ПОЭЗИЯ

Евгений ЕВТУШЕНКО

* * *                                                                                                                                       
Есть в русских опасная нáхлынь –
внезапно нахлынет она
то любвеобильным, то наглым –
разнузданная кривизна.

Но вдруг через всю распустёжность,
где к совести не добрести,
проступит, как лучик, возможность
смирения и доброты.

И вновь станет друг тебе другом,
вновь станет любимой жена.
Но сменится это испугом,
что совесть опасна –
                                 жива...

И как догадаться,
                            готовясь
счастливо прожить много лет,
что  счастью опасней –
                                          совесть
иль жизнь, когда совести нет?

ВЛАДИМИРУ СОКОЛОВУ

Нет школ никаких.
Только совесть.
В.С.

Мне без Володи Соколова
без: «Ты опять спешишь? Присядь.»
порой не написать ни слова,
и невозможно не писать.

СГЛАЗ
Там, где любовь напоказ,
                               там и сглаз.
Сглазили,
    сглазили,
          сглазили нас.
Я неподвижен.
        Вздохнуть нельзя.
Тяжче булыжин
                       стали глаза.
Кто эта женщина надо мной?
Мне она быть не может женой,
ибо она ещё так молода,
а от меня –
      вот-вот ни следа!
«Кто ты?
    Не лги мне, что ты  жена».
«Если ты хочешь –
                 я не она.
Я твоя дочь.
Я пришла помочь».

«Дочь у меня когда-то была,
но, не родившись, она умерла.
Дашенькой мы называли её,
наше невыношенное дитё...
Боль раздирает меня в глубине:
Ты мне не дочь.
         Не поможешь ты мне».
«Стой, ты не должен сейчас умирать!
Если ты хочешь – я твоя мать.
Если ты хочешь – твоя сестра,
Только тебе умирать не пора.
Что быть женой?
        Это сглаз отвести.
Стать тебе всеми, кто может спасти!»

МАШЕ – К НАШЕЙ СЕРЕБРЯНОЙ

Я тебя когда-нибудь
                                  уговорю,
чтоб не опошляться,
следует пошляться
по каким-нибудь кривёхоньким рю
или там, где ели,
                       белки и грибы,
только бы без цели,
                только без борьбы.
А политик в кашемире,
    кто один из поваров
      этой странной каши в мире,
говорит:
– Без докторов
мир спасительно здоров,
но без соуса борьбы
        все апатией больны.
Что такое партии –
средства от апатии!
И мне шепчет, в ус не дуя:
«Между нами, я к борьбе-с
как русак, рекомендую
лишь марсельский буйяабез!»
А я ему отвечаю:
«Лучше с Машей выпью чаю
и налажу мир в семье,
а потом уж на земле.
Скушен дряхлый спор убогий
вымерших идеологий,
а вот идеалы вам
я, как Машу, не отдам!»

ОДА ЛОПАТЕ

                     А снег идёт, а снег идёт…
Из мoей ранней песни на музыку А. Эшпая

Уж если с вами мы завязли в трёпе,
я расскажу о Пачикове Стёпе.
Ему происхождение удина
дороже было званья господина,
как будто бы за ним из дальней дали,
как за посланцем, горы наблюдали.
И словно смысл отцовского наказа,
он соблюдал свободный нрав Кавказа.
В студентах он не ввязывался в драки –
плакаты клеил «Руки прочь от Праги!»,
запутывал, напялив туфли-лодочки,
следы, на них побрызгав малость водочки.
Его нашли и сладостно пымали,
да вот в компьютерах не понимали.
И был он, хоть и бес его попутал,
им нужен, словно он самокомпьютер.
Cреди застоя и его гниений
он был первокомпьютерщик. Был гений.
И думаю, что гением остался
и никогда не превратится в старца.
Удином оставался он доныне
единствен в Силиконовой долине,
а ныне скрылся в логове, в Нью-Джерси:
ведь он удин, но не в звериной шерсти,
а в самом нежном в этом бренном мире
империалистическом кашмире.
Кавказинка в нём вовсе не завяла.
Е-мейл пробил холм снежного завала.
Не обнаружив в тайниках пропана,
Наш Стёпа прорычал: «Пиши пропало...»
Но стал писать, и от замёрзших пальчиков
компьютер ожил: «Не сдавайся, Пачиков!»
Но не компьютер – помогла лопата,
И стал копать он, кашляя хрипато,
подав крутой пример снегокротовья,
удинского железного здоровья,
пример миллионерам, голодранцам,
американцам, русским, итальянцам,
а завтра, может быть, и африканцам,
и всем грядущим снегозасыпанцам,
и уж, конечно, всем самокопанцам.
Его с лопатой ну хоть в бронзе выставь
на всепланетный съезд пачиковистов!

