Лауреаты единственной «повестной» премии, носящей имя «автора» повестей А.С. Пушкина – Ивана Петровича Белкина, – будут объявлены в день выхода номера «ЛГ» – 13 марта. И нам хотелось успеть поделиться впечатлениями о кандидатах.
В шорт-лист нынешнего года премии Ивана Петровича Белкина попали пять претендентов – по числу повестей Белкина: Дмитрий Верещагин «Заманиловка» («Дружба народов», № 4/2012), Дмитрий Ищенко «Териберка» («Октябрь», № 4/2012), Владимир Холодов «Шанс» («Знамя» № 4/2012), Ирина Поволоцкая «Пациент и Гомеопат» («Новый мир», № 9/2012) и Геннадий Прашкевич «Упячка-25» («Знамя, № 4/2012).
В жюри вошли главный редактор «Ариона» Алексей Алёхин, литературный критик Леонид Бахнов, директор Государственного музея А.С. Пушкина Евгений Богатырёв, писатель Денис Драгунский. Во главе – Юрий Буйда.
Как было отмечено членами жюри, несмотря на то что в лонг-листе из 46 претендентов на премию оказались такие известные писатели, как Захар Прилепин, Роман Сенчин и Денис Гуцко, предпочтение в шорт-листе 2013 года было отдано менее известным, но не менее талантливым авторам. Разумеется, данное высказывание не относится к уже давно утвердившимся в литературе Ирине Поволоцкой и Геннадию Прашкевичу, а пот
ому – не о них пойдёт речь.
Речь пойдёт о Дмитрии Ищенко, Владимире Холодове и Дмитрии Верещагине.
Юрий Буйда иронично заметил, что многие повести из лонг-листа понравились бы простодушному Ивану Петровичу Белкину, но жюри, выбирая лучшие произведения, придерживалось всё же вкусов Александра Сергеевича.
Посмотрим – каковы же, по мнению Буйды, вкусы Пушкина.
Честно признаться, повести Дмитрия Ищенко и Владимира Холодова порадовали. По крайней мере меня. Да, возможно, и классику показались бы любопытными. Что интересно, оба автора – профессиональные сценаристы и живут в северных краях: Ищенко – в Мурманске, Холодов – в Иркутске. Оба из поколения сорокалетних.
Именно сценаристским взглядом обусловлены некоторые сходные черты в текстах этих прозаиков: отчётливая кинематографичность повествования, предпочтение сюжетной канвы настроенческо-атмосферной расплывчатой палитре, крепкий композиционный стержень, некоторая языковая аскетичность, чёткая определённость образов. Тексты написаны с добрым и умным юмором.
Лучшая повесть шорт-листа, на мой взгляд, – это «Териберка» Дмитрия Ищенко.
Териберка – маленький посёлок на берегу Баренцева моря. «Живут в Териберке от силы полторы тысячи человек. Живут трудно. Из-за ветров и непогоды дорога в посёлок закрыта месяца два в году. Не добраться туда никак – даже вертолётом, потому что всепогодных нет, а обычные с ураганным ветром не справляются.
Впрочем, в советские годы ветра были не меньше, но в посёлке текла своя, полноценная по тогдашним меркам жизнь. Рыбоколхоз держал два десятка судов. Были свои плавмастерские и рыбопереработка. А ещё коровы, хлебопекарня, две школы и медсанчасть, хорошая котельная и почта – что ещё нужно для счастья в Териберке?
Сейчас от былой сытой жизни ничего не осталось. Колхоз обанкротился, мастерские закрылись, р
ыбозавод остановился… Кто смог, уехал из Териберки. Оставшиеся пристроились, как получилось…»
Вот такая картина. Сюжет, в общем-то, простой. В посёлке сгорает котельная, единственный пожарный кое-как пытается её потушить, один нетрезвый житель, спасаясь от пожара, выпрыгивает из окна и ломает ногу. Люди остались без тепла, врача нет на месте (уехал в Мурманск), добраться до пострадавших из-за непогоды никак нельзя.
Это повесть о том, как мужественно и спокойно выживают русские люди. Без всякой патетики, с крепким народным оптимизмом. Не во имя каких-то высоких идей, а просто потому, что надо жить. Это повесть о природном, неприметном каждодневном героизме без всяких картинных поз и лозунгов. Это повесть, не побоюсь высоких слов, о красоте русской души.
