ИНТЕРТЕКСТ

Анатолий КУРЧАТКИН

по сюжету Анастасии Курчаткиной

Внучка не один год просила меня написать что-нибудь «детское». Но я, полагая себя абсолютно «взрослым» писателем, так же не один год отказывался. Тогда однажды она призвала меня к себе и сказала: «Вот тебе сюжет. Пиши». Тут отказаться я уже не посмел. Конечно, по ходу дела её сюжет сильно видоизменился, но если бы в основе не было зерна, посеянного ею, то я бы так и полагал себя дальше чисто «взрослым» писателем. Правда, стать «детским» писателем официально я пока не могу. Как оказалось, издательства, выпускающие детскую литературу, работают жёстко «сериями», а повесть, написанная мной, не ложится ни в одну. Что ж, может быть, благодаря публикации начальных её глав в «ЛГ» издатель всё же найдётся. Я получил такой кайф, сочиняя эти волшебные приключения! Те немногочисленные юные читатели, которые прочли повесть в рукописи, дали отзыв, что она «прикольная», и потребовали продолжения. Я в принципе, к своему собственному удивлению, не против.
 
Настя заблудилась
Настя тогда окончила первый класс (конечно, отлично! А вы что думали?) и поехала с бабушкой заслуженно отдыхать на дачу. Ну там от всех этих арифметик, прописей, физкультур – вкушать жизнь полными ложками и вдоволь мечтать. Мечтать – это Настя особенно любила.
И вот так она однажды мечтала-мечтала и вдруг обнаружила, что не понимает, куда её завели ноги и где она находится. Дело в том, что она отправилась погулять, вышла за калитку, а уж дорожка сама легла ей под ноги и повела-повела по себе. А Настя шла-шла по ней и мечтала. Вот, например, о том, что хорошо бы, чтобы у кита были ноги и он мог жить на суше. А у верблюда крылья, и он бы летал, как Пегас. Волк был бы маленький, как заяц, а заяц большой, как волк, и волк бы от него бегал со страху, как заяц. И вообще звери разговаривали бы, как люди, растения могли передвигаться, огонь бы не жёгся, вода горела, а мальчики и девочки были бы волшебниками и могли творить чудеса. 

А потом она спохватилась, что уж слишком размечталась, пора возвращаться к реальности, но реальность оказалась совсем не такой, какой ей полагалось быть! Настя считала, что должна сейчас находиться около зелёной калитки в зелёном заборе, за которым стоит небольшой зелёный домик, на калитке висит грозная надпись «Осторожно, злая собака!», однако поблизости не было не только собаки, но и самого домика не было, и забора, и калитки! Вокруг вообще не было ни одного дома. Вокруг неё было поле, через которое и шла дорога. Неизвестно куда. 

Что бы кто подумал, оказавшись в её ситуации? Что он так размечтался – не заметил, как дома закончились, дорога вывела за посёлок, и надо, развернувшись, срочно пускаться по ней обратно. Настя, разумеется, тотчас развернулась и пошла по дороге туда, откуда пришла. 

Но вот что, однако, странно. Она шла-шла-шла, а посёлок, где была дача, на которой она жила с бабушкой, всё не появлялся. Настя поняла, что заблудилась.
Что бы вы сделали на её месте?
Правильно, вы бы не стали распускать нюни, а взяли бы себя в руки и хорошенько вспомнили, чему вас учили в школе – как поступать в таких ситуациях. Тут-то бы и обнаружилось, что в школе вас этому не учили. В школе и предположить не могли, что кто-то может замечтаться до того, что потеряет ориентацию во времени и пространстве и забредёт неизвестно куда. В школе учат, что кит живёт в море-океане, верблюд ходит по земле и крыльев у него нет, а есть горбы и волк – опасный хищник, от которого бедный зайчик должен спасаться, летя не просто опрометью, а сломя голову. 

Может быть, вы бы на её месте в этот момент и начали плакать и рыдать, но Настя была девочкой умной и благоразумной и решила больше не метаться по дороге, а остановиться и ждать, когда кто-нибудь большой и взрослый пойдёт по этой же дороге и укажет ей путь в посёлок. 

Решивши так, следом она решила сесть на пенёк и съесть пирожок – подкрепиться, чтобы не потерять силы. Но, во-первых, ни на самой дороге, ни на её обочинах поблизости не оказалось пенька, на который можно было бы сесть. А во-вторых, как оказалось, у неё не было и пирожка, которым можно было бы подкрепиться. 

