Есть такая актёрская легенда, похожая на правду. Как-то великий чтец, народный артист СССР Дмитрий Николаевич Журавлёв был на выступлении начинающего артиста, который исполнял отрывок из «Анны Карениной». Читал он посредственно, но Журавлёв смотрел на него с восхищением, то и дело всплёскивая руками и шепча: «Потрясающе, гений, гений!» Его спросили: «Вам так понравился этот артист?» – «Да нет, что вы! Толстой, Толстой – гений!»

В сериале «Анна Каренина» закадровый текст читает Сергей Гармаш (он играет Левина – alter ego Толстого), но его исполнение толстовских ремарок, спокойное, мудрое, входило в некое противоречие с действием, которое разворачивалось на экране.
Тому, что давно снятый сериал Сергея Соловьёва наконец появился на телеэкране, мы, скорее всего, обязаны недавнему успеху в прокате и шумной рекламной кампании на Первом канале британской «Анны Карениной». Говоря о качествах британской и российской интерпретаций толстовского шедевра, нельзя также не вспомнить об одноимённом советском фильме 1967 года.

Так пойди же, попляши!
Сначала – о тепло принятом критиками и награждённом «Оскаром» фильме по сценарию Тома Стоппарда. Известный драматург, увлечённый русской культурой, отнёсся к тексту великого романа с завидным тщанием, сохранив все главные сюжетные линии. А режиссёр Джо Райт предложил неожиданное кинемато­графическое решение: очень театральное, даже отчасти балетное – «Анну Каренину» фактически сплясали. Петербургский выс­ший свет, чиновный мир – театр, большая часть действия разворачивается на сцене, в зале, ложах, за кулисами. Там пыльно, тесно, душно и в прямом смысле слова и в смысле человеческих отношений. Иногда действие перемещается в поместье Левина, можно наконец вздохнуть полной грудью: мы попадаем на свежий воздух, в бескрайние дали (русские поля, правда, похожи на заливные швейцарские луга, а дом Левина – на горное шале). Кстати, роль его возлюбленной Кити, которую играет Алисия Викландер, – безусловная актёрская удача британского фильма. С этим образом, понятным и близким каждой женщине, не было проблем и у Анастасии Вертинской в фильме Александра Зархи, и у Марии Аникановой в соловьёвской версии. Так же понятны Долли, Стива, другие персонажи – их можно по-разному трактовать, но всякий сыграет их так хорошо, как умеет. Они обыкновенные люди, но Анна...

Кира Найтли создаёт образ прекрасной, несколько инфернальной, даже бесплотной, летящей по жизни женщины. Каренин же здесь – отнюдь не бесплотный, не старый, напротив – мужчина в расцвете сил (его сыграл сорокалетний мачо Джуд Лоу). Тоже революционная трактовка образа. Мы-то думали: у Толстого это пожилой измождённый государственными заботами крупный чиновник, который всего себя отдаёт Отечеству, не оставив почти ничего жене. И в этом исходная точка драмы отношений старика Каренина с прекрасной, полнокровной, рождённой для любви Анной. Но мы, видимо, ошибались.

У Джо Райта разгадка того, что у Анны после первенца никто не родился, – в сцене, где Каренин, перед тем как лечь с женой в постель, достаёт таинственную коробочку, и в ней что-то очень похожее на... Зачем им предохраняться? Жилплощадь позволяет, прислуга есть… Рожала бы Анна с таким Джудом, как Долли, каждый год, и проблем бы не было, но режиссёр решил иначе… Анна встречает на вокзале великолепно танцующего, похожего на исправившегося Дантеса пылкого красавца-офицерика. После недолгой борьбы с самой собой она оказывается в объятиях этого воздушного кудрявого блондина, тоже несколько неземного, как играет Вронского Аарон Джонсон. И беременеет от него! Свет в шоке, в зале хватаются за платки и устраивают Анне обструкцию в ложе. В послеродовой горячке Анна примиряет мужа и любовника. Казалось, они тоже полюбили друг друга. Анна мечется между ними, страдает, опять выбирает блондина и едет с ним в Венецию, но это не помогает. Ей кажется, что Вронский её уже не так любит. Аннушка превращается в фурию, как булгаковская Маргарита… Устаёшь от её истерик, понимаешь измученного блондина и невольно ждёшь, когда же беспартийный кочегар подсыплет угольку в топку паровоза, который прекратит наконец этот изнурительный смертельный танец.

