Накануне Дня российской науки, который отмечается 8 февраля, Михаил Мишустин подписал постановление о передаче в Национальный исследовательский центр «Курчатовский институт» семи институтов РАН. Это Физико-технологический институт им.  К.А.  Валиева, Институт проблем проектирования в микроэлектронике, Институт сверхвысокочастотной полупроводниковой электроники им.  В.Г.  Мокерова, Научно-исследовательский институт системных исследований, Научно-исследовательский центр «Кристаллография и фотоника», Институт химии силикатов им. И.В. Гребенщикова, Институт высокомолекулярных соединений.

Одни аналитики расценили этот шаг как концентрацию усилий для решения важнейших задач в условиях санкций, другие – как дальнейшее ослабление Российской академии наук и создание её конкурента, РАН-2.0. Ведь теперь Национальный исследовательский центр «Курчатовский институт» будет осуществлять полномочия учредителя и собственника имущества уже в отношении тринадцати институтов.

Вообще-то ослабление позиций РАН произошло не сегодня, а ещё в девяностые, когда наука оказалась совершенно не востребованной обществом. Её практически перестали финансировать, и чтобы выжить, институты сдавали свои помещения в аренду и предлагали сотрудникам самим искать заказы. В нулевые заговорили о необходимости решить накопившиеся проблемы путём реформирования РАН. В 2013 году к ней присоединили РАМН (Академию медицинских наук) и РАСХН (Академию сельскохозяйственных наук), а затем 1007 государственных научных учреждений и ФГУПов, входящих в РАН, были переданы специально созданному Федеральному агентству научных организаций.

ФАНО управляло имуществом  институтов, социальными объектами академии и даже её ботаническими садами и библиотеками. Агентство распределяло средства и утверждало госзадания на проведение фундаментальных научных исследований. РАН из научной организации превратилась просто в «федеральное государственное бюджетное учреждение». Формально задача проведения фундаментальных и поисковых научных исследований перед «учреждением» стояла, однако для исследований нужна материальная база, а её у академии изъяли.

В 2018 году ФАНО было расформировано, а входящие в него научные организации переданы в Министерство образования и науки, и аббревиатура РАН в их названии осталась лишь в качестве бренда. Главной реальной функцией для «клуба академиков», как язвительно стали называть академию, осталась экспертная. Несколько урезанная. Вопреки декларируемой необходимости экспертизы всех «крупных научно-технических программ и проектов» и оценки «результативности деятельности государственных научных организаций независимо от их ведомственной принадлежности», из академической экспертизы были исключены исследования силовых ведомств, «Курчатовского института», МГУ, Санкт-Петербургского
университета и почему-то Высшей школы экономики (ВШЭ). Видимо, экономисты ведут столь секретные исследования, что с ними нельзя знакомить даже академиков.

В основе новых технологий всегда лежат фундаментальные исследования, и в этой сфере мы должны предоставить учёным, исследователям большую свободу для творчества, нельзя загонять их в «прокрустово ложе» результатов завтрашнего дня – фундаментальная наука живёт по своим законам».

Из послания Президента Российской Федерации В. Путина Федеральному Собранию

Тема экспертизы научных проектов была затронута на прошедшем в День российской науки заседании Совета по науке и образованию. Тон ему задал Владимир Путин, напомнив, что в непростых условиях внешнего давления необходимо «предельно внимательно относиться к выбору наших научно-технологических приоритетов». Выбор приоритетов во многом зависит от экспертизы проектов, а она у нас, продолжил мысль президента заместитель председателя правительства Дмитрий Чернышенко, «так получилось исторически, отвечает только на вопрос, выполнена научная работа или нет. Но востребованность полученного результата самой экономикой пока не учитывается. В связи с этим правительством внесён в  Думу законопроект, который закрепляет понятие «научно-техническая экспертиза». В соответствии с ним Российская академия наук станет оператором национального корпуса экспертов, который объединит все экспертные организации в  стране».

Идею включения Российской академии наук в государственную систему принятия решений поддержал и президент РАН Геннадий Красников. «Сегодня, – рассказал он, – формирование госзадания идёт следующим образом: директора научных институтов, ректоры вузов, общаясь с министерствами, примерно понимают, какой бюджет им будет выделен. Исходя из  бюджета, исходя из рубрикатора программы фундаментальных исследований, они сами себе формируют тематику работ, при этом стараются выбирать такие темы, которые уже на  70–80 процентов выполнены, отдают их в Министерство (науки и высшего образования), и оно нам присылает в  академию на экспертизу».

То есть, по сути, проводят экспертизу лишь на соответствие работ с точки зрения научности, наличия темы в рубрикаторе и публикационной активности, и в 99 процентах случаев эксперты вынуждены давать положительные заключения. Вопросы о важности темы исследования, необходимости в случае её востребованности экономикой параллельной постановки ещё ряда фундаментальных и поисковых исследований остаются за бортом. Для более эффективного использования государственных средств сначала, по мнению Красникова, институты должны присылать свои предложения в тематические отделения Академии наук, и лишь после согласования позиций передавать в Минобрнауки для утверждения госзаказа.

Также президент РАН предложил провести оптимизацию экспертных советов, которые сегодня есть и в академии, и в различных министерствах и ведомствах и часто друг друга дублируют. О формировании единого технологического пространства говорил и президент НИЦ «Курчатовский институт» Михаил Ковальчук. Для реализации важнейших инновационных проектов, на его взгляд, требуется формирование единой системы их научно-методического и экспертного сопровождения, как это было в советские времена. Ковальчук и Красников предложили в качестве пилотного проекта восстановить научно-методическое руководство со стороны Академии наук конкретно Курчатовским институтом.

С необходимостью восстановления института научного руководства никто из участников совещания не спорил, а вот предложенный Геннадием Красниковым новый механизм формирования планов научных исследований для вузов и НИИ глава Минобрнауки Валерий Фальков подверг сомнению. Согласившись с тем, что сейчас при планировании научных тем снизу, от институтов, получается модель возможностей, а не потребностей, он тем не менее отдавать РАН ключевое право голоса не готов. Предложил включить организации реального сектора экономики в процесс формирования планов и не недооценивать роль Минобрнауки как учредителя научных институтов.

Представители реального сектора участвовали и в совещании, и мне показалось, что крен обсуждения ушёл в сторону прикладной науки. Возможно, в нынешних условиях, когда нам нужно в кратчайший срок уйти от критической зависимости от западных технологий, это и оправданно. Главное – не увлечься и не забыть о науке фундаментальной. Она база для всех прорывных технологий.

Людмила Мазурова

В тему

Российские лауреаты Нобелевской премии в области естественных наук

1904 г. – Иван Павлов, физиология и медицина

1908 г. – Илья Мечников, физиология и медицина

1956 г. – Николай Семёнов, химия

1958 г. – Павел Черенков, Игорь Тамм и Илья Франк, физика

1962 г. – Лев Ландау, физика

1964 г. – Александр Прохоров и Николай Басов, физика

1978 г. – Пётр Капица, физика

2000 г.  – Жорес Алфёров, физика (за открытие, сделанное в семидесятых годах)

2003 г. – Алексей Абрикосов, Виталий Гинзбург, физика (за исследования, проведённые в СССР)

2010 г. – Константин Новосёлов, Андрей Гейм, физика (выходцы из России, но работают в Нидерландах, где и открыли новую модификацию углерода – графен)