Спектаклем «Мурркулатура Гофмана» столичный театр «Школа драматического искусства» не только порадовал поклонников великого писателя-сказочника, мистика, композитора и художника, но и напомнил о памятной дате уходящего года. 5 мая исполнилось двухсотлетие со дня, когда Эрнст Теодор Амадей Гофман покинул земной мир, оставив современникам и потомкам немалую плеяду героев и персонажей, воспринимаемых поныне и со знаком плюс, и как сугубо отрицательных порождений жизни и фантазии.

...Великую прозу инсценировать всегда рискованно. Опасения зрителя стопроцентно оправданны даже в том случае, когда тот или иной театр берётся за нечто уважаемо-традиционное. Слишком многое из содержания сплошь и рядом оказывается вынужденно отброшенным ради экономии времени представления и концентрации действия на том, что автору адаптации особо привлекательно и дорого.

Применительно же к Гофману трудности утраиваются и учетверяются. Вынужденный ради добывания средств на хлеб насущный влачить унылую лямку секретаря суда, Эрнст Теодор Амадей отдыхал душой, давая воображению волю, которой был лишён в обыденной жизни. Но то, что изящно ложилось на бумагу, будучи выведенным гусиным пером, на языке сцены в два счёта может оказаться тяжеловесным и неуклюжим.

Перед режиссёром-постановщиком и одновременно автором инсценировки Екатериной Гранитовой-Лавровской эти гофмановские забавы с читателями откровенно расставили несколько, так сказать, «мин-ловушек», грозивших перекосить композицию спектакля в ту или иную сторону. Ведь мало того что главный герой кот-вундеркинд, сумевший научиться читать и писать, а также способный изрекать забавные афоризмы. Под стать усато-полосатому уникуму его мяукающие друзья, нахально выдёргивающие благонравного кота-интеллектуала из уютного пребывания у органных дел мастера, а по совместительству фокусника и, пожалуй, слегка чернокнижника маэстро Абрагама. В придачу ко всему этому Гофман перетасовал эпизоды из жизни людей и сценки из похождений четвероногих завсегдатаев городских улиц, чердаков и подвалов, объяснив это случайной путаницей, из-за которой под одним переплётом с откровениями Мурра оказались макулатурные листы из книги о злоключениях Крейслера. Отсюда и придуманный автором инсценировки термин «мурркулатура», у которого, кажется, есть все шансы войти в активный лексикон современного языка.

Совмещать на сцене мир людей и кото-собачий мир непросто, но режиссёру и актёрам, воистину от всей души откликающимся на прочтение Гофмана, вполне удалось скрестить эти параллельные мини-вселенные. Особенно удачен эпизод, когда отпевание монахами злоумышленника, пытавшегося в угоду своему хозяину расправиться с Крейслером, органически и изящно перетекает в сценку прощания кошачьего общества с чердачным философом, другом и наставником Мурра котом Муцием.

Андрею Харенко довелось сыграть по ходу спектакля сразу двух четвероногих персонажей, перевоплощаясь из Муция в весельчака-конформиста пуделя Понто. Столь же к лицу Ирине Хмиль, Александре Лахтюховой и Александре Гладковой роли матери, жены и дочери Мурра. Ну а в мире людей безоговорочно царит маэстро Абрагам – Игорь Яцко, с блеском организующий интриги хомо сапиенсов и прекрасно разбирающийся в «мурмурическом» обществе фантазий Гофмана. Недаром сам писатель упомянул, что Абрагам своим искусством и выдумками способен заклинать «адский дух скуки»!

...Не требует доказательств, что создатель «Кота Мурра» остроумно спародировал в своём романе немало явлений современной ему литературной и обыденной жизни. Во времена Гофмана сентенции кота Муция, призывавшего Мурра не превращаться в кота-филистера, а избрать стезю кота-бурша, наверняка не могли не вызвать улыбку. Но предположу, что для львиной доли зрителей, не знакомых с текстом романа, может быть и неведомо, что филистер – это самодовольный бюргер, а бурш – гуляка из какой-нибудь студенческой корпорации. Может быть, стоило чуть осовременить понятия, заменив филистеров на обывателей, а буршей на хипстеров?!

Думается, что Гофман не обиделся бы!

Олег Дзюба