В 1993 году состоялся праздник «Булгакиада на Патриарших». Массовое зрелище готовилось с размахом, организаторам удалось привлечь многих спонсоров, которые были готовы воздать должное своему кумиру. Была даже выпущена четырёхполосная газета «Мастер». Её редакция предложила мне написать цикл пародий – взять сценку из какого-нибудь булгаковского произведения и представить, как её написали бы некоторые современные прозаики. Приём известный. Я остановился на «Собачьем сердце» – повести о том, как добрый пёс Шарик, соединившись по воле профессора Преображенского и его ассистента Борменталя с неким пьянчужкой, превращается в Полиграфа Полиграфовича Шарикова – порочного человека с ничтожным кругозором. Кругозор ничтожен, зато претензии... Помните, например, сцену за обедом, когда профессор спросил, что Шариков читает.
« – Эту... как её... переписку Энгельса с этим... как его – дьявола – с Каутским.
Борменталь остановил на полдороге вилку с куском белого мяса, а Филипп Филиппович расплескал вино. Шариков в это время изловчился и проглотил водку.
Филипп Филиппович локти положил на стол, вгляделся в Шарикова и спросил:
– Позвольте узнать, что вы можете сказать по поводу прочитанного?
Шариков пожал плечами.
– Да не согласен я.
– С кем? С Энгельсом или с Каутским?
– С обоими, – ответил Шариков».
В том цикле были пародии на В. Аксёнова, братьев Вайнеров,
Ф. Искандера и В. Солоухина. Сейчас, когда в литературе появились и другие популярные авторы, хочется представить, как описали бы эту сценку они.

Емши и пимши
(Татьяна ТОЛСТАЯ)

Когда после излова мышей мы сидемши за столом, мутант Филиппыч спросил меня про книгу, которую я нынче читамши. Я врубимши не сразу. Выдвинул челюсть вперёд – так припоминать легче. Наконец вспомнил, что намедни читал самиздат – переписку какого-то Эээээнгельса с каким-то Каааааутским. 

Услышамши эту тарабарщину, Арнольдыч остановимши на полпути вилку с кусочком каклеты, а Филиппыч расплескал рюмку ржави. Я же в это время, изловчившись, схватимши со стола парфэ из огнецов а-ля лионез по-хабаровски. 

Филиппыч посмотрел на меня своими глазёнками и ехидно подъелдыкнувши:
– Ну и что вы можете сказать об этой отрыжке спецхрана?
Я молчал. А чего ради я стану говорить, что с обоими не согласен. Если я точно знаю, что все мутанты от бескультурья согласны и с тем, и с другим.

Чёрные голубцы
(Юрий МАМЛЕЕВ)

В обшарпанном фамильном склепе, затерявшемся среди сонмища неухоженных могил, собралась небольшая компашка, пришедшая на кладбище с утра пораньше. 

Один – скелет с вытаращенными глазами, Ванька Борменталь. Другой – едва живой труп с торчащими из ушей седыми волосами, Филька Преображенский. Третий был получеловеком-полусобакой. Он носил благозвучное имя Полиграф.
Они присели вокруг старомодного могильного камня, поставив на него бутылку водки, стопочки, чёрный хлеб, чёрные голубцы, чёрный зелёный лук и прочую нищенскую закусь.
Глядя на озирающегося по сторонам Полиграфа, Филька каркнул ему:
– Что тебе велит читать твоя карма, кроме надгробных надписей?
– Не помню.
– А ты вспоминай! – глухо запричитал старичок, схватив Полиграфа своей холодной рукой за горло.
– Переписку Энгельса и Каутского, – вырвавшись, прохрипел Полиграф замогильным голосом.
– Что можешь сказать про них?
– Они уже умерли.
При этом известии у Борменталя застыла рука с куском чёрного хлеба, Филька уронил ложку с чёрной икрой, а Полиграф, не чокаясь, опрокинул стаканчик чёрной водяры. Здесь всё было чёрное, только тоска – зелёная. 

Рипсы третьей свежести
(Владимир СОРОКИН)

Трое отмечали День Клонированных Опричников. После вербальной интродукции, отхлебнув из мультисексера творожистого шаоняня, мачо Преображенс спросил бодрого, L-гармоничного после хирургического вмешательства Шарикоффа:
– Чем ты борешься с депрессухой, мерзкий чипс нимада?
– Чтением, рипс чемода. Читаю переписку Энгельса и Каутского.
При этих словах гадкий лянманьлай Бормоталь остановил на полдороге вилку с куском голубого сала в канареечном соку, а Преображенс расплескал протеиновую пульпу поридж-ламинарии. Улучив момент, рипс нимада Шарикофф плюс активно выпил залпом стакан дубового аквавита со льдом-2.
– М-да. – Преображенс выудил из жилетного кармана «беломорину» и нервно закурил: – Ну и как?
– Я рипс чемода.
– Нинь хао? Тапель-тапель или сяо-тоу?
– Хушо бадао.
– Бэйцаньди? – переспросил лом-директ.
– Что ж ты, рипс лаовай, русского языка не догоняешь! – возмутился Шарикофф. – Говорят же тебе – с обеими! 

Александр ХОРТ