Художник, философ, энциклопедист, обладающий глубокими знаниями азербайджанской, русской и мировой культуры.... Председатель Союза писателей Азербайджана. Сын поэтов и сам по большому, небесному счёту поэт, создавший в слове свой неповторимый, пронзительный по тонкости чувств мир. Анар… Читатели в России знают это имя по его замечательной прозе, по фильмам, снятым по его произведениям. «ЛГ», где многие годы печатался Анар и где публиковались статьи и рецензии на его творчество, написанные самыми яркими советскими и российскими критиками, предлагает к юбилею Анара несколько писем из его личного архива от выдающихся собратьев по перу.

Чингиз Айтматов:

– С интересом прочёл последние вещи Анара – повесть «Комната в отеле», навеянную турецкими впечатлениями… Анар очень любит эту страну, хорошо знаком с её историей, культурой. Но вместе с тем он в этой повести не боится писать и о том, что для него неприемлемо. Трагическая судьба главного персонажа повести – азербайджанского учёного в Турции – в каком-то смысле крах многих иллюзий.

Своеобразна и последняя крупная вещь Анара, «Белый овен, чёрный овен». Отталкиваясь от фольклорного образа (сядешь на белого овна – выйдешь в светлый мир, сядешь на чёрного – попадёшь в мрачный и тёмный мир), в двух частях своего произведения писатель воссоздаёт две модели будущего своей родины – Азербайджана.

…Я желаю Азербайджану, родине Анара, приблизиться к тому идеалу, который в своих мечтах увидел писатель. И чтобы все опасности, от которых он предостерегает, никогда не осуществились в действительности.

Сегодня в Средней Азии и в большинстве стран СНГ не действуют союзы писателей. Для меня очень радостно видеть, что Союз писателей Азербайджана продолжает свою деятельность и сохраняет свои традиции. Если бы не Анар, прекратил бы своё существование и Союз писателей Азербайджана.

Виктор Астафьев, Красноярск, 22 октября 1991 г.:

– Из осенней, грустно притихшей Сибири поклон Вам и благодарность за Ваше тёплое письмо… в «Литературке» я прочёл Вашу умную и печальную статью (имеется в виду статья «Сладкие грёзы независимости, или Поднимет ли господин Жириновский тост за Бориса Николаевича». – Ред.). Я совер­шенно согласен с Вами, и пока от раздоров и разъединения мы ничего не приобрели, но потеряли многое. Я думаю, что национальные наши литературы начнут затухать от того прежде всего, что у них не будет выхода на широкого читателя, в самих же республиках читают мало и уровень читательский невысок. Писатели будут обречены вращаться в собственном кругу и писать друг для друга. Азербайджану, быть может, это угрожает меньше, чем другим, соседним республикам, у него есть давняя историческая связь с Турцией и через неё – выход в широкий мир, но соседи ваши, опьяневшие от свободы, начатой с кровопролитий и мордования малых народов, они одичают очень быстро.

Ну, да нет никого, как Бог, а Бог, сказали мне в Боснии, разрешая посетить мечеть, везде один. К сожалению, я был в тайге, когда пришло Ваше письмо, и дома сложности большие, не всегда могу я поехать куда-либо, но всё равно благодарю Вас за приглашение и за добрые слова. Желаю Вам и народу Вашему не озлобиться, не потерять облик человеческий. Мирного труда желаю и покоя под крышей дома своего. А в сердца – Бога и веры в лучшую долю детей своих.

Низко Вам кланяюсь, братски обнимаю.

Римма Казакова, Москва, 16 ноября 1991 г.:

– Глубокоуважаемый, дорогой Анар Расулович!

