ПОСЛУШАЙТЕ!

Юрий РЯБИНИН

Россию покоряет вульгарный диалект бывшего русского языкаДруг или враг нам язык? Не тот, что во рту (он, понятно, враг – по пословице), а тот, который служит средством общения. Судя по тому, как к нему стали относиться в последнее время очень многие носители, язык для нас теперь по крайней мере не друг. Потому что друзей так не подводят, не предают.

В одной нашей финно-угорской республике крупный чиновник в оправдание своего безразличного отношения к национальному языку ответил – ну и что, что язык исчезнет? – народ-то останется!.. Этому и другим подобным же языковедам полезно бы знать историю древнего прибалтийского народа – пруссов. Этих пруссов никто не уничтожал, не вырезал, никаких этнических чисток против них не осуществлялось. А просто пришли с запада тевтоны, покорили Пруссию и заставили местных жителей говорить по-немецки. Век заставляли, два заставляли. И добились своего: прусский язык исчез. И где же теперь сам народ? Где вы, пруссы? Отзовитесь! Но что поделаешь, в понимании большинства наших чиновников народ – это по-прежнему лишь «людские ресурсы», а человек – не носитель определённой культуры, а социальная единица, элемент электората, и невелика беда, если он начнёт говорить на другом языке, главное, чтобы оставался работником, винтиком в механизме. 

Сейчас русский язык так варварски и массированно искажается, что складывается впечатление, будто Россию тоже покорили какие-то тевтоны, только не иноземные, а наши собственные, внутренние. И им в лучшем случае, как тому провинциальному чиновнику, безразлично, на каком языке мы будем говорить. А в худшем – они ещё и сами насаждают нам свой новояз. Кроме любимых ими иностранных заимствований, которые они по недоразумению почитают «высоким стилем», свидетельствующим об их социальном и образовательном превосходстве над простыми, тёмными массами, эти бациллоносители уродуют и собственно русскую речь, безжалостно заражая болезнью кого ни попадя. 

Причём если большинство заимствований у нас, паразитируя в синонимическом ряду с традиционными русскими аналогами, как новоявленный «кастинг» с исконным нашим «отбором», доставляют, скорее, эмоциональные неприятности, но по крайней мере не грамматические, то отдельные новшества в чисто русском словотворчестве наших тевтонов являются именно грамматическими нарушениями. Формы они приобретают подчас самые причудливые. 

Так, относительно недавно у нас появилось выражение «находиться во власти». То и дело теперь говорят: «Он пришёл во власть», «Ему недолго пришлось побыть во власти» – и т.п. Спрашивается: почему нельзя то же самое сказать правильно? «Он пришёл к власти», «Ему недолго пришлось побыть у власти». А потому, что говорить правильно – означает не выделяться, быть как все. Но язык – это же именно средство выделиться! Кстати, по этой же самой причине сейчас отдельные эстеты стали использовать ненормативные просторечия и устаревшие формы – «аккурат», «авось», «нынче», «давеча»: вот как я умею говорить! не то что вы все, приторно-правильные! 

Один чиновник как-то брякнул: «Мы вступили в новый формат отношений» – это после отторжения натовцами куска сербской земли. Откуда он-то нахватался сленга, выпускник советской партшколы?! И дался же им этот «формат»! «Это не мой формат», – рассказывает певичка. «Этот фильм – неформат», – говорит… кинокритик! Только догадываться можно, о чём они ведут речь. Благо язык имеет запас избыточности около пятидесяти процентов. Так что даже если они к «формату» добавят ещё пару-тройку своих идиом, мы их поймём. А блюститель сербской территориальной целостности, видимо, имел в виду «форму отношений», но это же для него, продвинутого, очень примитивное словосочетание! Подобным же образом бывший губернатор Петербурга, почтив своим присутствием какой-то вернисаж, заметил: «Здесь представлена вся политура красок». Таков их формат… 

Точно так же довольно многие стали употреблять выражение «по любому» вместо «в любом случае», «во всяком случае», «непременно». Диктор говорит: «Зениту» ещё один гол нужен по любому». Девица с голым животом в метро кричит подруге: «По любому завтра встретимся!» Для ещё более впечатляющего примера предложим собственную конструкцию: «Кастинг состоится по любому», – вот он, настоящий, победно шествующий по нашей необъятной одной шестой диалект бывшего русского! 

