Игорь Иртеньев. Повестка дна. – М.: Время, 2015. – 176 с. – (Поэтическая библиотека). – 2000 экз.
Большой художник не может быть… не имеет права быть безэмоциональным. Как он будет устанавливать необходимую связь с людьми, входить в резонанс с ними, если внутри у него нет колебаний нужной частоты? Никак. Я сейчас говорю не о мастерстве, не о виртуозном владении техниками ремесла. Я имею в виду именно то, что образно называют когда искрой Божьей, а когда и продажей души дьяволу. О том огне, в котором выплавляются поистине великие произведения – неважно, знак плюс они имеют или минус. Холодный машинный разум не разглядит тех неявных соответствий, которые составляют ткань жизни. Циник, человек, которого ничто глубоко не трогает, не может и сам никого затронуть, каким бы виртуозом своего дела он ни был. Или всё-таки может? Сегодня у нас есть хорошая возможность это выяснить. И поможет в этом новая книга Игоря Иртеньева «Повестка дна».
Для начала – выдержка из одного иртеньевского стихотворения:
Это кто всю ночь без сна,
Без воды и света
Лепит шарик из говна,
Уж не я ли это?
Безжалостная, прямая характеристика. Всё как полагается – вроде бы даже с некоторыми надрывными нотками. За неё становится как-то неловко, хочется отложить книгу и утешить автора, хотя бы в фейсбуке. «Что вы, Игорь Моисеевич? Не вы. Нет-нет, совсем не вы, – не переживайте!» Но читаем далее:
Страна моя идёт ко дну
Со мною заодно,
А мне обидно за страну
И боязно за дно.
Как мастеровито сделано это четверостишие! Но сколько в нём желчи, сколько неприкрытого цинизма… Конечно, есть много людей, для которых нет ничего святого. Но когда они зачем-то подаются в поэты, становится страшно. Вроде бы это просто юмор такой. Должно быть смешно, местами – по всей видимости – до упаду. Однако хочется убежать от такого юмора, закрыться от него и не знать, что он вообще возможен. Вероятно, такой иронией обладают патологоанатомы: «Гляжу – в стакане плещется вода. // Ну, думаю, опять землетрясение. // Куда бежать? И где искать спасения? // Ответа два – нигде и никуда».
В стихах Иртеньева нет добра и зла. Точнее, есть, но вот разницы между ними нет никакой. Мысли сформулированы чётко, но за ними не скрывается никакой человеческой оценки. Народ спивается? Хе-хе, пожалуйста, на то он и народ. Люди погибают? Ага, люди – хорошее удобрение. Кто-то совокупляется с козой? Занимательно…
Пусть твердят, что я зоофил,
Враки это,
Как сестру я тебя любил,
Лизавета.
Лирический герой Иртеньева живёт в каком-то постапокалиптическом мире, в котором все старые нормы и законы искажены практически до неузнаваемости. Чёрного и белого больше нет – остался только коричневый. Всё коричнево: небо, люди, взаимоотношения между людьми. Такой мир, конечно, существует только в сознании автора, но от этого менее ужасным не становится. «Длинная очередь грозной стеной // Стояла, как Родина-мать». Какая разница – очередь за колбасой или память о народном подвиге? Для Иртеньева – никакой. Для вас ещё есть что-то святое? Почитайте «Повестку дна» – полегчает. Самое интересное, что автор с одинаковым презрением издевается и над страной, и над властью, и над соратниками-либералами. Очевидно, Иртеньев – финальная стадия своеобразной эволюции циника. Без идеалов. Без приоритетов. Без малейшего шанса допустить, что возможна некая «положительная программа». Ничто не свято, да и не может быть ничего святого в принципе, – вот что доносит до нас автор:
Женщина ребёнка родила,
Тоже, вы мне скажете, дела,
Это так, но в том-то всё и дело,
Что не просто женщина, а дева.
И не просто дева, а Святая,
Да к тому ж и на земле Святой.
Хоть и верю истово в Христа я,
Согласитесь, случай непростой.
В целом впечатление от книги довольно тягостное.
Где, где он, облик наш моральный,
Сиявший дивной чистотой?
Кругом лишь секс царит оральный,
И раздаётся мат густой.
Иртеньев занимает позицию наблюдателя, который холодно оценивает «мышиную возню» общества. Причём даже не просто холодно – жестоко. Бичевать равно и порок, и добродетель – это ещё нужно уметь. Впрочем, мастер шёл к этому годами. Всё как у Ницше: «Пустыня ширится сама собой: горе тому, кто сам в себе свою пустыню носит».
Это верно. И поэтому не могу согласиться с утверждением, что И. Иртеньев безэмоционален. Да автор рецензии и сам себе противоречит. Вот он пишет: "Мысли сформулированы чётко, но за ними не скрывается никакой человеческой оценки". Простите, а разве "желчь", "презрение" - не эмоции? Не оценка? Мне видится за внешне беспристрастными строчками стихов отчаяние поэта. Это своего рода "юмор висельника". Кстати, еще Пушкин советовал судить художника по его собственным законам. Иртеньев принял вот такой закон. Он его соблюдает. Не нравится? Что ж, на всех не угодишь...
Смешно устроен этот мир,
Напоминающий сортир,
И не поспоришь с этим
На том и этом свете.
Я тут Иртеньева листал,
Давно так не смеялся…
Стихов он уйму наваял,
Когда писал, конечно ржал,
Тащился и валялся…
Он весело вообще живёт,
Хохочет, когда пишет,
Когда читает, тоже ржёт,
Приходит юмор свыше.
Вся жизнь его - бескрайний смех,
Весь век свой просмеялся,
На публике имел успех,
Быть несмешным боялся.
Бывало, лишь начнёт читать,
А все уже смеются…
У нас от смеха помирать
Желающие найдутся.
Смеётся он над всем всегда,
И всякий раз с успехом,
И едет крыша иногда.
От такого смеха.
Бывает, впрочем, не смешно,
Но зубы скалит всё равно.
И в самом деле, как на грех,
Лишь пораскинь мозгами,
Всё в мире вызывает смех,
Все это знают сами.
Если задумаешься вдруг -
Подохнешь со смеху, мой друг.
Так и Иртеньев, бог ты мой,
Над всеми ржёт и над собой.
Когда б не этот юмор
Его русско-еврейский,
Он бы скорее умер
В своей тоске летейской…
Смеётся он ото всего,
Ударенный успехом…
Запало мне лицо его,
Обезображенное смехом.
Чтобы оставить комментарий вам необходимо авторизоваться