Виктория Черножукова, Владимир Веретенников. Частные случаи ненависти и любви. – СПб.: Лимбус Пресс, 2022. – 544 с. – 700 экз

Юная студентка-историк из Петербурга отправляется в Ригу на похороны деда, узнаёт о своём прадеде, когда-то знаменитом, а теперь забытом латвийском лётчике, и приступает к исследованию его биографии. Юный русский журналист из Даугавпилса исследует биографию рижского еврея – чудом выжившего в лагере смерти советского партизана, закончившего жизнь офицером «Моссада»: вот такой вот кульбит судьбы.

Студентка-историк настроена либерально и проевропейски, юный русский журналист, все прелести европейского либерализма познавший на собственной шкуре, – скорее наоборот. Но, само собой, противоположности встретятся, противоречия сгладятся, а любовь даст надежду и веру. Само собой, окажутся туго переплетены и судьбы персонажей из прошлого – латвийского лётчика и советского партизана.

Роман Виктории Черножуковой и Владимира Веретенникова «Частные случаи ненависти и любви» не назовёшь непредсказуемым. Разве что совсем уж огнедышащая deus ex machina появится в самом финале. Поначалу кажется, что книгу не назовёшь и хорошо написанной. Вообще поначалу кажется, что недостатков в ней больше, чем достоинств. Однако постепенно впечатление выравнивается. Закрывая книгу, обнаруживаешь, что прочитал вовсе не плохой роман – наполовину исторический, наполовину про любовь на фоне современной Латвии, где пока ещё только пытаются запретить русские школы.

Однако, говоря о достоинствах романа, – особенно хороши военные главы, а от главы о партизанском переходе через лес не отказались бы и Бондарев с Некрасовым, – хочется поразмышлять и о том, что в романе не получилось и почему.

Что ж, вот Герберт Мелдерис встречает своего антагониста Андрея Левина. И лётчик-ас, и школьный учитель истории – персонажи собирательные. У Мелдериса нет никаких особенных убеждений, он кажется скорее неплохим, хотя и глуповатым пошляком. Левин – убеждённый коммунист, порвавший с еврейской общиной ради построения пролетарского общества. Конфликт между ними, однако, разворачивается из-за девушки. Юная латышская красавица предпочитает скромного школьного учителя истории знаменитому, но чересчур уж самовлюблённому лётчику – и сердце чистокровного арийца оказывается отравлено чёрной ненавистью.

Увы, проблема в том, что для исторического романа этого недостаточно. Конечно, любому роману нужна любовная линия, и всё же антисемитизм не рождается из любовной ревности, как и нацизм не рождается из неудовлетворённых амбиций молодого художника. Может показаться, что это мелочная придирка, но нет, на самом деле это важная структурная проблема. Потому что когда из исторической части романа перекидывается мостик в современность  – он, увы, оказывается не слишком прочным.

И особенно это заметно сейчас, уже после выхода романа, написанного ещё до начала событий на Украине и старта кампании институциональной русофобии в Европе. Потому что, если вся проблема в непредсказуемом девичьем сердечке, тогда непонятно ни то, с чего вдруг понадобилось уничтожать евреев миллионами в лагерях тогда, ни то, почему давно преодолённая, казалось бы, логика коллективной национальной неполноценности птицей фениксом возрождается сегодня.

И да, Черножукова и Веретенников подробно показывают, как память о нацистских преступлениях последовательно стиралась все последние годы в официальном дискурсе Латвии, но, боюсь, именно недостаточное проникновение в глубину проблемы, в сущность нацизма и связанного с ним антисемитизма не позволило авторам нарисовать картину вполне объёмную, полнокровную, живую, а вместо неё получилась картина скорее всё же несколько картонная.

Антисемитизм не был эксцессом, случайным наростом на дереве европейского развития – и точно так же не является им и нынешняя русофобия, исторически связанная с антикоммунизмом. Для романа, в котором самые страшные главы посвящены нацистскому лагерю смерти под Даугавпилсом, недостаточное проникновение в тему оказывается критическим, потому что в конечном счёте не позволяет в полную силу высказаться о современности.

Лиза, студентка-историк из Петербурга, не понимает, зачем её новым знакомым, русским из Латвии, постоянно ворошить прошлое, почему бы им просто не заговорить всем по-латышски, наплевав на русский, зачем им вообще нужна дремучая и недостаточно демократическая Россия – и да, мы знаем много таких девочек (правда, теперь и им, несчастным, в их любимой Латвии водят визами по губам). Вопрос, которым следовало бы задаться, – откуда вообще взялось целое поколение таких девочек. Увы, авторы и этот вопрос обходят стороной. А ведь ответ на него мог бы быть любопытным – и как знать, может быть, он заодно отвечал бы и на вопрос о том, почему все последние десятилетия в России обществу изо всех сил навязывали книги о кровавых преступлениях коммунистов и о том, что фашисты, в сущности, не были такими уж плохими, особенно если это фашисты украинские или прибалтийские.

А ведь какие бы недостатки «Частных случаев…» мы ни обсуждали, роман всё же на голову выше многих других. По сравнению со сказками Гузели Яхиной он практически документальный, по сравнению с унылыми опусами Николая В. Кононова или Сергея Лебедева – куда как увлекательный, а по сравнению с удивительной прозой Алисы Ганиевой – написан всё же по-русски. И однако же трудно представить его в списке «Большой книги» или в топе лучших книг сезона от какого-нибудь глянцевого журнала. Или теперь, после февраля-2022 всё изменилось? Изменилось или нет?

Очень хочется обойтись без спойлеров, поэтому скажу аккуратно: финал романа как будто бы намекает на некоторое посмертное примирение начальника нацистского лагеря смерти и чудом выжившего в этом лагере советского еврея. И как будто бы идея такого примирения кажется куда как благородной. Действительно, чего уж ворошить прошлое – нужно жить будущим, любить и быть любимыми, а о трагедиях прошлого постараться забыть, оставив их историкам. Проблема в том, что сама история, разворачивающаяся с нами прямо сейчас, не даёт нам забыть об истории двадцатого века. Кажется странным говорить о примирении с чистейшим инфернальным злом, которым был нацизм, когда корни этого не зла не выкорчеваны, когда они, напротив, дают новые ростки. Когда само понимание истоков этого зла затушёвывается и ни девочка Лиза, ни мальчик Юра – ни одна и ни один в их поколении – не могут толком сказать, что такое фашизм, откуда он берётся и почему он накрепко связывается с идеологией национального превосходства и национальной же ненависти.

Следовало бы быть смелее и точнее, докапываться до правды и проговаривать её вслух – и это, без сомнения, придало бы роману куда более серьёзное и ответственное звучание, а словам и действиям героев – больше убедительности.

В конечном счёте следовало бы всерьёз осознать, что речь идёт вовсе не о «частных случаях», что разговор о частных случаях всегда обречён на частные и необязательные выводы, что разговор нужен системный, подлинно исторический, вскрывающий глубинные механизмы истории, её внутренний неумолимый детерминизм, – только такой разговор может дать надежду на будущее, а вовсе не мифическое прекраснодушное «примирение», которого всё равно никогда не случится. От частного нужно двигаться к общему, а от случаев – к событиям.

Впрочем, если теперь читателю приходится и заново открывать для себя подлинную историю вместо «огоньковской», и заново идти к пониманию причин самых жутких катастроф двадцатого века, и заново выстраивать логические цепочки, ведущие от тридцатых-сороковых годов к событиям наших дней, то роман «Частные случаи ненависти и любви» кажется неплохим заделом на этом большом и трудном пути.

Вадим Левенталь