Совсем недавно популяризаторы этого диалекта поголовно перешли на употребление слова «риск» во множественном числе. Они теперь говорят: «Это предприятие связано со многими рисками», «Мы предусмотрели все возможные риски». Но всё то же самое можно сказать правильно: «Мы предусмотрели любой возможный риск», «Предприятие рискованное» или, если уж кому-то так хочется непременно множественного числа: «Предприятие связано со многими рискованными случайностями». Смысл нисколько не меняется. Зато грамматические нормы соблюдены. 

Есть в русской лексике разряд так называемых отвлечённых существительных. Это слова «риск», «честь», «совесть», «храбрость», «мудрость» и другие, которые употребляются, как правило, в единственном числе. Во множественном они звучат ещё более убого, чем «по любому»: «Мы ценим ваши мудрости» или «Ваши храбрости достойны самой высокой награды». Нравится так? Нужно совсем не иметь слуха, абсолютно не чувствовать язык, чтобы в столь же убогой форме употреблять слово «риск». 

Стоит отметить также неверное употребление слова «регион». Но пока, увы, лишь ширится аудитория тех, кто искажает смысл этого слова, бездумно употребляя его вместо понятия «субъект Федерации». Поэтому ещё раз напомним: регион – понятие географическое, в то время как субъект Федерации – политико-административное. Ну почувствуйте же наконец разницу, соотечественники! Регионы: Дальневосточный, Уральский, Северо-Кавказский, Нечернозёмный; субъекты Федерации: Приморский край, Челябинская область, Дагестан, Вологодчина. Неужели сложно понять и запомнить?! 

То, что с некоторыми языковыми излишествами и фривольностями можно успешно бороться, доказывает пример с «саммитом». Лет десять–пятнадцать назад это слово у нас входило в число самых употребляемых. Но после серии разоблачительных выступлений против него отступились, если иногда где и проскакивает, то обычно без искажений. Капля воды, как говорится, камень точит. А встречались ведь и такие шедевры: «Саммит президентов России и Татарстана» или «Саммит на высшем уровне». 

Заимствования вообще имеют такую замечательную особенность – они то входят в моду, то становятся немодными, как тупоносые ботинки. Пережили мы засилье «саммита» с «толерантностью», переживём, бог даст, и «кастинг» с «креативом». 

Неверно думать, что процессы, происходящие в языке, естественные и неуправляемые. Чистота языка в значительной степени зависит ещё и от воли государства. В ряде вполне цивилизованных стран язык – это, как говорится, регулируемый рынок. Например, во Франции разработана система штрафов за неоправданное использование в речи иностранных слов. Употребил, скажем, журналист в заметке или в эфире американизм вместо соответствующего родного галлицизма – будь добр, заплати штрафные. Вот у нас-то была бы статья для пополнения госбюджета! 

Необыкновенно ревностно оберегают язык от нововведений, тем более от варваризмов, сербы. Нам у этого родственного и по языку, и по культуре народа есть чему поучиться. Недавно в Сербии были выборы главы государства, на которых, судя по рекламным плакатам, показанным по телевидению, граждан призывали голосовать за того или иного… председника. Что означает это слово, русскому человеку понятно без перевода. Не хотят сербы именовать своего верховного правителя чужеродным понятием. У нас же – и «президент», и «премьер», и «вице-премьер», и «спикер», и «мэр», и «префект» – официально или неофициально, но непременно всё по-иностранному! 

Последние хранители старого красивого русского – потомки эмигрантов первой волны. Они, например, у себя в рассеянии кроссворд так и называют по сей день, как в России до революции, крестословицей. Набоков как-то сказал, что их язык подобен «замороженной клубнике». Так вот эти могикане нас уже почти не понимают. Но то, что нас едва понимает русское зарубежье, – ещё полбеды. Совершенная катастрофа будет, когда мы перестанем понимать «замороженную клубнику», когда она для нас станет тем же церковнославянским. А до этой стадии остался один шаг.