СТОЛЬНАЯ КНИГА

Если б да кабы, да во рту росли грибы, так это был бы не рот, а целый огород!
Народная мудрость

Книга Рустама Рахматуллина «Две Москвы, или Метафизика столицы» начинается словами: «Если бы первым словом о Москве было второе…». В этом странном зачине – вся её суть. Произведение, которое анонсировалось как «смесь путеводителя, книги для чтения по истории и философского трактата», не является по сути ни первым, ни вторым, ни третьим. А представляет собой набор довольно известных фактов, приправленный различного рода странными ассоциациями из разряда «если б мишки были пчёлами».

Кречеты похожи на Китоврасов, Китоврасы – на Аристотеля Фиора-ванти. Аристотель – на Ивана III, святого Трифона и боярина Патрикеева одновременно, а заодно уж на Барму и Постника, а также на Казакова и Баженова в одном лице.

Слово за слово, и белое становится чёрным. А чтоб никто не догадался, излагается всё языком, имитирующим то ли древние сказания, то ли философическую прозу начала века. Вычурные синтаксис и лексика призваны создать эффект загадочности. Хотя в итоге оказывается, что они скрывают элементарный недостаток доказательств.

Конечно, сравнить можно что угодно с чем угодно. Вопрос только – зачем? От сравнения должен быть какой-то эффект. Либо для ума, и тогда мы получаем науку, либо для сердца, и тогда это – поэзия.

Науку автор, понятное дело, не уважает. В предисловии специально оговаривается, что наука – это не наш метод. А наш метод – это интуиция, которая вправе «не ведать своих доказательств». Как остроумно заметил в своей рецензии журналист «Афиши» Лев Данилкин, «автор безапелляционно требует верить себе на слово или убираться вон».

Отношение «москвоведа» к науке понятно и вполне объяснимо. Дело в том, что критерии выбора объектов для сравнения, для изучения в науке оговорены достаточно строго. Тут не получится просто сказать «если б первое было вторым», тут надо объяснить, почему мы хотим переставить их местами, с какой целью и какой от этого предполагается результат.

Но остаётся ещё поэзия. Поклонники труда Рахматуллина в своих рецензиях отмечают, что автор написал поэму. Поэмой этот семисотстраничный кирпич могут считать только те, кто полагает, что поэзия в отличие от науки никаких законов не имеет и сводится лишь к набору странных ассоциаций, перемежаемых рефреном «о, это весьма таинственная история!».

Сложно сказать, кому может понравиться данный труд. Кроме, разумеется, ярых поклонников краеведа, для которых достоинства или недостатки книги совершенно не важны, а важно только имя автора. В одной из экзальтированно хвалебных рецензий говорится, что особенно повезло тем, кто «может слышать в строчке звук его голоса», т. е. тем, кто ранее бывал на лекциях и экскурсиях. Слова «его» и «голос» пишутся пока с маленькой буквы, но до заглавной, судя по всему, недалеко, потому что сам труд пафосно назван Книгой («Мне пришлось наблюдать, как из разрозненных заметок, из наблюдений […] через статьи в газетах и журналах […] из экскурсий и докладов […] получалась – Книга»). Вообще-то для любого мало-мальски образованного человека Книга с большой буквы существует в истории человечества только одна. Но поклонников «Таланта» такие мелочи не смущают.

Но зададимся вопросом, можно ли написать стройную по доказательствам, да при этом ещё и занимательную, лёгкую для чтения книгу на такую тему, как философия или метафизика города? Может быть, любому, кто увлечён такой темой, ничего и не остаётся, как пробираться через дебри рахматуллинских ассоциаций? Ничего подобного! Интересные книги на эту тему есть, в том числе и о Москве.

Есть, например, книжка, написанная преподавателем кафедры истории философии Российского университета дружбы народов Василием Викторовичем Ванчуговым и изданная небольшим тиражом в 1997 году. Называется она «Москвософия & Петербургология. Философия города». По объёму – раз в пять меньше «Метафизики столицы», по содержанию – раз в тысячу интереснее.

Кстати, предисловие обеих книг в чём-то схоже. Оба автора говорят о сложности темы. Василий Ванчугов оговаривается, что не хотел бы, несмотря на все особенности темы, скатиться в визионерство в духе «белибердяевщины». И ему это удаётся. В то время как у Рахматуллина получается именно последнее.