В финале фильма – не в душном закулисье, а на фоне природы – мы видим умиротворённых Левина с Кити и младенцем, Стиву с многочисленным потомством и Каренина с сыном и дочкой Анны.

Как ни странно, вырулили-таки к семейным ценностям.

Толстовское послание-предупреждение женщинам ХIХ века услышано Голливудом и передано в ХХI веке в привычных для него танцевальных ритмах.

А какое нравственное послание Толстого услышал и хотел передать Сергей Соловьёв?

Отцы и деды
Так актёры в шутку называли спектакль «Отцы и дети» после его многолетней эксплуатации в Малом театре. В искусстве такое бывает. Алла Тарасова сыграла премьеру «Анны Карениной» (МХАТ, 1937 год, режиссёр В.И. Немирович-Данченко) в тридцатидевятилетнем возрасте и играла до пятидесяти пяти, спектакль в 1953 году был даже снят на плёнку, но сейчас смотреть, как дедушки с бабушками жеманятся, разыгрывая страстную любовь, как-то странно. Однако то были спектакли с соответствующими, принимаемыми зрителями условностями. А здесь кино.

Говорят, для Соловьёва это очень личная история, в сериале участвуют близкие друзья и родственники режиссёра, и никого, кроме Татьяны Друбич, он в главной роли не видел. И, может быть, отталкиваясь от её возраста (хотя она выглядит прекрасно), партнёры тоже лет на двадцать старше своих персонажей. Но главная проблема, конечно, не в этом.

Для разъяснений дадим слово самому режиссёру. Он перед премьерой фильма говорил удивительные вещи:

«Мы привыкли думать, что «Анна Каренина» – это книга об измене. На самом деле это книга о любви. <…> Восторжествовало такое мещанское отношение к сюжету – не изменяй мужу, и будешь жить долго и счастливо. А будешь мужу изменять – тут тебе и паровоз.<…>

У того, почему Анна Каренина бросилась под поезд, есть множество причин. Их все и не назовёшь. Но главное – страх, что уйдёт любовь. Чудовищный страх. <…> Это страшное чувство. А в случае Анны Карениной особенно страшное. Так что смерть Анны Карениной, – это у Толстого не морализаторство, это живая жизнь. Морализаторство Льва Николаевича – это, скорее, Кити Щербацкая. Толстой теоретически знает, что хорошо бы каждому Левину найти свою Кити. Но как умный человек и потрясающий художник, понимает, что, во-первых, Кити дура. <…> Во-вторых, эта история дико попахивает Годом семьи. Есть тут что-то телевизионно-успокаивающее. Плодитесь и размножайтесь, и вообще мы будем самая сильная нация в мире. <…>

Когда Долли уезжала от Анны, та ей так заморочила голову, что она ехала и думала: «Наверное, и мне надо с кем-нибудь изменить Стиве». Но не могла понять с кем».

Не будем спорить с выдающимся режиссёром, напомним только, как эпизод с Долли выглядит у Толстого:«Отвлечённо, теоретически, она не только оправдывала, но даже одобряла поступок Анны. Как вообще нередко безукоризненно нравственные женщины, уставшие от однообразия нравственной жизни, она издалека не только извиняла преступную любовь, но даже завидовала ей. Кроме того, она сердцем любила Анну. Но в действительности, увидав её в среде этих чуждых для неё людей, с их новым для Дарьи Александровны хорошим тоном, ей было неловко. <…> Долли одобряла поступок Анны, но видеть того человека, для которого был сделан этот поступок, было ей неприятно».

А «когда Долли уезжала от Анны», она испытала облегчение, избавившись от общения и «неловкости» с «чуждыми людьми». Ну и, конечно, «не думала она, с кем бы ей» изменить Стиве, отцу её шестерых детей. Очевидно, желание режиссёра эпатировать: только дуры не изменяют своим мужьям и т.д.

