После того как в 2015 году в серии ЖЗЛ вышла моя книга «Галина Уланова», Валентин Яковлевич Курбатов написал: «Автору книги выпало счастье беседовать с Улановой, и это обостряет наше зрение и умножает доверие. Кроме того, Ковалик умно и точно включает в книгу десятки страниц размышлений, статей, воспоминаний самой Галины Сергеевны. Этот двойной взгляд – снаружи и изнутри – создаёт дорогое впечатление полноты и стереоскопичности зрения, словно мы сезон за сезоном в остро меняющемся времени видим каждый спектакль одновременно со сцены и из зала. И это хоть немного приближает нас к пониманию тайны великого дара балерины, заставлявшей Александра Вертинского с печалью сетовать, что даже кинематограф не сможет «передать это Евангелие грядущим векам» (а певец и поэт знал значение слова «Евангелие» и понимал, что говорит)».

Перечитав эти слова знаменитого литератора, я с грустью подумала о материалах, оставшихся за бортом книги: что-то не вместилось в заданный издательством объём рукописи, не легло в канву повествования или пришло после окончания работы. Но этот «отсев» не пропал втуне, и сейчас, после выхода в «Молодой гвардии» второго издания книги о Галине Сергеевне, правда, в новой серии, «Биографика: Классика», я вернулась к беседе с балериной Людмилой Семенякой, которая на протяжении своего блистательного творческого пути репетировала с Улановой и заняла почётное место в ряду её ключевых учениц.

Людмила Ивановна переживает творческий мир Галины Сергеевны и личностно, и объективно. Вообще, актриса только тогда пленительно-интересна, когда не имеет подлинника и её дарование развивается по законам своего вдохновенного и трудолюбивого миропознания. Семеняка, конечно, многое впитала от Улановой, но при этом осталась самой собой. А ведь встреча с таким Педагогом несёт в себе опасность подражания, пусть даже невольного.

---

Галина Уланова — Жизель. Конец 1950-х гг./ Евгений Умнов

– Галина Сергеевна дарила одинаковое внимание всем ученицам, никого не выделяла и, несмотря на то что являлась великим Мастером, сама росла при встрече с каждой из нас. Только к Кате Максимовой и Володе Васильеву у неё было отношение как к первенцам, в которых вложено много труда и педагогического опыта. Её отзывы были довольно скупы, но всегда по делу, ведь она глубоко постигала потенциал артиста и представляла его будущие роли. Да, Уланова умела рассмотреть сущность человека, распознать главные черты его дарования. Всё хотела, чтобы я станцевала Асю, и меня заразила тургеневской темой. Я много раз перечитывала повесть и постоянно искала возможность воплотить этот образ, постоянно думала, как бы я это станцевала…

– Тургенев был особенно дорог Улановой. Она мечтала о Елене из «Накануне».

– Не случилось ни у неё, ни у меня. В судьбе любой актрисы есть роли, которые приходят сами. А есть упрямые, их ждёшь отчаянно… и не дожидаешься. Однако сильная, страстная мечта сама по себе ценность.

– В актёрской биографии невоплощённые роли не менее интересны, чем воплощённые… А Уланова вам казалась счастливым человеком? Была ли счастливой её судьба?

– Не могу ответить… С младенчества обожала её не только как балерину, но и как символ настоящего человека – очень близкого, родного, из подлинной эпохи. Ещё в Ленинградском хореографическом училище в перерывах между уроками я робко заглядывала в наш музей, а директор Мариэтта Харлампиевна Франгопуло, завидев меня, говорила: «Людочка, что ты хочешь посмотреть?» Почему-то я всегда отвечала: «Галину Сергеевну». Сколько ещё замечательных балерин! Нет, дайте мне альбом со старыми карточками Улановой. Я хотела, чтобы перед моими глазами проплывал именно её мир.

Как-то раз я, ученица младших классов, услышала, что Уланова бывает в Ленинграде и смотрит наши занятия. Мне захотелось просто пройти мимо неё, чтобы она на меня посмотрела и увидела по моим глазам, как я люблю танцевать. А вдруг меня ей не покажут и она не узнает о моём преклонении перед ней?! Эта огромная мечта словно меня вела. И вот в 16-летнем возрасте я приезжаю в Москву на Всесоюзный конкурс хореографических номеров. Заключительный концерт проходил в Большом театре. Я танцевала жанровую сценку «Мы» в постановке Генриха Майорова. Вдруг нам говорят: «В зале Уланова!» За кулисами со мной происходило что-то непонятное. У меня душа была не на месте, от волнения не получались пируэты. Мне казалось, что если я выйду на сцену и чего-то не сделаю, то наступит конец моей жизни. Где сидит Уланова, я не знала, но мне казалось, что от одного её присутствия в театре курится фимиам.

