СОБЫТИЕ
Своё десятилетие авторский театр Рустама Ибрагимбекова «Ибрус» отметил гастролями в Москве. Два спектакля были сыграны бакинской частью труппы, один – московской. И ещё два стали подарком коллегам к юбилейной дате от театра «Модернъ».
По всем законам логики и разума этого театра быть не должно: при существующем положении вещей и государственные-то театры с большим трудом отстаивают своё право на существование. Причём в нынешних независимых государствах ситуация в определённой мере ещё сложнее, чем в России. А тут театр частный, да ещё и авторский, то есть такой, в афише которого всевозможных Куни-Камолетти не может быть по определению. За все десять лет своего существования этот коллектив ни одного маната из государственной казны не получил. Вниманием Азербайджанского театрального союза он тоже не избалован. Основной закон капитализма в действии – взялся за гуж, не говори, что не дюж. Вроде бы правильно. Но только на первый взгляд, потому как то обстоятельство, что «Ибрус» очень достойно представляет азербайджанское театральное искусство далеко за пределами отчизны, никого особо не волнует. И юбилей, по словам Рустама Ибрагимовича, на родине театра вообще остался бы не замеченным официальными сферами, если бы не любовь и преданность многочисленных поклонников «Ибруса». Зато в Москве коллектив встретил самый тёплый приём и в Министерстве культуры, и в СТД.
Юбилей – это всегда некая пауза в пути, когда хочется оглянуться и вспомнить, с чего всё начиналось. Как это обычно и бывает, поворотные события в судьбе человека происходят будто бы случайно. У драматурга Ибрагимбекова, пьесы которого с успехом шли во многих театрах, появилась возможность попробовать себя в режиссуре. Он этой возможностью воспользовался и однажды проснулся с убеждением, что знает про своих героев гораздо больше, чем любой приглашённый «со стороны» режиссёр. Рано или поздно к этой мысли приходит практически каждый серьёзный драматург, тем более что режиссёры чем дальше, тем чаще относятся к авторскому замыслу как к чему-то «второстепенному», полагая, что ставят спектакль не для того, чтобы как можно точнее донести его до зрителя, а исключительно для самовыражения. Однако далеко не каждый драматург не просто отважится самостоятельно ставить свои произведения на профессиональной сцене, а примет рискованное решение создать собственный театр. Среди немалого числа бакинских актёров Рустам Ибрагимбеков нашёл «своих», тех, кто совпал с ним по группе театральной крови. И решил – если не я, то кто?
Их оказалось немного – всего семь человек, одарённых, разноплановых и таких же рисковых, как он сам. К тому же – двуязычных, то есть одинаково свободно владевших и азербайджанским языком, и русским (труппа играет одни и те же спектакли на двух языках). Предполагалось, что «Ибрус» будет существовать сразу на двух площадках: московская труппа будет приезжать в Баку, бакинская – в Москву, какие-то постановки будут совместными. В реальности театр, исколесивший едва ли не полмира, «московскую прописку» получил всего год назад. Что ж, лучше поздно, чем никогда. Первая же премьера – «Исповедь любительницы поэзии» (очень откровенная, как и положено исповеди, иногда даже несколько шокирующая, касающаяся проблем, с которыми сталкивается практически каждый, но о которых по-прежнему не принято говорить вслух) – вызвала неподдельный интерес и у просвещённой московской публики, и у критики.
Все пять спектаклей, кроме упомянутой уже «Исповеди», а в рамках фестиваля были показаны «Дорогие мои мужчины» и «Петля», много лет идущие в театре «Модернъ», «Последний поединок Ивана Бунина» и недавняя премьера – «Он и Они», объединены одной темой. Темой, которую сам Ибрагимбеков считает в своём творчестве определяющей: сопротивление человека механизму духовного порабощения независимо от того, какая часть его жизни попадает в зубья этого механизма – профессиональная или общественная, интимная или религиозная. Ведь принцип его действия неизменен – превратить уникальную личность, наделённую дарованиями и собственной волей, в марионетку, беспрекословно подчиняющуюся кукловоду, блюдущему лишь свои собственные интересы, будь то непосредственный начальник или государственная машина, сексуальный партнёр или «духовный наставник».
Театр Ибрагимбекова при всей своей социальной заострённости отличается особым тактом, если хотите, какой-то неуловимой дипломатичностью: диагноз всегда ставится очень точно, но в корректной форме, не оскорбительной для национальных, гражданских или личных чувств того, кому он выносится. Ибрагимбеков умудряется сказать правду так, что человек не обозлится, а задумается. Его драматургия более философична, нежели публицистична. Многие, возможно, сочтут это недостатком – на российской сцене яркой, бьющей наотмашь публицистичности и в самом деле не хватает. Однако если повернуть эту «медаль» оборотной стороной, обнаружим искреннюю убеждённость автора в том, что открытая провокация, эпатаж, кавалерийская атака с шашками наголо может удивить, даже заинтриговать зрителя, но не поможет ему жить в окружающей его агрессивной среде, не теряя самоуважения.
«Свобода болтать народу не нужна, ему нужна свобода работать и получать за это достойно. Да чтоб детишки росли и хозяйство в порядке было». Споры о демократии, которые в «Петле» ведёт полковник Субботин с призраком Распутина, не теряют актуальности оттого, что действие пьесы происходит в 20-х годах прошлого века в Париже, а в нулевых века нынешнего – где-нибудь в Москве или российской глубинке.
«Чехов вынес приговор интеллигенции. Даже если мы берёмся за оружие, всё равно промахиваемся, убивают только нас». В спектакле «Он и Они» не обделённый талантом актёр, руководящий неким провинциальным театром, мучительно репетирующий со своими артистами отрывок из «Дяди Вани», столь же мучительно (и, можно сказать, без отрыва от производства) ищет ответ на вопрос, что в силах изменить порядочный человек в существующем миропорядке и чего он изменить не в силах, несмотря на всю свою искренность и самоотверженность. И оттого, что размышления эти искрят на границе совмещения таких разных по природе и структуре бытийных пространств – пространства чеховской пьесы и пространства обыденно повседневной театральной жизни, – рождается чувство сопричастности, какое сегодня нечасто встретишь в театре.
В своём театре Ибрагимбеков остаётся больше драматургом, нежели режиссёром. Кажется, что он нарочно ограничивает палитру визуальных эффектов, сводит к минимуму арсенал режиссёрских ходов – ему важнее всего быть именно услышанным, и потому он безжалостно отказывается от всего, что может отвлечь зрителя от интенсивного внутреннего монолога с драматургом. Новации внешнего порядка Ибрагимбекову глубоко чужды. Для него театр и остаётся храмом, куда человек, ослабевший в борьбе за право оставаться самим собой, измученный поисками своего призвания на земле, приходит за надеждой, за душевной силой, столь необходимой ему. Не так много мест осталось на свете, где мы можем эту силу восстановить…
Виктория ПЕШКОВА