Но это не более чем постмодернистский стёб. Сергей Соловьёв сериал снял «чудовищно» морализаторский и потому «страшно» скучный.

Как будто его снимал Алексей Каренин.

Это главный и, заметим, самый положительный герой сериала, трепетно сыгранный Олегом Ивановичем Янковским. Любящий, страдающий, предостерегающий. Знаменитое со времён Хмелёва «пеле-перестрадал» разыгрывается как отдельная сцена (в ней всё же есть некоторый пеле-перебор). Многие зрительницы недоумевали, как эта «дура» Анна, которую беззаветно любит сам (!) Янковский, могла ему предпочесть такого тюфяка, каким представлен Вронский. Во время знакомства с Анной на вокзале он скучает, смотрит больше на мать и по сторонам, чем на Анну. Ухаживает за ней через «не хочу», как будто знает, чем вся эта волынка закончится. Сергей Соловьёв явно не любит Вронского и вообще «всяческих охотников до наших жён» – способный актёр Ярослав Бойко остался без режиссёрского прикрытия.

Анна у Соловьёва – прелестная инженю, почти не изменившаяся со времён «Ста дней после детства», она – предмет восхищения, изумления и любования. Но по какому-то недоразумению и ослеплению променявшая нежного и заботливого мужа, крупного государственного деятеля, крайне интеллигентного и тонкого человека на солдафона из Забайкальского военного округа, как кто-то обиделся в фейсбуке.

И за это понесла заслуженное наказание. Ведь все говорили, предупреждали, муж умолял, плакал. Есть в её выстроенных режиссёром метаниях что-то болезненное, застарело инфантильное, изысканно фальшивое…

Соловьёв начиная с третьей серии беспощадно казнит Анну, сперва морально, а потом – физически, любуясь в пятой серии её расчленённым телом. Даже перед смертью лишая важной реплики: «…и избавлюсь от всех и от себя». У Толстого: «Туда, на самую середину, и я накажу его и избавлюсь от всех и от себя… Господи, прости мне всё!» То есть режиссёр, он же автор сценария ещё раз указывает на главного виновника трагедии – соблазнителя Вронского.

Так что по факту послание сериала вытанцевалось ещё более морализаторское, чем у Толстого. Режиссёр лишил Анну всего, что могло бы её оправдать. Ни чувственной прелести, ни любви, ни страсти, ни пылкого Вронского в сериале нет. Зато есть почти святой Каренин, и кто его обидит, за тем приедет паровоз.

* * *
В заключение вспомним о фильме Александра Зархи. Как жаль, что Каннский фестиваль, на который он был представлен в 1968 году, из-за студенческих волнений во Франции был сорван, и награда не нашла героев «Анны Карениной».

Во времена, когда в СССР только начинали нынешние корифеи, свергшие в середине 80-х титанов советского кинематографа, у нас была мощная киноиндустрия. Был редакторский корпус, который, например, не пропустил бы сценарий фильма «Жила была одна баба», как заведомо провальный, и никакие худсоветы не утвердили бы распределение ролей в соловьёвской «Анне»...

Ещё раз подивимся: в эпоху полной свободы никто из революционеров-кинематографистов не создал ничего сравнимого с поставленным ими же при тоталитаризме. Как тут не вспомнить толстовский эпиграф: «Мне отмщение, и Аз воздам».

В советской «Анне Карениной», которая по стилистике, конечно, принадлежит своему времени, – безошибочно отобраннный и великолепно играющий актёрский ансамбль. Всех понимаешь, все вызывают сочувствие. И женственная Анна (Татьяна Самойлова), которая ничего не может поделать со своими страстями; и бесподобный Вронский (Василий Лановой), поломавший из-за неё свою жизнь; и блестящий Каренин (Николай Гриценко), ни за что ни про что на старости лет обесчещенный; и трогательная, прелестная Кити (Анастасия Вертинская); и погружённая в семью Долли (Ия Саввина), и обаятельный гедонист Стива (Юрий Яковлев)…

И морализаторства никакого не было, ну разве что – нельзя быть рабом своих страстей, нужно и о ближних думать. Но ведь это и так ясно.