ОБЪЕКТИВ

Тимур Кибиров. Кара-барас. – М.: Время, 2007. – 64 с. – (Поэтическая библиотека).

На мой взгляд, творческая судьба Тимура Кибирова сложилась вполне удачно. Менее чем за тридцать лет издано полтора десятка сборников, получено как минимум шесть литературных премий, в том числе и таких довольно престижных, как Пушкинская премия фонда А. Тёпфера (1994) и Антибукер в номинации «Незнакомка» (1997). О поэзии его писали такие известные критики, как А. Архангельский и Н. Богомолов, Е. Ермолин и В. Курицын, А. Немзер и М. Эпштейн. Но главное даже не в этом – в сознании довольно широкого круга ценителей современной поэзии сформировалось представление о Т. Кибирове как об одном из наиболее ярких и реализовавшихся поэтов, работающих в духе концептуализма, соц-арта и постмодерна.
Однако, признавая справедливость этих выводов, приходится высказать некоторые сомнения и вопросы. Такой повод дают тексты из нового сборника поэта «Кара-барас». В нём, как и в прежних его книгах, проявилась та двойственность, которая присуща Кибирову. С одной стороны, в стихах этих несомненно присутствие серьёзного чувства, искренней боли и высокой стихотворной техники:

Вот и снова ты один,
Ты один – и никотин,
Никотин – и алкоголь.
Алкоголь – и боль…
(«Очередная песнь квартиранта»)

Автор умеет играть смыслами, символами и цитатами самого неожиданного уровня и свойства и со вкусом делает это, раз за разом переигрывая по классу своих единомышленников С. Гандлевского, Д. Пригова, Л. Рубинштейна:

Сникерснуть
Сделать паузу – скушать Твикс…
Быть лидером
Мочить в сортире
Не дать себе засохнуть
Убить Билла-1
Убить Билла-2…
Монетизировать и растаможить
Зажигать
Бесстыдно, непробудно –
И не такой ещё, моя Россия,
Бывала ты, не падая в цене!
(«Инфинитивная поэзия»)

Хотелось бы сказать, что это – не простое жонглирование рекламными и идеологическими слоганами и штампами. Здесь чувствуются и сумасшедшая стилистика нашего времени, и её неприятие, и необходимость смириться, и ещё много всякого.

Кто-то возразит: подумаешь, а то мы центонов не читали! Да читали, конечно же. Но реальность поэтического процесса поэтов либерального стана, увы, такова, что те, кто раньше подавал надежды, почему-то очень быстро и бесповоротно «спеклись» (исписались, что ли?). Где метаметафористы, с которыми так долго носились К. Кедров и КО? Где инфернальный Иван Жданов с глазами дикой серны? Где головокружительный Алексей Парщиков со своими накрученными метафорами? Где, наконец, Александр Ерёменко, поражавший современников неординарностью юмора? Увы и ах! Даже их более молодые собратья, как те же яркие, но неглубокие «Куртуазные маньеристы», и то слиняли в одночасье, не оставив за собой более глубокого следа, чем хит «Как упоительны в России вечера». К сожалению, приходится признать, что и это нетленное создание Виктора Пеленягрэ стало добычей радио, не более того.

Тимур Кибиров выстоял в этой толчее и неразберихе, сохранил собственное лицо и чувство юмора:

Моисеевы скрижали
Мы прилежно сокращали,
Мы заметно преуспели
В достиженьи этой цели…
И один лишь не сдаётся
Бастион обскурантизма –
Предрассудок «Не убий!»…
Добрый доктор Гильотен,
Добрый доктор Геворкян
Прописали нам лекарства
Против этого тиранства.
(А от заповедей прочих
Доктор Фрейд успешно лечит!)…
(«Моисеевы скрижали…»)

Но вот что приходит в голову при массированном чтении этих перепевов и пародий: этот юмор довольно быстро наскучивает, как приёмы и шаблоны КВН или «Комеди Клаб». И когда в стихах в очередной раз встречаешь явную цитату, то становится уже не смешно, а грустно, как если бы в батоне колбасы нам попался гвоздь или кусок шпагата:

«Сидит Ваня на крыльце
С выраженьем на лице.
Выражает то лицо,
Чем садятся на крыльцо!»
(«К вопросу о ЕДИНСТВЕ ФОРМЫ И СОДЕРЖАНИЯ»)

Сотни раз мы слышали эту частушку. Как она обогащает стилистику поэта – непонятно. Кроме разочарования, никакой другой эмоции не испытываешь. И таких мест в сборнике – пруд пруди. Кибиров – мастер работать с чужими текстами, но всегда ли столь частое обращение к ним оправдано?.. Так, в поэме, навеянной образами К. Чуковского, воспроизведён чуть не весь текст «Мойдодыра»:

Мёртвых воскресенья чаю,
К Честертону подбегаю,
Но пузатый от меня
Убежал, как от огня.
Боже, боже,
Что случилось?
Отчего же всё кругом
Завертелось,
Закружилось
И помчалось колесом?..
(«Кара-барас»)

Эти переделки детских стихов по-своему остроумны. Но дело в том, что подобные «шутки юмора» рождаются в любой мало-мальски интеллектуальной компании десятками. Это интерпретация и не более того, ведь все побочные и переносные смыслы, которые Т. Кибиров извлекает из сочинений К. Чуковского, уже изначально были заложены в авторском тексте. Исследователь детской поэзии М. Петровский и не такое ещё находил в «простых» детских стишках... 

Некоторые сомнения вызывает, конечно, и отношение Т. Кибирова к стране, где он родился, где жили и умирали его предки. Ещё в прежние времена он лихо и раскованно играл с патриотической семантикой, выдавая себя за «Зятька», а Россию – соответственно – за «Тёщу». Анализировать здесь ассоциативные ряды вряд ли имеет смысл. Но вот что характерно: многие критики, писавшие о Кибирове, отмечали, что в плане национальной самоидентификации у него всё довольно непросто. Будучи осетином по происхождению, поэт не чувствует в себе кавказских корней, но тема родной земли для него весьма существенна. Однако в оценке событий и фигур прошлого и настоящего он последовательно негативен. Отрицательные характеристики даются им Николаю I и П. Чаадаеву, Н. Хрущёву и В. Путину, коллегам и «родимым колхозничкам». 

Но если вся отечественная история трактуется им как беспросветный, непроглядный мрак, то это уже не ирония, не юмор, а довольно занудливое, монотонное брюзжание. А ещё важнее то, что высмеивание и обличение всего и вся постепенно надоедают и понемногу начинают напоминать сознательное самоограничение – игру на одной струне. И это особенно обидно, поскольку в поэтическом инструментарии Тимура Кибирова этих струн немало. И владеет он ими профессионально: в предыдущих сборниках нередко звучали ноты задушевности и проникновенности. Но, вероятно, сегодня эти эстетические категории у постмодернистов уже не пользуются кредитом доверия.