Среди многочисленных опытов выработки условного рефлекса, между прочим, имеется один, о котором следует рассказать в начале фельетона.

Берётся обыкновенная собачка – эта могучая опора физиологических исследований – и помещается перед рисунком круга. Под рисунком ставят миску с едой. Собачка ест и смотрит на круг. Её кормят только при виде этого рисунка, и она настолько привыкает к нему, что перестаёт представлять себе, как это можно есть, не видя перед собою знакомого изображения.

Круг, единый только круг стал надёжной опорой её представлений о жизни. Если показали круг – значит, дадут есть. Разве этого недостаточно для безмятежного бытия?

Так был выработан этот условный рефлекс. И когда он был выработан, когда только круг сделался дубликатом житейской мудрости, когда ни одна геометрическая фигура не могла уже сбить с толку, – ей показали овал.

Овал – это круг-переросток. Он таит в себе все внешние признаки круга.

«Круг или не круг – вот в чём вопрос», – мелькнуло в её воспалённом мозгу. У неё началось раздвоение личности. Она заметалась в поисках истины.

Вы уже догадались, дорогой читатель, что я пересказываю опыт академика Павлова, потому что хочу прикрыться авторитетом великого учёного, выражая собственные мысли. Эти мысли посещают меня всякий раз, когда, привыкший к житейскому кругу, я вдруг обнаруживаю, что действительность подсовывает мне овал и я начинаю теряться в мучительных догадках. Впрочем, это происходит не только со мной.

Представьте себе следующую картину.

Шестеро молодых людей около часу ночи садятся в такси. Они весело разговаривают и называют друг друга Роберт, Эдик, Стасик, Элла, Мэри и Аллочка.

Смотрите сами, дорогой читатель, сколько неопровержимых улик свидетельствует о том, что эти молодые люди позорят звание молодого советского человека. Во-первых, узкие брюки и яркие платья. Во-вторых, час ночи и такси. И, наконец, имена! Это же кошмар, а не имена! В каком фельетоне дармоеда зовут не Эдик и не Стасик? В каком глубокомысленном воспитательном сочинении бездельница не именуется Эллочкой или Мэри?

Именно так и считал находившийся неподалёку от этих отвратительных носителей узких брюк, мелкобуржуазных имён, а заодно и чуждой морали геройский патруль. Он, естественно, не мог не пресечь на месте гнусное разложение отдельной части молодёжи. Он запихнул мерзких типов в машину, носящую кондитерское название «раковая шейка», и грозно перевёз их через дорогу в отделение милиции.

И тут коварная действительность стала выходить из рамок привычного круга с явной тенденцией превратиться в овал.

Во-первых, от мелкобуржуазных носителей почему-то не пахло водкой. Это, конечно, настораживало. Ни в одном фельетоне Эдики не бывают трезвыми. Во-вторых, указанные носители вели себя терпеливо, и никто из них не угрожал расправой со стороны своего могучего ответственного папы. А в каком сочинении такое бывает? И в-третьих, при великом сотворении протокола выяснилось, что Элла – архитектор, Эдик – специалист по японскому языку, а Стасик – вообще чёрт те что: мало того, что он мастер спорта и чемпион одной из республик, он, видите ли, ещё и депутат горсовета…

Это был уже полный овал.

И всё-таки этот фельетон не о служебной ошибке отдельных представителей энского отделения милиции. Это фельетон о привычке, о той самой привычке, которая очень похвальна, когда касается чистки зубов и мытья рук, и очень вредна, когда оберегает человека от необходимости рассуждать.

На днях в редакцию пришло письмо от одного очень немолодого читателя. Читателю не понравилась заметка о театральном художнике Н.А. Бенуа и фотография эскиза его декорации к «Борису Годунову».

Он пишет: «Приходится с горечью констатировать далеко не антирелигиозное произведение хотя бы и по части встречи с художником. Можно было бы портрет Николая Александровича, конечно, не Романова, а какого-то Бенуа (видимо, иностранца всё же) поместить». И ещё: «Прошу поместить мой отзыв о работе газеты – и предложение перестроить её или закрыть совершенно».

Видите как? А почему? А потому, что густое, наваристое невежество этого читателя поставлено им в степень непререкаемой истины. Для него всё просто. Раз нерусская фамилия – значит, иностранец. Раз иностранец – значит, контрреволюционер. Церкви рисует, сукин сын. Какого-то Бориса Годунова прославляет.

«Что тут относится к коммунизму?» – спрашивает сердитый читатель.

Как видите, у него уже всё заранее отработано. Готовый, замкнутый круг. А тут газета подсунула овал.

Недавно один профессор опубликовал результаты своего многолетнего труда, над которым работал в одиночку, вне связи с научными институтами. Этим самым профессор подсовывал явный овал: можно ли в одиночку, не по своей номенклатурной специальности выдумать нечто, ни в какие порталы не лезущее!

Но что особенно потрясло воображение: лабораторию свою он выстроил на собственный счёт и не требовал от государства авансов под свою завтрашнюю гениальность. А это, знаете, выглядит кое для кого сущим овалом.

Мы вступаем в пору непрерывных овалов. Каждый миг таит в себе новое открытие, заставляющее в лучшем случае чесать затылки и разрушать условные рефлексы. Это отличная пора!

И если бы некоторых из нас не гипнотизировал привычный круг, мы избавились бы от множества пустяков, которые возводятся в степень проблемы. Загипнотизированная кругом личность не хочет овала. Она не знает, что делать с овалом. Она хочет спокойно выделять слюну и тщательно разжёвывать пищу. И поэтому создаёт проблемы из сущей ерунды.

Леонид ЛИХОДЕЕВ