ПОЭЗИЯ

Иван ШЕПЕТА

***                                                                                                                                                          
Воскресное утро. Оттаяли окна,
и виден посёлок c бугра…
И, маясь, рифмую. И так одиноко,
как если б я умер вчера

и видел всё то, что отсюда я вижу:
дома у заснеженных рек...
и лыжника с горки... теряющим лыжу
и задом взметающим снег.

Душой, поневоле смиряющей эго,
не чувствую прошлого хмель...
и рифмы, отпавшей от рифмы с разбега,
и жизни, утратившей цель…
***
У тебя другой, а я не верю,
что под прошлым – жирная черта,
всё стою, униженный, под дверью
с онемевшей третью живота.

Так стоят зарезанные насмерть
перед тем, как рухнуть вниз лицом.
Им не жить, и женщин не ласкать им,
но они не ведают о том.

***
Проклятье города большого,
«они встречаются» – клеймо,
не от того, что жизнь сурова,
так получается само.

У этих встреч свои законы:
когда очнёшься ото сна,
объятья, шёпоты и стоны,
как лужи, вымерзнут до дна.

Двор городской – как дно колодца.
Осколок хрустнувшего льда
в тебя безжалостно вопьётся
и не растает никогда.

***
Земная жизнь моих иносказаний
ещё блуждает в сумрачном лесу,
но чистый дух, свободный – над лесами,
над стройкой-перестройкою несу.

И ангел мой летит со мною рядом,
и жизнь земная вопреки всему
с той высоты не кажется мне адом…

Так вор романтизирует тюрьму.
Так всё, что стало постепенно прошлым,
когда на это сверху поглядим,
ни подлым нам не кажется, ни пошлым,
а лишь забавным, вздорным и смешным.

--------------

Так голубю, усевшись на карниз,
приятно сверху видеть всё – и даже
вот эту свалку в городском пейзаже,
построенный в боях постмодернизм!

***
Метёт позёмка вдоль столбов фонарных.
Лицо своё упрятав в воротник,
среди людей хронически непарных
я жить привык.

Мы все, увы, единственные в мире,
под этим небом, этой пустотой,
и дважды два, возможно, не четыре
в системе той.

Но мы с тобой по правилам играем
в беспамятстве и снов, и дел дневных,
и ад квартирный называем раем
для нас двоих.

***
Звёзд острых покачнётся сфера
из-за плеча,
где мостик – шаткий, будто вера,
и блеск ключа,
где тёмен лес, а в грешном теле –
мольба и дрожь:
зачем ты здесь, в такую темень?
куда идёшь?

И тычась мыслью, кто ты, где ты?
который час? –
из тысяч странных и нелепых
обрывков фраз,
обрезков смысла, из событий,
из слёз, страстей,
из блеска праздников забытых, из жизни всей

придёшь к тому, что станет ясно,
как циклы лун,
что в прошлом было всё прекрасно,
что ты не юн...
а мозг не спит, и в целом свете нет никого,
лишь мостик шаткий – твой свидетель,
а ты – его.

***
Нас всё меньше и меньше, и – шаг до беды,
время наши повсюду стирает следы,
как в китайском Харбине,
где даже не мстят, –
камнем с русских могил тротуары мостят.

Остров Русский – ау! – бастионы пусты,
не разводят старшины бойцов на посты,
лишь, забывшись, в туман,
как имперский сапог,
лижет море Японское – Владивосток!

Под «Прощанье славянки» ушёл гарнизон,
зарастает полынью у штаба газон,
и в казармах разбитых ночуют бомжи,
видя спьяну имперские сны-миражи.

ВЛАДИВОСТОК