Вот тут Настя уже растерялась. И даже почувствовала, что готова распустить нюни. Потому что без пенька ещё можно было обойтись. А без пирожка обойтись было никак нельзя.
Впрочем, Настя была не только умной и благоразумной, но ещё и сообразительной. Неподалёку за полем благородно раскачивались на ветру кудрявыми шапками сосны чудесной рощи, а где сосны – там и земляника, а земляника – это тебе ещё и получше всякого пирожка будет. 

Я только землянички немножко поем, заморю червячка – и вернусь на дорогу ждать кого-нибудь большого и взрослого, определила для себя Настя и со всех ног пустилась через поле к сосновой роще.
Она была права: земляники в роще оказалось столько, что ею можно было досыта накормить целый класс. Или даже два. Но так как в роще не было никого, то вся земляника досталась одной Насте, и она налопалась ею так, что прямо чуть не лопалась. Ей стало даже немножко стыдно. Как-то это неэстетично, подумала Настя. 

И только она подумала так, как увидела невдалеке цветок. Цветок был яркий, красно-фиолетово-голубой, с крупными лепестками, на высокой ножке – чудо какой цветок, сорвать такой цветок и украсить им волосы – да о таком только можно мечтать. Пойду сорву его и прикреплю к волосам, тотчас решила Настя. 

Решено – сделано, и Настя, как только что через поле в рощу, со всех ног бросилась к цветку. Но что такое? Она бежала, бежала, а цветок не приближался!
Настя остановилась. Ей это не понравилось – что она столько бежала, запыхалась, а цветок всё оставался недостижимым. Ну ладно, сказала Настя цветку, раз ты такой, то и я буду такой. Какой «такой», она и сама не знала, но надо же было что-то сказать этому красавцу!

Тут надо непременно заметить, что эти слова она произнесла не про себя, а вслух. И довольно громко, потому что произнесла их не просто так, а в сердцах.
– Ой, ой, прямо боюсь тебя! – тут же услышала она насмешливый голосок.
Это было до того неожиданно, что Настя оглянулась – кто это ей отвечает.
Однако сзади никого не было.
Впору было испугаться, что за чудеса, но Настя, надо сказать, была не из пугливых.
– Эй, кто там где прячется, выходи! – сказала она отважно.
– А я нигде и не прячусь! – ответил ей голосок.
Настя замерла. Да кто это с ней разговаривал?!
– Прячешься-прячешься, – сказала она. – Если бы ты не прятался, я бы тебя видела. А я тебя не вижу. Или ты невидимый? А может, невидимая?
– Я ещё какой видимый, – сказал голосок. – Да ты на меня смотришь. Видишь, как я шевелю лепестками? Я ими шевелю – и ты меня слышишь.
Если бы мы вам сейчас сказали, что Настя удивилась, это было бы неверно. Настя не удивилась. Её оглушило-поразило-потрясло-ошеломило. Так это цветок с ней разговаривал! И раз он мог разговаривать, то он мог и ходить-бегать, – ничего удивительного, что она не смогла приблизиться к нему.
– Зачем ты от меня убегал? – упрекнула она цветок.
– А ещё б нет! – воскликнул тот. – Ты ведь, наверно, хотела меня сорвать?
– Разумеется, – подтвердила Настя.
– А вот меня нельзя рвать, – сказал цветок.
– Интересно! – воскликнула теперь Настя. – Это почему же? Ты что, особенный?
– Правильно, – кивнул цветок. – Особенный.
– Может, волшебный? – вопросила Настя с иронией. Хотя ирония её была неуместна. Потому что каким ещё мог быть цветок, умеющий разговаривать, как не волшебным.
– А ты что, ещё ничего не поняла? – вместо ответа вопросил теперь цветок.
Но Настя уже всё поняла. Она огляделась по сторонам и увидела, что, пытаясь догнать цветок, забралась в лес так далеко – не видно края.
– Помоги мне, – попросила она цветок. – Как мне отсюда выбраться? А то я, кажется, заблудилась.
– Да-а? – Цветок так прямо и протрепетал лепестками в язвительной насмешке. – С какой это стати? Ты меня хотела сорвать, а я тебе – помоги?
– Я же не знала, что ты волшебный, – повинилась голосом Настя.
– А если не волшебный, так можно? – ещё язвительнее протрепетал лепестками цветок.
– Ну, ты же хороший! – попробовала Настя задобрить его. – Ты же не можешь оставить человека в беде.
Лепестки у цветка сотряслись в хохоте.
– Что?! – восклицал он. – Я хороший?! Это я-то не могу оставить в беде? Да я тем только и занимаюсь, что оставляю в беде. Напомнить тебе, почему ты заблудилась?
Вот тут наконец Насте стало страшновато. Получается, цветок специально завёл её в глубину леса, а не просто потому, что боялся, как бы она его не сорвала? Но она не подала виду, что испугалась. Потому что была девочкой смелой. А смелость, должны мы вам заявить, не в том, чтобы не испугаться, а в том, чтобы не не поддаться страху.
– Ну и что? – проговорила она самым небрежным тоном. – Зачем это тебе нужно, чтобы я заблудилась? Совсем тебе это не нужно.
– Мне?! Не нужно?! – воскликнул цветок. – Почему это ты думаешь, что не нужно?
– Потому что ты хороший, – повторила Настя.
– Это почему это я хороший? – поинтересовался цветок. – Это с чего ты взяла?
– Потому что ты красивый, – сказала Настя. – Красивое не может быть плохим.
Сказала – и испугалась того, что сказала: цветок вдруг поник головкой, красно-фиолетово-голубые лепестки его обвисли – казалось, ещё немножко, и он прямо на глазах пожелтеет.
Но цветок не пожелтел. Внезапно он выпрямился, вскинул головку, расправил лепестки и выругался, как какой-нибудь Петька Васин с последней парты, который даже на вопрос учительницы Варвары Ивановны не мог ответить без грубого слова.
– Заладила-заладила: хороший, красивый! – выругался цветок. – Может, и красивый, а нехороший!
Красно-фиолетово-голубой вихрь поднялся на месте, где был цветок. На Настю словно пахнуло жаром, она отшатнулась, а когда пришла в себя, там, где стоял цветок, его не было.

