ПОЭТОГРАД                                                                                                                                                                                     

Новелла МАТВЕЕВА

ВЕЛИМИР
Есть хаос концов (кем правит Кощей).
Есть хаос нача’л, – зарожденья вещей.
В начале вещей Вы стояли один.
Ваш опыт – он Ваш. И уж больше ничей, –
Ничья целина.

Не всяк догадается, – что перед ним;
Закладка дворца или груда руин?
Закладку дворца Вы следили один.
Мир зла – обратил его в груду руин.
Не Ваша вина!

Ленивцы уставились взглядом во тьму, –
Им – Ваших прозрений звезда – ни к чему.
Они «разрушенье» увидели там,
Где сыпался щебень, но – строился храм,
Большой, как Луна!

Не Хаос, а Космос – Ваш пастырь и друг.
Но внятен не каждому Космоса звук,
Не всяк в Академии ветра проник;
Не каждый стремится туда, где из книг
Приходит весна…

***
Мне критик запретил святые времена
Великих поминать. Сказал, что по’шло это!
Что невоспитанность ужасная видна
В стремлении назвать великого поэта!

Суровый критик мой! Что ж. Я ведь – ничего;
Я имя гения готова скрыть под кодом!
Боюсь, однако же, что как-нибудь, обходом –
Другие всё равно напомнят вам его…

Чрез «невоспитанность» огромного числа
Людей – до нас и вся поэзия дошла.
Но, с вами согласясь, я вам желаю – лично

Столь громким именем планету потрясти,
Чтоб уж никто его не смел произнести
В собрании людей, воспитанных прилично.

ПАЛЬБА                                                                                                                     
Он за оружия свободную продажу
Держал беспечно речь.
Напрасно в глаз ему три Парки ткнули пряжу, –
Таких не остеречь!

Не только простаки, но боссы и матроны
Влипают в роль вояк;
Сегодня их маяк – затворы и патроны.
Но сей маяк – двояк.

Есть кланы; их одних не трогают скинхеды.
(Ещё бы! – сговор «свят».)
Но тем, кого одни не тронут смертоведы, –
Другие отомстят.

Закройте лавочку, где продаётся это,
Где призраки живут.
И не злорадствуйте, что песня чья-то спета;
И вашу песнь – прервут.

Кто за оружия свободную продажу
Когда-то выступал, –
Напрасно выставлял в своих воротах стражу;
Сам замертво упал.

Кажись, предусмотрел – чьи пистолеты с газом,
А чьи – и со свинцом?
Но посмеялся рок и «коллективный разум»
Над этим хитрецом.

Хотелось побеждать в условиях неравных;
Хотелось без помех,
Как прежде, – батюшек-то гробить православных,
Ан – перешло – на всех…

Закройте лавочку! Остановите беды, –
Все беды, – до одной!
На что вам пирровы (вампировы!) победы
Над собственной страной?

Вон кто-то и сейчас «для ровности» желал бы
Вооружить – весь свет?
Но где о равенстве людей хлопочут залпы, –
Выравниванья нет.

Да и не думал ты, «всеравенства» поклонник,
Пальбу остановить;
Ещё не всех стравил, гражданских войн сторонник?
А хочешь всех стравить?

Закройте лавочку, законник-беззаконник!
Ещё не всё пропало, может быть.

ЗЛОПАМЯТНОСТЬ КОРИННЫ
Дразнили меня, – что в стихах моих –
                                             «тучки, листочки,
Цветочки»… Смеялись в лицо, доводили до точки.
А нынче – лишь только рискнула
                                 за бедных вступиться, –
«– Тупица! – рычат. – Где же тучки твои?
                                            Где – цветочки?!»

РАПСОДИЯ
Вызрела молча
Ягода волчья.
Содрейский лес.
Ягоду волчью
Питает желчью
Дождь
Осенних небес.

Мелким листом или каплей крупной
Вихрь посыпался ледяной?
Тихо шагают;
Девочка с куклой
И Жан Вальжан –
По тропе лесной.

Но ни луарцам и ни волжанам
Не было видно из дальней дали;
То не Козетта с Жаном Вальжаном,
А это я и отец мой – шли.

