Нет, конечно, текст и не должен быть прозрачным, текст даже не должен быть нам понятным. Но текст должен держаться на пусть причудливом образе, но живом. Внутренне логичном, пусть и логичном так, как бывает логична химера. Текст должен уметь ходить на своих причудливых ножках, летать на призрачных крыльях, ползать на опасном своём животе.

Марина Цветаева узнала о смерти Рильке в самый канун Нового года. Её первыми словами были: «Я его никогда не видела. Теперь я никогда его не увижу».

Рильке умер 29 декабря 1926 года. В новогоднюю ночь Цветаева пишет ему письмо.

Что она там писала? Что-то, наверное, сложное; как всегда, почти не слыша другого человека, захлёбываясь собой; но где-нибудь точно было про губы.

«Любимый, я знаю, что ты меня читаешь прежде, чем это написано».

Какая трудная взвалена миссия на читателя Рильке, слава богу, что он теперь не должен волочить эту миссию, как опавшие крылья, по твёрдой земле.

...У Рильке есть невозможно прекрасное, долгое стихотворение про Орфея и Эвридику. И ещё про третьего (там есть третий, Гермес) – мы почему-то всегда забываем про третьего. Наша память и не должна быть такой памятливой. Я помню из всего стихотворения только это: «Она спросила удивлённо: «Кто?»

Она была распущенной косою,

Дождём, который выпила земля,

Она была растраченным запасом.

Успела стать она подземным корнем.

И потому, когда внезапно бог

Остановил её движеньем резким

И горько произнёс: «Он обернулся», –

Она спросила удивлённо: «Кто?»

В письме Цветаевой есть такие слова: «Райнер, пиши мне! (Довольно глупая просьба?) С Новым годом и прекрасным небесным пейзажем!»

Просьба, да, глупая, но человек и не должен быть понятным. Человек должен уметь держаться на какой-то одной своей основной мысли, пусть и причудливой, но живой. Какая мысль у химеры? Как не упасть с карниза? У человека тоже может быть одна мысль «как не упасть». Кому-то иногда (и напрасно) кажется, что может не упасть помочь только любовь. Ну пусть ему так кажется. Надежда должна уметь ходить на своих причудливых ножках, летать на призрачных крыльях, ползать на опасном своём животе.

«С Новым годом – светом – краем – кровом!» Так начинает своё стихотворение Цветаева. Но Эвридика в мужском варианте уже повернулась и пошла обратно. Орфей в мужском варианте (Цветаева) может больше её не выкликать.

А впереди у выхода наружу

темнел на фоне светлого пятна

неразличимый кто-то. Он стоял

и видел, как на узенькой тропе

застыл с печальным ликом бог походов,

как молча повернулся он, чтоб снова

последовать за той, что шла назад,

о длинный саван часто спотыкаясь,

шла – терпеливо, кротко и неровно...

«Год кончается твоей смертью? Конец? Начало! Завтра Новый год, Райнер, 1927, 7 – твоё любимое число... Любимый, сделай так, чтобы я часто видела тебя во сне – нет, неверно: живи в моём сне. В здешнюю встречу мы с тобой никогда не верили – как и в здешнюю жизнь, не так ли? Ты меня опередил и, чтобы меня хорошо принять, заказал – не комнату, не дом – целый пейзаж».

Как хорошо, что теперь Рильке не надо было это читать.