Чур-чур, скатерть- самобранка и всякое другое
Вот тут, когда говорящий цветок исчез, как его и не было, Настя и ущипнула себя. Чур-чур меня, сказала она. Этими словами, как известно, положено приводить себя в чувство, чтобы все вещи встали на свои места и всё пошло как положено. Но не тут-то было.

Только она ущипнула себя и произнесла «чур-чур», как за спиной у неё хрипло прокашляло:
– Тут я!
Настя мигом повернулась – шагах в трёх от неё невысоко над землёй, чуть касаясь концов травы, в воздухе висело странное существо, похожее на шмеля. Оно было мохнатое, как шмель, так же переливалось чёрно-фиолетово-золотистыми цветами, так же басовито гудело, только больше шмеля раза в три – с её кулак, примерно так, – и не поймёшь, есть у него голова или нет: там, где ей вроде бы полагалось быть, – ни носа, ни ушей, ни рта, только маленькие, словно бусинки, глазки.
– Ой! – вырвалось невольно у Насти. И невольно она отступила назад. Сколько у тебя смелости ни будь, а увидеть такое непонятное создание, что и говорить, – кожа возьмётся мурашками.
– Что моя госпожа и повелительница пожелает? – отозвалось между тем на её вскрик существо, похожее на шмеля, но явно не шмель.
– Какая госпожа и повелительница? – спросила у существа Настя.
– Ты моя госпожа и повелительница, – ответило существо. – Ты звала меня – и вот он я, здесь!
– Я? Тебя? – удивилась Настя. – Никого я не звала.
– Как это не звала? – прокашляло существо. Это оно так говорило – будто кашляло. – А кто сказал «чур-чур»?
– Я и не отпираюсь, что сказала «чур-чур», – согласилась Настя. – А при чём здесь ты?
– Странно! – В голосе существа прозвучала обида. – При чём здесь я, когда меня позвали. Уж если ты Чур-чур, так кем ещё можешь быть?!
Котелок у Насти быстро-быстро закрутил всеми своими шариками и роликами, и она ахнула:
– Так ты Чур-чур?
– Я Чур-чур, собственной персоной. – Теперь кашляющий голос существа исполнился довольства. – Что моя госпожа и повелительница желает? Скатерть-самобранку? Ковёр-самолёт? Сапоги-скороходы? Или, может быть, топор-саморуб?
– Подожди-подожди! – Хотя котелок у Насти варил на всех оборотах, она всё же не могла так вот сразу переварить то, что выдал Чур-чур. – Почему ты считаешь, что я твоя госпожа и повелительница?
– Ну ты же меня позвала, – сказал Чур-чур. – Раз ты меня позвала, значит, ты моя госпожа и повелительница.
Всё было логично – Насте пришлось с ним согласиться.
– И у тебя есть скатерть-самобранка, и ковёр-самолёт, и всё прочее-прочее?
Чур-чур недовольно покашлял.
– Почему у меня? Я на чужое добро не претендую. Это всё твоё. Я только храню. А когда тебе нужно – только скажи.
– А что, вот скажу «Подай скатерть-самобранку» – и подашь?
– И подам, – подтвердил Чур-чур.
– Тогда подавай, – распорядилась Настя.
Не успела она договорить, как на траве перед нею расстилалась белейшая льняная скатерть, вся уставленная большими и маленькими блюдами, а Чур-чур, громко гудя, летал над скатертью, снимал крышки, показывал Насте, что там, и комментировал:
– Форель речная печёная. Картошечка отварная с маслом сливочным и свежим укропчиком. Гусь жареный с яблоками. Утка по-пекински.