Таких вещей сегодня мало. Посмеяться над русскими да обвинить их в вороватости и дурковатости – это пожалуйста. А убедительно, без злобной иронии, а напротив – с интонацией сочувствия написать о непростой и совершенно обыкновенной жизни обыкновенных людей, – этого поискать.
Возьму на себя смелость заявить: да, «Териберка» наверняка понравилась бы Александру Сергеевичу.
«Шанс» Владимира Холодова также заслуживает внимания. Если «Териберка» вполне реалистичное повествование, то повесть Холодова скорее экзистенциально-мистическая. С первых же страниц складывается ощущение, что писалась она с прицелом на дальнейшую экранизацию: старый профессор, библиофил Пётр Сергеевич, возвращаясь домой с карманами, полными денег (вынужден был продать очередное раритетное издание), натыкается во дворе дома на пьяную дерущуюся компанию. Случайно на него налетает, сшибая с ног, здоровенный тридцатилетний забулдыга Николай… В итоге столкновения душа интеллигентного профессора переселяется в молодое тело алкаша и матерщинника, а душа того – в хрупкий старческий организм Петра Сергеевича. Далее начинаются связанные со случившейся метаморфозой забавные, но отнюдь не легкомысленные приключения двух героев, приобретающих новый, навязанный им обстоятельствами жизненный опыт.
Это философская и весёлая повесть о связи души и тела, о предопределённости и внезапности ощущения понятия судьбы; это попытка резкого сдвига привычной реальности с целью нащупать новые бытийные взаимосвязи.
Однако яркая кинематографичность и увлекательность сюжета не гарантируют индивидуальной интонации и богатого языка. И в этом, пожалуй, слабое место «Шанса». Если интонацию ещё можно нащупать, то об авторском языке сказать практически нечего: в повести не найти ни свежих эпитетов, ни неожиданных сравнений, ни оригинальных метафор. Зато есть довольно-таки убедительное ощущение ирреальности происходящего, и создано оно не ради игры, хотя игровой момент, несомненно, присутствует, а для создания ситуации остранения (по Шкловскому), что получилось у Холодова вполне.
Совсем другое впечатление складывается от «Заманиловки» (состоящей из нескольких отдельных историй) Дмитрия Верещагина. Представьте себе, что вы идёте по лесу, наполненному живыми запахами и звуками, и вдруг натыкаетесь на чучело мамонта. Вот так же архаичны и скучны повести Верещагина. И архаичны они не по языку или сюжетам (хотя их толком и нет), а по какому-то пыльному, много раз уже пережитому ощущению жизни. Первая повесть «Ещё один Павлик Морозов» начинается с мутного сна о Сталине, где вождь говорит парадоксальные, с точки зрения автора, вещи: «Все советские деньги, мальчик, призрачные». Далее что-то невразумительное о стукачестве, набившая оскомину заплесневелая критика советской власти, «которую я теперь пишу с маленькой буквы»…
А смысл? А смысл «Заманиловки» Верещагина примерно такой (дюже глубокий, аж дух захватывает): «–Заманиловка! – хохотал президент Дмитрий Анатольевич Медведев. И он позвонил американскому президенту Бараку Обаме, а тот стал звонить, в свою очередь, всем президентам в Европе и Азии. Короче сказать, вся планета заговорила о том, что мы, люди, на планете живём по системе ЗАМАНИЛОВКА.
И на этом я заканчиваю свою правдивейшую повесть. До свидания, читатели».
В положительном ключе, пожалуй, стоит отметить только историю под названием «Обиженная икона». Это рассказ о том, какие необычные вещи происходят благодаря иконе Иверской Божией Матери, хранящейся в одной из деревенских изб. Здесь появляется и своеобразный ракурс повествования, и юмор, и мораль, правда, несколько навязчивая.
Дмитрий Верещагин (1941 г.р.) больше известен как детский писатель, и, кстати, он из шорт-листёров единственный, кто окончил Литературный институт им. А.М. Горького. Но что с того? Подумалось по мере чтения: может, автору не стоит браться за «взрослые» вещи, а лучше продолжать писать для детей?..
Вот-вот мы узнаем имя лауреата премии Ивана Петровича Белкина.
За свой выбор членам жюри придётся взять ответственность на себя.
Не стоит перекладывать её на классика.
Чтобы оставить комментарий вам необходимо авторизоваться