Ваша статья в «Литгазете» произвела на меня очень сильное и, я бы сказала, ранящее, устыжающее впечатление. Может быть, лично я меньше, чем многие, повинна в равнодушии ко всему, что мы годами декларировали, но я ничего не сделала, никак не откликнулась на все трагические события в Азербайджане. А ведь не потому, что я как-то плохо отношусь к армянам, не дай Бог – сложилось так, что я больше связана именно с Азербайджаном, за эту страну и этот народ особенно болею. Но всё моё участие и соучастие в ваших делах ограничилось рыданием вместе с подругой Зарифой Салаховой после страшных январских событий, когда она мне растолковала, что к чему… И всё же я решилась написать Вам не для того, чтобы в чём-то оправдаться, а тем более отвечать за кого-то... Всё это не отменяет вины за то, что кровавые события в Азербайджане, как Вы правильно написали, не вызвали гневного отклика российских гуманистов с пером. И – увы – я в их числе. Есть всё же одно немаловажное оправдание: никто не понял, что события в Баку – не резня армян, а военные действия тоталитарного государства против своего народа. Сейчас, выражаясь суконным марксистским языком, к которому мы привыкли, мы стали более «политически зрелыми». Это – истинно! Многое узнавали из своего опыта, из опыта других, из прессы. Жизнь образовывает. Конечно, пишу это не для того, чтобы только каяться. Повторяю, я не настолько и повинна, чтобы совсем не рассчитывать на Ваше понимание и про­щение... Я люблю Азербайджан, он для меня дорог, и прекрасная литература – от Низами и Мехсети до Вашего отца и матушки и Вас самих. Для меня это гостеприимство, труд, талант, даже, если хотите, ислам, к которому я несколько больше, чем мои христианские соотечественники, приобщилась в многочисленных поездках по Востоку, и из души моей это не уйдёт. Прав был Сабир Рустамханлы, написавший однажды, что азербайджанцам особого дела до Москвы нет, ибо и Москва такого уж интереса не проявляет. Но правы и некоторые из нас, русских, ощутившие, что разрыв висит на плечах не только нас одних. Я ведь дружила со многими азербайджанцами. И Бахтияр, и Сабир, и Мамед Исмаил, и другие. И они замолчали, ограничили пространство своей жизни лишь очертаниями родины на карте. А ведь надо было бы, как цивилизованным людям, сохранить то, что всё же реально было: интерес и приязнь друг к другу, чувство восторга перед неповторимостью того, что есть мы – разные, мы – непохожие друг на друга. Да что мне Вам говорить, Вы это знаете лучше, чем я. Вот, пожалуй, всё. Пишу, как Вы, надеюсь, понимаете, абсолютно искренно, без утилитарных целей. Цель одна – не потерять то, что любишь и без чего жизнь будет беднее бесконечно.

Всем сердцем с Вами.

Анар (слева), Римма Казакова, турецкий писатель Азиз Несин,
азербайджанский прозаик Юсиф Самедоглу в Каире

Олжас Сулейменов:

– В такие дни (по себе знаю) приходит много приветственных посланий. Среди них немало искренних. Моё письмо, уверен, поместишь в эту папку.

Когда-то в юности я писал о кочевниках: «Я кочую навстречу себе, узнаваясь в другом». За несколько лет нашего знакомства – приятельства – дружбы – братства мы, думаю, узнали близко друг друга. Я многое узнал и в себе, и в мире благодаря встречам с такими людьми, как ты, Анар. Стал ближе к твоей земле, к твоему народу. С его откровениями, радостями и бедами, которые выплёскивались на страницы твоих книг, окрашивая их то светом, то кровью.

Нам досталось удивительное время. И свершениями, и трагедиями великое. А кто захочет узнать подробности, пусть полистает наши биографии. Историю жизни поколения, отвергавшего откровенную ложь, но не раз обманутого грандиозными иллюзиями и оказавшегося незащищённым перед оскорбительной, грубой правдой жизни. Профессиональные биографы опускают детали, кажущиеся несущественными для характеристики героя эпохи. А я сейчас вспоминаю множество наших мимолётных порой встреч в Москве, в Баку, Алма-Ате, Стамбуле, и каждая запомнилась мне каким-то особым сюжетным поворотом, необходимо дополняющим образы личности и времени.

Литераторы и так называемые учёные-историки, воспитывая поколения в сознании «или-или», готовили войну. Наших отцов (я здесь не имею в виду конкретно Расула Рза или Омара Сулейменова) увлекла романтика борьбы «или-или», приведшая к столкновению и уничтожению классов, сословий и целых народов. Но лучшие из поколения отцов услышали, поняли завет природы, настойчиво подсказывающей человечеству эволюционный принцип развития. И благодаря действию которого сохраняется жизнь на земле. И сохранится, если люди осознают его во всей полноте. «И ты, и я!», «И мы, и они!».

Период независимости самые разумные политики используют как время осознания нашей всеобщей взаимозависимости. Мы всё больше понимаем, что классы в обществе, народы, соседи всегда были взаимозависимы, но не осознавали этого главного условия сосуществования. А теперь такое осознание приходит. И мы, писатели, должны помочь нашим народам.

Анар, тебе очень удачное имя придумал отец. Кроме других благородных ассоциаций оно у меня вызывает и такое – в пустынях восточного Прикаспия одногорбого, сильного верб­люда-самца называют казахи НАР. Его ставили обычно в конце каравана. В те поры родилась пословица «У последнего верблюда ноша тяжела». На него взваливают тюки, уроненные ушедшим вдаль караваном.

Нам с тобой, Анар, предстоит поднять немало таких уроненных грузов. Донести до людей, до народов, которые должны жить, исповедуя природный закон «И-И» в эпоху осознанной взаимозависимости.

Твой Олжас.

Поздравляем нашего давнего друга и автора с юбилеем! Желаем здоровья и новых творческих прозрений!