Но Насте, вместо того чтобы истечь слюнками, стало аж дурно. Не будем забывать, что она съела столько земляники, сколько хватило бы на целый класс.
– Ой, убери, убери, убери! – замахала она на Чур-чура руками.
– Твоё дело, как хочешь, – с обидой отозвался Чур-чур, но скатерть тут же исчезла. Словно она только привиделась Насте.
Насте тотчас так и подумалось. И она решила проверить, привиделось или нет.
– А вот если бы топор-саморуб?
– Ну, если нужен, – прокашлял Чур-чур, как проворчал.
И в тот же миг на земле перед Настей лежал топор. С длинным удобным топорищем, и сразу видно – острый, как бритва: так у него сверкало лезвие.
Топор Насте решительно был не нужен. Но ей захотелось удостовериться, что он действительно есть, а ей это не кажется. Она взялась за топорище – и руки её ощутили вес. Неизвестно, как скатерть-самобранка, а топор ей не казался, топор был самый настоящий. Оставалось только опробовать его в деле. Настя уже стала вспоминать, что там говорят в сказках, чтобы отдать топору приказ рубить, но Чур-чур, будто услышав Настины мысли, остановил её:
– Погоди-погоди, – прокашлял он с беспокойством. – Ты что рубить собралась?
– Как что? – удивилась Настя. – Что топором рубят. Деревья.
– А что у тебя за нужда, чтобы рубить их?
– Да какая нужда, при чём здесь нужда, – сказала Настя. – На что топор, если им ничего не рубить?
Чур-чур загудел так, будто был электросваркой, ещё мгновение – и заплюётся огненными искрами.
– Ну нет, – сказал он сердито. – Так просто рубить ничего нельзя. Если так просто рубить, мы весь лес вырубим. И останемся без защиты. Лес – это наша защита. Не лес бы, так Король-обжора давно бы до нас добрался, всех сварил-зажарил, косточек не оставил.
– Погоди-погоди, – остановила теперь его Настя. – Какой король? Откуда у нас короли взялись? Это ты фантазируешь, да?
– Очень интересно, я фантазирую! – Чур-чур закашлял-загудел так, будто работала не одна электросварка, а сразу две одновременно. – Может быть, ты скажешь, что и Цветок-невольник – моя фантазия?
– Какой-такой Цветок-невольник? – не поняла Настя.
– Который тебя сюда, в самую чащобу завёл.
– А, так его зовут Цветок-невольник, – догадалась Настя. – А почему его, интересно, так зовут?
– Так ты что, ничего не знаешь? – спросил Чур-чур. – Ни про Короля-обжору, ни про его Главного министра, ни про Евгения Анатольевича с Варварой Ивановной, которых Король-обжора держит в невидимой избушке на курьих ножках?
– Директора нашей школы Евгения Анатольича?! – воскликнула Настя. – А Варвара Ивановна – так нашу учительницу зовут.
– Какой директор школы, какая учительница! – рассердился Чур-чур. – Что за невежество!
– Чур-чурчик, миленький, извини! – Хотя Настя совсем не была подлизой, она сочла, что сейчас совсем не помешает быть с Чур-чуром поласковей. – Я что-то всё забыла. Не мог бы ты мне рассказать. Вот, возьми топор, – протянула она тот Чур-чуру, – положи на место и расскажи.
– Положи на место, положи на место, – проворчал Чур-чур. Топор, однако, рванулся из рук Насти, будто его кто-то выхватил у неё, и вот уже его не было – будто он растворился в воздухе. – Слушай, раз забыла, – прокашлял Чур-чур.