Прошёл год, и меня, 17-летнюю, рекомендовали для участия в Первом Международном конкурсе артистов балета в Москве. На верхней сцене Большого театра проходил очень солидный отборочный тур, без разделения на возрастные группы. Рядом с уже именитыми артистками со всего мира я казалась совсем маленькой девочкой. Безумно волновалась, потому что в «Коппелии» крутила только 16 фуэте. И вдруг объявляют, что меня отобрали. Сейчас в мире много балетных форумов. А в то время Первый Московский не имел равных по авторитету! В жюри Уланова, Юрий Григорович, Вахтанг Чабукиани, Иветт Шовире, Алисия Алонсо, Арам Хачатурян, Майя Плисецкая, Константин Сергеев. И я попадаю в число участников!

Описать этот главный момент в моей жизни невозможно. Конкурс был счастьем, ведь я три тура прошла, получила III премию и сразу увидела всех балетных небожителей! Рядом со мной соревновались Патрис Барт, Юрий Владимиров, Ева Евдокимова, Малика Сабирова. Миша Барышников буквально кометой промчался по этому конкурсу. Все финалисты потом стали ведущими артистами в своих странах. Судьба и меня отметила. В 17 лет я попала в поле зрения Григоровича и Улановой. С того времени начался мой путь к настоящему творчеству.

– Я работала с документами Улановой по этому конкурсу, с её речью, с ведомостью балов, где есть и ваша фамилия.

– Надо же! Где вы это нашли?

– В архиве Галины Сергеевны. Кстати, все свои речи она писала и правила сама, о чём свидетельствуют её рукописи. Некоторые тексты Уланова наговаривала, потом их обрабатывали. Но мысли её. Она была очень умна.

– Уланова всегда спрашивала: «Для чего вы идёте на сцену?» Без понимания этого невозможна жизнь в искусстве, особенно в безмолвном балетном. Мне кажется, что люди, окружавшие Уланову в юности, воспитали в ней любовь ко всему современному, новому. Галина Сергеевна обладала очень молодым взглядом, ничего не пропускала – гастролей театра, балетных конкурсов, премьер. И каждый хотел знать её мнение, которое она умела сформулировать несколькими словами. Любому моему выступлению Уланова давала наиточнейшую оценку. Спектакль она смотрела внимательно, проживая сердцем, поэтому акцентировала в нём самое главное. Я низко кланяюсь ей за то, что она научила меня не допускать ни одного пустого дня, ни одного пустого выступления.

– Говорили, что общение с Улановой «поднимает людей на цыпочки».

– Да, она отличалась умением с достоинством принимать своё место и с уважением относиться к другим людям. Её невозможно было не заметить. Марина Тимофеевна Семёнова говорила нам: «Подними душу. Надо танцевать с поднятой душой». При Галине Сергеевне душа всегда была поднята. Все сразу подтягивались. Я была уверена, что она меня понимает, видит мою внутреннюю работу. Не помню, чтобы Уланова отстранилась от меня даже в периоды, когда у нас на некоторое время ослабевало взаимоотношение. Подчас ученики хотят совершенной самостоятельности. Я не исключение. Но в балетной сфере на репетиции обязательно должен присутствовать наставник, советчик, глаз, который не даёт нам распуститься, успокоиться, облениться. Но когда Галина Сергеевна входила в зал, я не имела права на рассеянность и должна была полностью реализовать задуманное. Она часто говорила: «Надо». А её любимым словом было «сосредоточенность».

– В семье вашего бывшего мужа Михаила Лавровского наверняка не раз заходила речь об Улановой.

