Из всего наследия русской классической литературы едва ли не самым актуальным представляется стихотворение «России» Алексея Хомякова (не первого ряда поэт, зато мыслитель не из последних). Датировано 1850 годом, а это, напомню, преддверие очередной европейской (с участием Турции) коалиции, направленной против России. Полное название стихотворения, уже передающее его основную мысль: «России: О, недостойная избранья, Ты избрана». Господь, развивается эта мысль, выбрал наше отечество, несмотря на все его недостоинства, чтобы призвать его «на брань святую».

«Вилка» между высоким призванием и недостоинством так же и, может быть, ещё более характерна для наших дней.

Сначала о призвании. Оно не сразу было услышано. Что греха таить, с началом операции было ожидание, и не только у нас, но и у наших противников на Западе, что она в короткое время завершится нашей победой. Вышло иначе. Пользуясь сказанным когда-то П.А. Вяземским по другому поводу, можно заметить, что на Украине разыгрывается не французская трагедия со скорой развязкой, но шекспировская драма.

Можно найти для наших первоначальных неудач вполне эмпирические причины. Но позволительно усмотреть здесь Божью волю. Если бы удалось добиться успеха в первые же недели военных действий, была бы решена очень важная, но всё-таки локальная задача. Запад просто не успел бы вмешаться в дело. Продолжение военных действий и их интенсификация позволили коллективному Западу принять в них косвенное, становящееся всё более прямым участие. Исподволь усложняются и смыслы войны: заявленные демилитаризация и денацификация Украины остаются частной задачей, но высшие её смыслы взводятся на головокружительную высоту – в рамках евро-американского мира Россия, впервые в истории, становится защитницей христианства и европейских ценностей, подлинных, а не тех, которыми жонглируют нынешние самозваные европеисты. Таково, как представляется, её нынешнее призвание.

А вот соответствовать ему дважды колесованной – сначала красным, потом жёлтым колесом – России очень не просто.

Недостоинство же демонстрирует в первую очередь интеллигенция, большая или, может быть, даже бóльшая её часть. В контексте русской истории это не такая уж новость – напомню о пораженцах времён Японской войны и кануна Февральской революции. Но всё-таки патриотическая традиция в среде интеллигенции более весомая: в 1831 и в 1863 годах, когда собиралась против России очередная коалиция (оба раза в связи с польскими событиями), и в 1854‑м (начало Крымской войны), и даже в начале Первой мировой оппозиционные, либеральные круги за немногими исключениями сплачивались вокруг правительства.

Слово «интеллигенция» происходит от латинского intel- legere, «читать между», «понимать». Те люди интеллигентного чина, которые называют себя пацифистами, недостаточно интеллигентны: они хватают из короба аргументов тот, что лежит сверху – «мир лучше войны». Нет понимания неизбывного до конца времён трагизма истории, нет понимания действующих в ней сил, требующего от каждого сделать тот или иной выбор.

А те из наших соотечественников, что прониклись идеологией либерализма и уже по этой причине солидарны с Западом, демонстрируют «ум недозрелый, плод недолгой науки». У нас теперь принято костить либерализм на все корки, что не вполне справедливо. Изначально либерализм развивал идею свободы, заложенную уже в христианстве («Стойте в свободе!» – призыв апостола Павла) и до поры до времени бывшую плодотворной – в сочетании с идеей несвободы. По мере обескровливания этой последней безопорная идея свободы, повисая в пустоте, открывает перед обществом перспективу безумия и в конечном счёте ускоренной гибели. Либерализм, таким образом, становится профанацией самого себя.

А его «инклюзивность», иначе говоря: всеядность, символом своим избравшая цвета радуги (заслуживающие совсем иного применения), фактически означает потерянность на путях-дорогах истории. Цвета времени, если освободить его от всяческой накипи, – белый и чёрный, где белый – цвет жизни, как «здесь», в земной жизни, так и за гранью земной жизни, а чёрный – цвет смерти, и «здесь», и «там».

Не говорю уже о тех «либералах», которые понимают либерализм, как верность себекарманным интересам и возможность максимального неучастия в общественной жизни.

Ницше писал: «Умственное опошление одного народа замещается тем, что ум другого становится глубже». Есть признаки, что подобное «возмещение» выпало на долю нашего народа. Но пока что наш народ или, точнее, та его часть, что готова к длительному противостоянию с Западом, руководствуется главным образом чувством самосохранения – что само по себе ценно, коль скоро заявленная нашими противниками цель всё чаще формулируется, как Finis russorum, конец русских.

Сами, как говорится, в могилу смотрят, но нас хотели бы столкнуть туда раньше.

«Люди со светлыми (вариант – хорошими) лицами» кривятся, глядя на патриотически настроенных «простых людей» с очень разными лицами, которые им, «светлым», представляются «тёмными». Мы видим продолжение старой, из XIX века идущей размолвки между «манишками» и «косоворотками». В те времена правда, как это представляется сегодня, склонялась то на одну, то на другую сторону. Ныне продолжатели «косовороток», если сравнивать их с кривящимися, более других отвечают понятию «народ». И они острее чувствуют, что время оставляет нам на выбор только два цвета.

В.В. Розанов заметил, что время петровских реформ было совсем не располагающим к себе, ибо тогда царили «темь» и «грубь», и только позднее, в эпоху от Ломоносова до Пушкина, было оценено по достоинству величие дел царя-преобразователя. Возможна некоторая параллель с днями текущими. В пучине нынешней российской действительности тоже есть «темь» и «грубь», но есть и заявка на особую миссию России, более высокую, чем та, что когда-либо выпадала на её долю. К сожалению, пока мало кто сознаёт её грандиозность: Россия становится единственной, по сути, защитницей христианства (вообще христианства, не только православия), а также, повторю это, подлинных европейских ценностей, далёких от тех, которыми ныне торгуют на европейском базаре.

Конечно, «быть орудьем Бога», как сказано в том же стихотворении Хомякова, непросто, но надо хотя бы к этому стремиться.

Сейчас кажутся несколько преувеличенными равно надежды и опасения, высказанные в нём, зато применительно к нашим дням они как нельзя более своевременны. То же можно сказать и о написанном примерно тогда же стихотворении Некрасова (кстати, бесспорного западника и либерала, что не помешало ему в тот исторический момент занять патриотическую и даже верноподданическую позицию) «14 июня 1854 года»:

И ныне в урне роковой лежат

Два жребия… и наступает время,

Когда Решитель мира и войны

Исторгнет их всесильною рукой

И свету потрясённому покажет.

Война – Божий суд, но вести себя надо так, как если бы всё зависело от нас самих.

Юрий Каграманов,

философ, культуролог