В Пушкинском Доме – Институте русской литературы – завершилась научная конференция, посвящённая 150-летию со дня рождения Фёдора Сологуба. Ему, Фёдору Кузьмичу Тетерникову, сыну крестьянки и дворового человека помещика Полтавской губернии, после отмены крепостного права работавшего портным в Петербурге, довелось стать одним из виднейших представителей русского символизма.

Исследователи из России, Германии, Эстонии, США обсудили наиболее важные аспекты литературного и публицистического творчества Ф. Сологуба, его литературные связи, деятельность на посту председателя Ленинградского отделения Союза писателей. В рамках конференции открылась интереснейшая выставка, основанная на материалах Пушкинского Дома и отсылающая к юбилею Фёдора Сологуба, который отмечался в 1924 году по случаю 40-летия его литературной деятельности. Чествовали юбиляра в Александринском театре. С приветственным словом выступали Евгений Замятин, Анна Ахматова, Борис Эйхенбаум. То давнее празднество оказалось прощанием с Сологубом на долгие годы.
Целый день работы конференции был посвящён самому известному произведению Сологуба – роману «Мелкий бес». Говорили не только на темы литературоведческие, но и о воплощении романа на сцене и в кино.

В солидной газете «Биржевые ведомости» 19–20 сентября 1912 года редактор литературного отдела газеты Александр Измайлов опубликовал интервью с писателем под названием «У Ф К. Сологуба». Оно наглядно показывает, насколько популярен – что там! – знаменит был Сологуб в России. Приведём несколько фрагментов этой публикации.

– Псевдоним мой, – чистая случайность, – сказал мне Ф.К. – Я начинал писать, не озабочиваясь об этом. Первые свои стихи, посылаемые в Петербург из Крестцов, Великих Лук и Вытегры, я подписывал своею настоящею фамилиею…

Из северной провинции летом 1891 года я приехал в Петербург с прямою целью повидать Мережковского и Минского. Мережковского в городе я не застал, а Минский отнёсся ко мне очень участливо. Так же участливо и сердечно он относился ко мне и впоследствии. Он передал мои стихи в «Северный вестник», где одно из них было напечатано за подписью «Ф.Т.», тою самою, какую некогда прославил Тютчев. В этой редакции и возник разговор о необходимости для меня взять псевдоним. Минский и Волынский взяли свои имена от губерний, где родились. Мне, уроженцу Петербурга, пришлось бы взять совсем несуразный псевдоним. Тогда в редакции стали приискивать мне «аристократическое» имя. Не знаю уж почему остановились на «Сологубе». Иногда «Бюро вырезок» присылает мне по недоразумению заметки о старом графе Соллогубе. Я был равнодушен ко всему этому, – ведь вообще человек не сам выбирает себе имя, – и меня окрестили Фёдором, не спрашивая моего согласия…

Читатель ищет отражения моей жизни в моих книгах. Не отрицаю, я отталкивался от живых впечатлений жизни и иногда писал с натуры. Педагогический мир в «Мелком бесе» не выдуман из головы. По крайней мере для Передонова и Варвары у меня были оригиналы, даже самая история с письмом – подлинная житейская история. И так же, как в романе, Передонов в жизни тоже кончил сумасшествием. Для многих других подобных персонажей, для Володина и др., я тоже имел подлинники. История гимназиста Сашеньки, принятого за переодетую девочку, – более далека от виденного мною лично, однако о таких превращениях мне приходилось слышать не раз…

Из «Мелкого беса» я намеренно вырезал страницы, где описан приезд в провинциальный город двух литераторов и их там приключения. Сделал я это единственно из опасения, что здесь будут искать живых людей, хотя на самом деле я передал тут только свои старые впечатления, вынесенные мною из приезда некогда в уездный город, где я жил, двух петербургских посредственных литераторов.