Что вспоминал обледенелый Стёпа?
У Трубной дом, смесь диссенды и стёба,
где грезилось ему, что из бараков
Россию может выволочь «Параграф».
О, первое компьютерное племя,
которому в обеденное время,
не отряхнув с бородки макарон,
Иртеньева читал он в микрофон.
Но чем же завершилось это, Стёпа?
Как Русь, в снегу Америка, Европа,
и там, и тут сейчас капитализмы,
как дуализмы, снегозавализмы.
Нас не спасёт от снегорезультата
иртеньевская древняя цитата.
А что спасёт? Бессмертная лопата.
Февраль, 2010

В ЗАЩИТУ ГРАММАТИКИ

«И откуда пошло и укоренилось это вымученно неблагозвучное  «в разы» вместо привычного и неизвестно кому помешавшего «во много раз»? Это ныне – увы! – ходячее уродское выражение однажды я услышала даже из уст приезжавшего в наш  город московского чиновника из М-ва образования» – из письма мне преподавательницы русского языка и литературы с сорокалетним стажем.

Если б в лингвистике нам бы давали антипризы,
первый я дал бы словообразованью –
                                                          «в разы»,
явно пришедшему  от южнобазарного
                                                          «арбузы»,
способному переучить говорить не «глаза»,
                                                                 а «глазы»
и обладающему угрожающим,
             хотя и ласковым: «-з-з-з-ы-ы» –
  с призвуком лёгким
                      садистской фабричной фрезы
  прямо по хрупкому горлышку
                              старой несчастной  козы,
  пока этого не пробуя делать со слонами,
но в экспериментах с людьми и словами
вообще забывающему тормозы.
И это «в разы»,
      к поэзии русской недобры,
к ужасу учителей,
      повторяют чиновные наши минобры.
Кто с бодуна
    придумал это «В разы!»,
           так и созданное для антиприза,
как будто поехала крыша,
            когда  он  хлебнул антифриза?
Но даже от пьяниц,
                       носы у которых сизы,
ей-богу, ни разу
     не слышал такого изыска «в разы».
Копался во всех словарях,
но как будто меня издевательски кто-то разы –
грывал,
      не встретил намёка
         на старославянскую древность «в разы».
 
Видно, во время какой-то
                           административной грозы
   бывший начальник большой
       с гармонистской и заодно афористской душой
   взял да и ляпнул
                                   это «в разы»,
чтоб не забыли –
        за ним всей России низы.
С тех пор получается
      что-то вроде всеобщей «шизы».
Теперь того дяденьки нет.
              А вот ржавые гвозди
                             мозгам забивают в пазы:
«Их кризис всё хуже.
       Наш кризис  всё лучше –
                                             в разы...»

НЕМИЛОСЕРДЬЕ – АНТИРУССКОСТЬ

Так было на кольце Садовом –
от жалости, не от любви
совали пленным немцам вдовы
горбушки горькие свои.

Рогаток в этой в страшной давке,
не видел я у мелюзги,
и женщинам шептали Dаnkе
их потрясённые враги.

Об этом память Генрих Бёлль нёс,
хотя он не был сам в плену.
Проверка сердца – «сердобольность»
способна выиграть войну.

Немилосердье-антирусскость,
и разве это патриот,
когда он чьим-то телом хрустнет
и сапога не оботрёт?

Пусть с виду парень он не промах,
но, если в том, кто рвётся ввысь,
немилосердия хоть промельк, –
Россия, поостерегись...

30 дек. 2010 г.