Говорят, что последние месяцы жизни Салтыков-Щедрин провёл в постели, а гостям просил передать: «Я очень занят – умираю».
Может, и легенда, но мне нравится. Такое высокомерие нового опыта. Что нам, стоящим (лежащим) на кромке нового состояния, скрип их испуганных ботинок и шуршание сострадательных юбок? Юбок и ботинок, которые собираются жить. Наши тапочки уже не собираются. Стоят себе у кровати утлыми опустевшими лодками.
Однажды принимал участие в какой-то программе на тему смерти и нашего к ней отношения (там вместе со мной сидели священник, и журналист, и актриса, и писатель), и вот кто-то из них говорит: «Одна моя знакомая болела раком. Много думала о смерти. Часто о ней говорила. Но чтоб никого не пугать, назвала её Зинкой. «Почему Зинкой? – спрашивали её. – Зачем так обижать Зин?» – «А просто у меня не было никогда среди знакомых ни одной Зины», – ответила она».
Женщина потом выздоровела, «Зинка» к ней не пришла.
Но мне эта история понравилась. Дать имя смерти. Постараться её назвать так, чтобы случайно никого не обидеть. Вообще, какая отличная спасительная идея: дать всем имена. Своему рождению, своей жизни, первой своей победе, своему проигрышу, своей лучшей любви, своей болезни и своему концу. Всех приручить. Адам в ветхозаветном раю целый день (кажется, шестой) потратил, чтобы назвать всех животных, гадов и птиц по именам, – мы не Адам, нам так быстро не управиться, поэтому нам потребуется имён всего пять-шесть.
Назовём всех по именам, утомимся, приляжем средь бела дня отдохнуть от дел называния, уснём. Салтыков-Щедрин говорил надоедливым гостям: «Я очень занят – умираю», – я же последние дни занят поручениями двоюродного брата «Зины», дядюшки Сна: всё время сплю. Сплю почти весь день, а если не сплю, то просто не могу встать с постели, даже её не убираю.
Такого со мной никогда не было. И ведь не хвораю: температуры нет, ничего у меня не болит, но только проснулся, полежал часа два, надо вставать, надо вливаться в короткую световую жизнь, но навалилась чугунная усталость, заснул, проснулся через два часа, на мобильном с выключенным звуком три пропущенных вызова. Я очень занят – я сплю.
Когда-то читал в школе, классе в восьмом: Блок записал в дневнике, что после важного рокового общемирового события (гибель «Титаника»? революция 1905-го? объявление Первой мировой?) лёг и проспал весь день.
Ну что ж, значит, теперь я побил все блоковские рекорды: проспал и начало Первой мировой, и три дня вокруг гибели лайнера, и начало двух революций – и Февральскую революцию, и Октябрьскую.
Надо бы дать этому ненормальному сну тоже имя. Как его звать? Михайло, Микола, Майкл Джексон? Михаил Потапович?
Да никак его звать не надо – приходит незваный, безымянный, навалился, поборол, накрыл одеялом с головой, как снегом прошлогоднюю траву засыпал. Спи, говорит, болезный, спи, спи, надолго спи, полдня спи, спи навечно. Ну, я и сплю. Уплыл в глубокий подлёдный сон (там щуки-пескари застыли в ледяной толстой коре, спят над твоей головой), из сна меня вырвал звонок.
«Дмитрий, здравствуйте! Вы наш лучший клиент, поэтому предлагаем вам новый тариф! Вы платите на пятьсот рублей больше вашего установленного тарифа в месяц, зато сможете безлимитно делать звонки и раздавать интернет!»
«Я не хочу. Мне некому раздавать интернет. Я жадный. Я никому не звоню. Офелия моя уснула в реке. Отец мой призрак. Не трогайте мои тапочки. Я – Гамлет. Я сплю и вижу розоватые сны».
Чтобы оставить комментарий вам необходимо авторизоваться