Отец мой сед и похож на старца,
Сошедшего с заоблачных гор…
Это за нами полжизни крался
Зарослями – Тенардье-мародёр!

А сбоку припёку – другая клоака,
Другой Париж и Второй Жавер;
(Свиреп. Но не был он честен, однако
Жаверу Первому не в пример).

Как неожиданно в этом пути
Сделалось тихо и сухо почти!
Вымерзла молча
Ягода волчья.
Лист облетевший, дитя, собирай!
А за лесным перелазом
Всё ещё
Солнца закатного блещет край…

ГЛОБУС
Уравновешенный, как голос
Без понижений-повышений,
Тоску с души снимает глобус
Разумностью своих решений.

На нём, – божественном, как логос! –
Ни бурь не видно, ни крушений,
Ни стран-стрелков, ни стран-мишеней,
Ни стран, – где злых лишений многость.

Не видно лавок с подлым зельем.
Вал моря сгладил память прытей.
Зато встречает нас весельем
Большая Синь морских открытий!

Земля сложна; ни ров, ни пажить…
Жаль, что на глобусе нельзя жить!

НОЯБРЬСКОЕ
Отсырел осенний мой этюдник.
Там и сям – зима встаёт из хмари,
Мощная – как сам боксёр Тютюнник!
Хрупкая, – как Девочка-на-шаре.

И уже – в нахохленном подлеске –
(Кто по-стариковски, кто – по-детски)
Прячутся при виде льдистой хмари
Существа, создания и твари…

Ни синиц (а вдруг и осчастливят?),
Ни ежей – в их тапочках домашних…
Над бурьяном виден первый вылет
Хлопьев – (так обманчиво «нестрашных»!)

Пажити оспаривая чёрность,
Дальний свет сквозь тучи раздаётся,
Но вот-вот – на блеска непокорность
Тушечница сумерек прольётся…

Хоть бы лёг на кровли снег плоёный!
(Но и снег – подите, урезоньте!)
Яркоцветный,
Солнцем напоённый
Летний мир уснул на горизонте.

Ранней тьмой чернилит вихрь суровый
Все углы, что солнце поглощали,
И, срывая с зарослей покровы,
Бьёт кусты, – за то, что обнищали.
Вихрь несётся – серебристо-тёмный,
С жёлтым смешиваясь листопадом…
Но и эти краски
До весны запомнит
Человек, идущий с вихрем рядом.

ЦЕППЕЛИН
В иллюзионе моих сновидений,
В моём Кокстауне*
Прошлого мне серебристые тени
Были представлены.

Там дирижабли на сферах лежали
И видел их каждый будочник…
Чудилось нам, что они приближали
Светлую будущность.

Но, измеряя небесный полог
В портняжном «локте»,
Кто-то с высот, – как посуду с полок,
Убрал их вовсе…

А что-то в них было от сути мира,
От тайны Завтра!
И как вещественности мерило,
И как метафора.

Кто их подверг мировому сглазу?
Какие заморозки их сразу
Оцепенели?
И никуда-то мы не уплыли
На цеппелине…

И только взгляд наш пытливый, снизу,
Те дирижабли
Кабы сумел – привязал к карнизу,
Но удержал бы!

Немного жутко на них глядети,
Когда вы – дети…
Но без жемчужин их воспарений,
Без их бессмертных неустарений –
Скучно на свете.
___________
* Кокстаун – город угольщиков в романе Ч. Диккенса
«Тяжёлые времена». Здесь имеется в виду фабрика,
где героиня жила в детстве.

***
Дайте мне три мандарина!
Я угощу на пруду
Лебедя Лоэнгрина
И – на ветвях – какаду.

Совесть нельзя успокоить,
Но посвежеет в душе;
Два мандарина пристроить –
Всё-таки дело уже!

Третий же, самый прекрасный,
Я никому не отдам;
Пусть, – золотистый и красный –
Сам поплывёт по волнам;

Пусть его выловит кто-то;
Пусть это будет – солдат;
Вряд ли солдаты в казарме
Всласть мандарины едят…