ИМЕНА НА ПОВЕРКЕ

Павел Николаевич Шубин родился в селе Чернавск Елецкого уезда Орловской губернии в семье местного умельца. Всю его недолгую жизнь можно разделить на три периода: до войны, на войне и после войны. До войны он окончил школу-семилетку (1929), работал слесарем в Ленинграде и учился в техникуме (1932). Начал писать стихи. Окончил Ленинградский пединститут им. А.И. Герцена (1938). В 26 лет – член Союза писателей СССР. Прирождённый лирик, он пробует своё перо на историческом материале: «Ледовое побоище», «Суворов», «Севастопольская страда», «Пётр I».

Самыми полнокровными для Шубина стали годы войны. Его судьба – быть поэтом на войне. Корреспондент «Волховской правды» смел, находчив, рискует собой. За личное мужество награждается двумя орденами и редкой для офицера медалью «За отвагу». Его стихи, написанные в краткие минуты отдыха, вбирают в себя жёсткие ритмы приказа, мускульную энергетику боя, мягкую нежность воспоминаний о близких. Он постоянно помнил о том, что за его спиной – русская история. Об этом «Солдаты Заполярья», поэма «Свирь». Его поэзию, его газетное слово любили и ждали на фронте. Зимой 1942 года с конным корпусом генерала Белова он прошёл по тылам врага, в том числе и через мою смоленскую Тыновку. Прорывал блокаду Ленинграда, освобождал Новгород. «Застольную Волховского фронта» долгие десятилетия пела страна. Его «Алёнушку» исполнял Александр Вертинский.

Четыре послевоенные книги дышали памятью войны. Он так и не сумел приноровиться к гражданской жизни, о которой мечтал. Сердце поэта остановилось 9 апреля 1951 года, хотя памятная доска Введенского кладбища Москвы показывает дату 10 апреля 1950 г.

Ведущий рубрики Анатолий ПАРПАРА

14(27).03.1914 – 10.04.1951

ПОЛМИГА
Нет, не до седин,
Не до славы
Я век свой хотел бы продлить,
Мне б только до той вон канавы
Полмига, полшага прожить;
Прижаться к земле
И в лазури
Июльского ясного дня
Увидеть оскал амбразуры
И острые вспышки огня.

Мне б только
Вот эту гранату,
Злорадно поставив на взвод,
Всадить её,
Врезать, как надо,
В четырежды проклятый дзот,
Чтоб стало в нём пусто и тихо,
Чтоб пылью осел он в траву!
…Прожить бы мне эти полмига,
А там я сто лет проживу!
               
1943

***
Как хорошо, прижавшись тесно,
За столько лет вдвоём молчать:
Всё этой тишине известно,
На что не надо отвечать.

Мы выстояли в поединке,
Но с нами старые бои,
В них первые твои сединки
И шрамы первые мои.

И столько порознь дней тревожных
Пришлось нам с этим днём связать,
Что только сердцем сердцу можно
Об этом молча рассказать.
                        
26 декабря 1944

***
Я думал, что, в атаках выжив,
К земле обугленной вернусь,
И по-иному мир увижу,
И ничему не удивлюсь.

И вот в ночном морозном русле –
Дорога звёзд, заря во льду,
И дровни, звонкие, как гусли,
Поют и плачут на ходу.

И что-то, жгучее на пробу,
От горла хлынуло к глазам,
Когда медведем из сугроба
Дом вывернулся к подрезам.

Как ни мели метели дружно, –
Он дышит мирно и тепло,
И отсвет печи добродушно
Подмигивает сквозь стекло.

И не бывал я на чужбине,
И на висках не седина,
А только иней, лёгкий иней, –
Январских далей тишина.

Я изумлённо снова вижу
Серебряный – на синем – сад,
Звезду, присевшую на крышу,
Как миг, как жизнь тому назад.

Таинственны и непонятны
Следов вороньих письмена,
И снежной крыши пряник мятный
В дымке младенческого сна.
8 января 1945,

ЯРОСЛАВЛЬ