– В доме Лавровских Галину Сергеевну боготворили. Особенно моя свекровь – замечательная артистка балета Елена Георгиевна Чикваидзе. Она меня постоянно призывала впитывать каждое замечание, слово, жест Улановой. Роль не создаётся по наитию, а является результатом большой душевной, интеллектуальной и физической работы. Уланова прекрасно видела диапазон каждой ученицы и учитывала его в работе. Мне, например, задавала направление, а дальше моя мысль должна была сама развиться и прийти к открытию. Такой подход свойствен только педагогу, который постоянно работает со своей душой. Галина Сергеевна брала к себе только тех, с кем могла вести диалог. Я попала к ней потому, что совпала тогда с её основной мыслью. Для каждой из учениц есть своя Уланова.

– Ваша Уланова существует только в рамках творческого процесса?

– У меня с Галиной Сергеевной была духовная связь. Я не навещала её дома… Хотя однажды, когда переживала невероятно трудный период, позвонила ей и попросила о встрече. Она сразу всё поняла и немедленно пригласила к себе. Я вошла в гостиную… и обомлела от изысканной простоты и скромности, в лучшем смысле слова. Мне было очень уютно. Уланова смогла очень тактично меня утешить. Вообще, её квартира поражала спокойствием. В ней витал необъяснимый духовный аромат. Нечто подобное я ощутила только однажды, когда, выступая в Англии в программе, посвящённой Михаилу Фокину, познакомилась с великой балериной Алисией Марковой. Она позвала меня в гости. Атмосфера в её доме напоминала ту, что наполняла квартиру Улановой.

После смерти Галины Сергеевны нас собрал на Котельнической Владимир Васильев. Во второй раз я переступила порог гостиной и сразу же уловила свойственную ей обаятельную ауру. Но Уланова не вышла мне навстречу… Я почувствовала себя очень странно и решила никогда больше не приходить в эту квартиру, ставшую музеем.

– Мы помним Галину Сергеевну, её удивительную судьбу и её нечаянное искусство, сумевшее избегнуть суетных желаний, подчиниться воле горячего сердца, пытливого ума и Небес.

Беседу вела

Ольга Ковалик

Галина Уланова репетирует с Людмилой Семенякой роль Жизели. 1970-е гг./ Евгений Умнов / Из личного архива О.Г. Ковалик

---

Вместо послесловия

 Здесь бы поставить точку… Ан нет! Новость последних дней насторожила: в музее-квартире Улановой на Котельнической набережной началась работа по внедрению новой экспозиционной концепции театрального художника и авангардного модельера Андрея Шарова. Свой проект он называет действительно захватывающим, ибо мемориальная составляющая станет соседствовать со встроенными в ниши инсталляциями и размещёнными в разных местах экранами, на которых будут мелькать медиапроекции и прочие мультимейдийные доказательства «триумфа исключительного таланта» балерины. 
Руководство Бахрушинского музея поддержало «внедрение новейших технологий» в мемориальное пространство квартиры площадью 145 м2. В одном из коридоров «зрители увидят инсталляцию её светских нарядов, а увлечённые историей костюма получат возможность изучить все детали и собрать полный образ балерины на мультимедийном зеркале-трюмо». Все эти технологичные штучки обещают почитателям творчества Улановой «путешествие по уникальной вселенной балерины». Дорожный гардероб, чемоданы, сумки, сумочки, верхняя одежда, по-видимому, должны умилить и настроить на последующее – более глубокое – восприятие творчества Галины Сергеевны. 
Впрочем, я желаю Андрею Юрьевичу Шарову успехов, ведь его преклонение перед личностью балерины кажется вполне искренним. Одно только смущает. Когда я узнала название новой экспозиции – «Жемчужина высотки», то подумала, что речь идёт о музее-квартире. Отнюдь! Автор объясняет, что главную идею его художественного замысла «подсказал образ Галины Улановой, которая не изменяла изысканно безупречному стилю ни на сцене, ни в жизни. Так родилась аналогия с жемчугом, который даёт благородство изнутри, и, на мой взгляд, жизнь и творчество Галины Улановой раскрывается именно через её внутреннее благородство высочайшей пробы». 
То есть Галину Сергеевну – «Евангелие, передаваемое грядущим векам», «Обыкновенную богиню», «Рафаэля с душой Микеланджело», Гения, перешагнувшего границы балетного искусства, – решили превратить в благородную  обывательницу, которая, подобно жемчужине, прекрасно чувствует себя в престижной высотке-раковине…  Экое мещанство, чуждое мятущемуся миру Улановой!