Пустота

мы не лечим болезни, мы лечим симптомы,
как будто они многое значат.
единственный повод выйти из дома –
пустота сигаретной пачки.
единственный повод набрать чей-то номер –
услышать заветное «ну что там? как ты?»,
с глупой гордостью сообщить, что не помер,
и прочие ненужные факты.

не слушать еврея, идти вдоль сугроба,
обманув хищную гильотину порога.
талант говорить происходит от злобы,
злоба на бога,
потому что не все – боги.
идти сквозь серый массив, сквозь мантру
кварталов Харькова, трущоб Нью-Йорка,
помнить номер домофона, паспорта, банковской карты:
шестёрка, шестёрка, шестёрка.

единственный повод смотреть чуть выше,
попутно убедившись во вранье Гидрометцентра –
взмах македонского лезвия крыши
над стянутым в узел проспектом,
над родиной отдельных о диночеств,
попыток расплавить сердца из воска:
истина проще, чем того хочется, –
нужно просто добрести до киоска,
и если успех обращается крахом,
водой – вино, похмельем – морская качка,
становиться постигающим дзен монахом
сквозь пустоту
сигаретной пачки.


Надежда

мы стояли там вместе. локоть о локоть.
время мажет красным и чёрным. кровь и копоть.
в висках стучало – невозможный грохот.
мы ходим под небом одним и им же хранимы.
ты не чувствуешь ничего, и ты пройдёшь мимо,
ведь боль можно вытерпеть, безразличие – невыносимо.

мой страшный товарищ, с косой и в чёрном платье,
загадай мне загадку, дай стакан воды и распятье,
не молчи, не молчи, этой тишины уже хватит.
людей тошнит от балета; нужны кровавые танцы,
романтика войн, очарование бесстыжего глянца.
ты поверить не можешь, как я хочу ошибаться.
беснуется садист, телевизор сверкает призмой,
поднимая на штык, выше человеческой жизни,
чернильное небо с оранжевым росчерком выстрела.

бурлит река, позабыв берега, её злоба отныне безбрежна,
крошатся мосты, и носишься ты над страшной,
тянущей бездной,
я смотрю сквозь тебя на притихший зал и вижу
во тьме надежду.
посмотри и ты, о проклятье двадцатого века,
как они без мотива, молитвы, числа, имярека,
не слыша твой вой, не слыша мой зов, хранят в себе
человека.


Луч

я обнимаю фонарные столбы,
пусть есенинских берёз они мертвей –
я закрою глаза и буду считать до пяти.
и да будет свет.

судьбой намечен только план.
сущность человека – эскиз.
как красив и огромен Альдебаран.
как мал и непознаваем смысл.
солнце каждое утро находит восток,
даже не зная, что он вообще есть.
нам этой мудрости хотя бы глоток,
скомканный в радиовесть.
нашей судьбы неумолимый рок,
где преследует короля за шахом шах, –
раскапывать души вдоль и поперёк
в километры рифмованных штолен и шахт,
чтобы с другой стороны туч
звёзды ослепли от блеска глаз!

если должен начаться луч,
пусть он начнётся в нас.