КНИЖНЫЙ РЯД

Курт П. Айседора. – М.: Эксмо, 2007. – 768 с.: ил.

– Изадора, душенька, накинь шарфик – сегодня прохладно...
Чем это закончилось, мы знаем. А вот чем начиналась жизнь Айседоры Дункан, как она стала той, о которой написано множество восторженных слов, известно не всем. Питер Курт взялся рассказать об этом.
Рассказ его, прямо скажем, получился подробным. Не только вся семья Изадоры, но и весь интернациональный артистический бомонд первой четверти ХХ века нашёл приют на страницах книги. И сама танцовщица предстала перед нами выпукло во всём своём безумии, свойственном самому времени поиска не только новых форм в искусстве, но и «новой духовности».
Кто же она? Экзальтированная дамочка, каких мы знаем во множестве. Из тех, что выбирают себе какое-то не слишком обременительное хобби, но одна из немногих, кто сумел свой более чем скромный талант конвертировать в денежные знаки и мировую известность.
Сегодня здравомыслящий человек сказал бы про Дункан: «Больная на всю голову», и она заняла бы вполне маргинальное место в мире творческих личностей. Со своей немногочисленной клакой. Но тогда! Трезвые суждения балетных критиков тонули в потоке восторженных отзывов и приветствий в честь рождения танца модерн. Танца, который, ничуть не поколебав традиционной сцены, всё же остался не только в виде исторического курьёза. Искусство Изадоры Дункан состоялось, и говорить о нём, а тем более спорить сейчас бессмысленно. Труд Питера Курта и не претендует на искусствоведческий анализ. Задача автора – показать женщину, скорее, в частной, нежели публичной ипостаси. Тем более что обе жизни Изадоры трудно отделить друг от друга.
Поборница здоровья в быту и естественности в танце, Дункан менее всего была склонна к здоровому образу жизни. Алкоголь, свободная любовь, расточительность – вот, кажется, те «три кита», на которых было основано творчество Изадоры. Плюс постоянные манифесты, которыми она дополняла почти каждое своё выступление. «Естественность» же её танца заключалась в смене статических поз, запрокидывании головы и воздевании рук. То есть чего-то ещё менее привычного в реальной жизни, чем исполнение балетных па.
Дункан, как видно из текста, сконцентрировала в себе все самые худшие черты эпохи, как и все самые банальные пороки богемы. Демонстративно презирая балет, она взяла за образец поведение наиболее скандальных (хотя и весьма талантливых!) прим академических подмостков. Пожалуй, только Кшесинская могла бы посоревноваться с Дункан по количеству и качеству «покровителей», практичности, творческой ревности и деловой хватке питбуля. Даже Анна Павлова заняла бы второе место, а уж любовь последней к роскошным «авто и манто» всегда была притчей во языцех.
Однако, и это нужно поставить в заслугу автору, портрет Изадоры Дункан не вышел одномерным. Танцовщица по-своему последовательна, она стоит на страже «классического наследия», как его понимает, выступает против низкопробности, «мюзик-холльности» на танцевальной сцене. Но хорошо раскупаемая экзальтированность берёт верх над эстетической смиренностью.
Чего не хватило автору, так это точности штриха, который мог бы без многословья прочертить характер героини, характер эпохи, характер окружения. Связи и конфликты «заговариваются», теряя остроту, а ведь уже одна гибель детей – трагедия, достойная древнегреческой, обожаемой самой Изадорой! При всём обилии источников книге всё же недостаёт яркости. Истинным темпераментом, пожалуй, отмечены лишь страницы, посвящённые браку Дуньки (как называл её Сергей Есенин) с русским поэтом.
Но всё равно – мелочную, глуповатую, но хитрую женщину жаль.
Ответ же на вопрос, почему она стала «иконой» поколения, следует искать между строк, в самом духе времени, пропитанного антропософией Штайнера, оккультными практиками вплоть до «столоверчения», сексуальными перверсиями. Времени декаданса.
В общем, книга читателя найдёт. Правда, иной из «пользователей» будет раздражён не только теми недостатками авторского текста, о которых я уже сказал, но и чудовищности «презентации» перевода издательством «Эксмо».
Я далёк от того, чтобы требовать от переводчика знания всего на свете. Но ведь должны же с рукописью работать редакторы и корректоры! Случись это, изданный том был бы лишён не только огромного количества опечаток, но и ошибок, которые недопустимы в «приличном обществе».
Выдающейся по невежеству среди них выглядит повсеместное использование глагола «суть» (третье лицо множественного числа глагола «быть») на месте формы «есть». Рядом с таким новшеством уже вполне безобидным кажется называние Гертруды Стайн сначала Штайн, а затем – вдруг правильно. Удивляет «каббалистическая» связь, каковой в оригинале должна бы соответствовать «кабальная», но это не знаю, не видел английский текст.
Зато знаю, что величайший поэт ХХ века, лауреат Нобелевской премии Эзра Паунд никак не мог превратиться в женщину «Изру Паунд», точно так же, как киноклассик Сесил Б. де Милль не мог стать дамой «Сесиль».
О менее «сказочных» ляпах умолчим. Тем более что книга – об Изадоре, к которой автор постарался отнестись объективно, без апологетики. Пусть текст оказался тяжеловатым, пусть местами читается без интереса, но сама Дункан получилась «без ретуши». 

Евгений МАЛИКОВ