ВЗГЛЯД

Дело учителя живёт в его учениках. Я вновь убедился в этом, побывав в очередной раз на спектакле «Евгений Онегин» в «Новой опере». Все главные мужские роли в нём исполняли выпускники Академии хорового искусства разных лет, воспитанники большого музыканта Виктора Сергеевича Попова. Так уж получилось, что академия, вокальная кафедра которой может составить конкуренцию любой кузнице вокалистов мира, стала поставщиком кадров именно для этого театра.

Начнём не с титульного героя, а с Ленского, исполнителю которого – молодому тенору Алексею Татаринцеву – хотелось бы уделить внимание в первую очередь. Особенно на фоне того, что творят с этим образом, да и с оперой в целом в последнее время: то отдают эту роль эстраднику, то меняют сексуальную ориентацию героя, то делают его сумасшедшим, а то и вовсе заставляют петь куплеты Трике. В результате исчезает магия сценического священнодействия, уступая место духовной пустоте, «середнячковой» театральности и элементарной пошлости.

История постановки этой оперы знает двух выдающихся исполнителей партии Ленского – Собинова и Лемешева. Это при том, что за более чем вековой её путь (скоро исполняется 135 лет со времени её написания) многие замечательные певцы брались за эту роль, и не без успеха, и всё же в памяти по большому счёту остаются лишь эти два имени. Искусство Лемешева до сих пор привлекает внимание исследователей и критиков. Недавно наткнулся в Интернете на статью, где певца сравнивают с современными исполнителями, в частности с Хуаном Диего Флоресом, и технику звуковедения кумира любителей оперы советской эпохи называют сладкоголосо-старомодной и музейной. Что можно в связи c этим сказать? Ничто не стоит на месте, и исполнительская техника, естественно, развивается, изменяется, усложняется. И всё же вряд ли подобные сравнения и оценки корректны вне временнóго контекста, ибо каждый исполнитель принадлежит своему времени и отражает эстетику и технические возможности этого времени. Особенно если это касается произведений ярко национального звучания, пусть даже не чисто музыкально, а по духу. И в этом смысле не только на уровне звука, а, может быть, в большей степени на уровне духа – исконно русского – ни Флорес, ни даже Доминго никогда бы не спели так, как это делал Сергей Яковлевич Лемешев.

В связи с этим уместно будет привести выдержку из рецензии на выступление другого участника спектакля, уже хорошо известного российского баритона Василия Ладюка, в партии Онегина в Ковент-Гардене: «Именно этот певец больше других утвердил меня в мысли, что русскую оперу лучше слушать в исполнении русских певцов. Его кристально-чистая дикция и особая манера звукоизвлечения помогали мне – хотя я и не понимала ни слова – полностью погрузиться в дух произведения».

Что до техники, то и здесь не всё так однозначно. Взять, к примеру, Чечилию Бартоли, известную своей фантастической вокальной техникой, которая порой зашкаливает настолько, что критики задаются вопросом, к чему следует относить то, что и как делает эта певица, – искусству пения, спортивным достижениям или цирковым трюкам.

Вернёмся, однако, к Ленскому в исполнении Татаринцева. Алексей Татаринцев является одним из наиболее интересных открытий последнего времени, отмеченных самими Галиной Вишневской и Еленой Образцовой, на чьих конкурсах певец стал лауреатом. Его Ленский – это то, по чему так истосковались знатоки и любители шедевра Петра Ильича Чайковского: нежно-трепетное звучание, ласкающий слух тембр, лемешевские интонации, осмысленные и изящно оформленные музыкальные фразы, проникновенное пиано, выражающее порою значительно больше, чем голосовой надрыв. Нет слепого подражания Лемешеву, и ассоциации с великим исполнителем роли возникают лишь потому, на мой взгляд, что Татаринцеву удалось идеальное попадание в образ, чего так давно не было. Не портят общей картины даже нелепые пробежки, размахивание руками и некоторые другие режиссёрские «находки». Захватывает вокальная наполненность характера, которая усиливается выразительной мимикой и горящим взглядом исполнителя, передающими внутреннее состояние героя.

Образ Ленского получился цельным и завершённым, как мини-спектакль в спектакле. В связи c этим я вспоминаю знаменитую постановку пьесы «Шторм» в Театре Моссовета, на которой публика уходила после сцены с Манькой-спекулянткой, гениально сыгранной Фаиной Раневской. И не потому, что дальнейшее развитие сценического действия не интересовало зрителя, а потому, что он, зритель, уже получил эмоциональный заряд, как от полноценного спектакля. Аналогичные ощущения испытал и я на «Евгении Онегине». Уходить я, конечно, не собирался, поскольку желал до конца насладиться вокальным пиршеством, предложенным блистательным ансамблем молодых талантов.

О Василии Ладюке и его «дружбе» с Онегиным я писал уже не раз, поэтому не буду повторяться. Скажу лишь, что оперный мир принял его Онегина: ему аплодировали Токио и Милан, Любляна и Париж, Осло и Москва. Да что там, сам Букингемский дворец попал в число его почитателей!

Если по сюжету Онегин и Ленский являются соперниками, то в музыкальном отношении они единомышленники, и старший, более опытный Ладюк готов всячески поддержать талантливого, но ещё только входящего во вкус большого пения коллегу по сцене. Отсюда такие проникновенные дуэты, ансамбли, групповые сцены.

Какой уж раз я смотрю спектакль и всегда нахожу в нём постановочные огрехи. Есть они и у «Онегина». Пожалуй, Трике не вызывает вопросов, но там и играть особенно нечего. Зато музыкальная фактура очень интересная, а исполнение Ярослава Абаимова, которое вызвало восторженную реакцию публики, можно сравнить со звучанием хрустального родника.

Благородство Гремина передаётся Евгением Ставинским вокально, на уровне музыки. Внешний же рисунок отличается некоторой ходульностью. Это, однако, изъяны, скорее, режиссёрской работы, что, впрочем, не очень мешает. Вокального решения вполне достаточно для создания убедительного и ожидаемого пушкинского образа, выстроенного изнутри.

Такие разные и такие интересные исполнители, и всех их объединяет хорошая школа. Чувствуется рука мастера, большого мастера, который трепетно и методично работал над огранкой этих талантов. Правда, и материал хороший: никакой обработкой стекляшки в драгоценные камни не превратишь.

К сожалению, ни у одного из женских персонажей особых откровений не наблюдалось. Обидно, поскольку в своё время этот спектакль сам стал откровением и событием театрального сезона как одна из наиболее значимых работ Евгения Колобова и был удостоен «Золотой маски». Хочется надеяться, что несколько расшатавшаяся постановка вновь обретёт свою былую форму, а «свежая кровь» поможет: молодые и талантливые артисты, чьё участие оживляет спектакль, внушают уверенность, что эта надежда осуществится.

Не помешало бы свежее дыхание музыкальной мысли и за дирижёрским пультом, а то из раза в раз оркестр, как по прописям, играет заученно одинаково, только темпы замедляются. Такое впечатление, что певцы для дирижёра, как у фонвизинского Митрофанушки, лишь «прилагательные» к оркестру. А это не так, и уж если стрела критика кого и пронзит, то отнюдь не их!

Владимир ГАБЫШЕВ