стараться быть справедливым членом жюри, потому что я сама столько раз была по ту сторону конкурсов. И мне очень хотелось бы, чтобы ни у кого не было срывов. Самое обидное, когда талантливый человек срывается на сцене, очень трудно его судить. С другой стороны, не хочется придираться к каким-то мелким, смазанным нотам. Это не имеет отношения к перспективе, развитию и к художественному образу. Это бывает со всеми и всегда. Но, наверное, победит, как всегда, сильнейший. Мне в своё время говорили педагоги: если хочешь победить, нужно быть на десять голов выше остальных. Я надеюсь, что такой человек появится. И нам не будет трудно выбирать между многими сильнейшими.
– Что вы можете сказать о новом поколении музыкантов? Ведь сейчас во многих сферах художественного образования наблюдается спад. С чем это связано?
– Я не знаю, с чем это связано. Моя мама, педагог в музыкальной школе, говорит, что вообще детей стало меньше. Это объяснимо, потому что в 90-х годах рождаемость снизилась. Но, судя по тому, как вырос технический уровень, – если говорить о чисто формальной стороне исполнительства, – это просто фантастика. Сейчас дети играют то, что 50 лет назад не каждый взрослый мог сыграть.
– С маленькими Щелкунчиками вы потом будете поддерживать отношения?
– Мне бы очень хотелось. Я в любом случае буду следить за их творческой судьбой, потому что наверняка они все в своё время поступят в консерваторию. Так получается, что все дороги рано или поздно ведут в Московскую консерваторию, даже если это дети из других городов или стран. «Щелкунчик» – международный конкурс. А наши преподаватели действительно определяют педагогическую ситуацию во всём мире. Так или иначе либо иностранцы приезжают сюда учиться (в консерватории очень много иностранных студентов), либо педагоги уезжают за границу и дают там мастер-классы, или постоянно там живут и преподают. Таких примеров очень много. И это хорошо. Самое главное, что наша школа распространяется на весь мир.
– А какие отличительные черты нашей школы?
– По сравнению, например, с европейской, которая мне более известна, мы более открыты душой, у нас более эмоциональная манера исполнения, что, кстати, часто служит не очень хорошую службу нашим участникам на международных конкурсах. Говорят, что мы слишком открываем себя, что это во вред музыке. Особенно этим грешат французы, у которых такой «рафине»-стиль. Они очень гордятся своей утончённостью, и мы им кажемся несколько грубоватыми. Порвём на себе рубаху, коня на скаку остановим…
Но ведь в этом же наше достоинство! Мы не должны этого терять. Мы должны приобрести всё лучшее, что есть в них, но при этом не потерять своего лица. Русская школа всегда славилась своими эмоциями, своим темпераментом, глубиной, проникновением в музыку и техническим совершенством. Вот такое сочетание нескольких качеств и сделало нас в XX веке победителями. И наша задача в XXI веке – сохранить за собой это место.