Есть великолепная книга «Культура Два» Владимира Паперного, полностью посвящённая архитектуре Москвы. Автор предлагает оригинальную концепцию, которая не столько научна, сколько занимательна. Читается книга на одном дыхании, как захватывающее художественное произведение. И, кстати, в отличие от «Метафизики…» она может использоваться как путеводитель. Ещё в течение нескольких месяцев после прочтения книги сохраняется её влияние, когда во всех московских зданиях видишь проявления культур Один или Два. Можно найти сколько угодно неточностей в этой концепции, можно её критиковать, но её очарование – на уровне именно интуиции, не требующей доказательств, – несомненно.

Одним из достоинств своего труда Рустам Рахматуллин считает введение понятия «местная фабула» (или главная тема места). Опять-таки эрудированный читатель знает, что есть достаточно известное выражение genius loci, отражающее ту же самую интуицию. И есть блестящая, великолепная как по богатству содержания, так и по стилю изложения книга «Гений места» Петра Вайля. Там, правда, речь идёт не только о Москве, но о многих городах мира.
Всё это примеры блестящих, исключительно талантливых работ на тему, за которую взялся автор «Метафизики…» и которую он одолеть не смог.

То, что автор любит Москву и достаточно много знает о городе, сомнений не вызывает. Но этого оказалось мало. Для того чтобы интересно рассказать о Москве, а тем более в разрезе её метафизической сущности, одной любви мало. Почему не получилось? В том числе и потому, что был выбран путь между наукой и поэзией. В результате получилось ни то ни сё. Понимание науки, её сил и возможностей осталось на уровне примерно века XIX. Неслучайно автор не раз называет науку «позитивной» и противопоставляет её метафизике. Типичный взгляд XIX века. Межу тем именно гуманитарные науки в XX веке достигли невиданных успехов. В результате как раз и стало возможно появление исключительно богатых по научному содержанию, но при этом увлекательных, как детективы, исследований, вроде уже упомянутых книг Паперного или Вайля. Или, например, романов Умберто Эко. В «Маятнике Фуко» есть эпизод, который часто мне вспоминался при чтении «Метафизики столицы». Один из героев романа – Алье – показывает собеседникам на цветочный киоск, стоящий неподалёку, и говорит следующее: «Предлагаю вам самим отправиться и измерить эту будку. Вы увидите, что длина прилавка составляет 149 сантиметров, то есть одну стомиллиардную долю расстояния между Землёй и Солнцем. Высота его задней стенки, разделённая на ширину окошка, даёт нам 176/56, то есть 3,14. Высота фасада составляет девятнадцать дециметров, то есть равна количеству лет древнегреческого лунного цикла. Сумма высот двух передних рёбер и двух задних рёбер подсчитывается так: 190 х 2+176 х 2=732, это дата победы при Пуатье. Толщина прилавка составляет 3,10 сантиметров, а ширина наличника окна – 8,8 сантиметров. Заменяя целые числа соответствующими литерами алфавита, мы получим C10H8, то есть формулу нафталина».

Такого рода совпадениями пестрит и книга Рустама Рахматуллина. Вроде того факта, что дворик дома Пашкова имеет форму трапеции, как и площадь Капитолия в Риме. В конце концов, всё похоже на всё. Вопрос только в том, какие именно сравнения выбрать. И что это всё значит. Герой романа «Маятник Фуко», развивая свою мысль, продолжает так: «…если весь мир, как низменный, так и верховный, являет собой систему соотношений, где перекликается всё, tout se tient, вполне естественно, что и киоск, и пирамида, оба представляющие собой плоды рук человека, подсознательно отображают в своём устройстве гармонию космоса. Эти так называемые пирамидологи открывают невероятно затруднёнными методами линейную истину, гораздо более старую и уже известную […] Зачем доказывать то, что иначе быть бы не могло? Если секрет имеется, он гораздо глубже. Эти ваши авторы просто не идут глубже поверхности».

«Метафизика столицы» как раз и получилась «не глубже поверхности». Здесь полно «открытий», которые не являются открытиями и описаны уже даже в популярных путеводителях. А с другой стороны, полно утверждений, которые как раз требуют, прямо-таки вопиют доказательств, но остаются без внимания. В результате оказывается, что и путеводители есть более занимательные, и книги по истории более доказательные, да и философский трактат на тему «метафизика столицы» ещё ждёт своего автора.

Ирина СИЛЯТИЦКАЯ