КИНОМЕХАНИКА
В день выхода фильма на широкий экран я шёл в кинотеатр, искренно надеясь на победу «Цитадели». Что всё разрешится, что унижение сменится преодолением, потоптавшись на территории либеральных мифов о войне и изжив их, режиссёр рванет к горним высям эпоса, к непреложной художественной истине, и могучий очистительный катарсис смоет в финале всё, что смущало и даже возмущало в «Предстоянии»... В телерепортажах об официальной премьере в «Октябре» известные люди говорили, что всё хорошо, «Цитадель» удалась на славу, «мы увидели прежнего Никиту», и т.д. и т.п. И вот близкий мне кинотеатр «Ладога», первый премьерный сеанс, в зале шесть человек (год назад было ненамного больше), и фильм… Мало того что ожидания не оправдались, впечатление было горестным, мучительным, давящим…
Измена
«И дым отечества нам сладок и приятен!» —
Так поэтически век прошлый говорит.
А в наш — и сам талант всё ищет в солнце пятен,
И смрадным дымом он отечество коптит!*
Говоря о своём фильме, Михалков не раз вспоминал «Спасти рядового Райана» Спилберга, американский миф о Второй мировой, в котором создан типический образ американского солдата-героя. Многочисленные рядовые и офицеры рискуют жизнью и гибнут во имя того, чтобы найти и отправить простого американского солдата к матери, так как после гибели двух братьев он остался у неё единственным сыном. Какой же миф, какой типический образ русского солдата, русского офицера воссоздаёт выдающийся русский режиссёр?
Первая военная сцена «Цитадели» начинается с того, что «вдруг откуда ни возьмись маленький комарик» спасает жизнь рядового штрафника в исполнении Артура Смольянинова. Здесь, в окопах 43-года, все и всё, как в 41-м. Простой русский солдат в «Цитадели» предстал таким же пушечным мясом, как и в «Предстоянии», – несчастным, безропотным, гонимым в бессмысленный бой такими же безропотными младшими командирами – отступать некуда, позади заградотряды. А что же старшие офицеры? В предыдущей части их не было, а здесь есть – подонки, трусы, самодуры, садисты-особисты. Других в фильме нет. Значит, эти типические. Генерал (Роман Мадянов) спьяну решил совершить очередную попытку штурма немецкой крепости, грозит подчинённым пистолетом, и никто (ни замполит, ни штабные офицеры) не осмеливается ему возразить, вырвать наконец из рук пьяного скота оружие и уложить, чтобы проспался… И это, повторяю, 43-й год, уже после Сталинграда, когда руководство войсками было отмобилизовано, бить фрица научились не числом, а умением. Положим, во время войны всякое бывало, и командиры бывали всякие. Но нам показали только подонков и трусов. Поневоле это – обобщение. Быдло – пьяные, мокрые хари зажравшихся офицеров, и быдло – покорный им народ. И это не про наше подловатое время, не про нынешнюю чиновную сволочь, которая в баньке «решает вопросы», а про время героическое, трагическое…
Сталин. Если в «Предстоянии» это – воплощение чего-то сказочно пугающего, то в «Цитадели» это, извините, дурак. Генерал-лейтенант Котов перед ним трепещет, а мне не страшно, мне смешно, потому что в уста Максима Суханова вложен бред.
Если нам показывают реальный военный быт, притом достоверно и точно, если речь идёт не о Пунических войнах, а о войне, десятки тысяч участников которой ещё живы, и живы люди, которые знали Сталина лично, то невозможно не задаться вопросом: а почему он не приказал эту чёртову цитадель попросту разбомбить – к тому времени у нас уже было превосходство в авиации и артиллерии? Зачем вообще было её брать? И вообще его ли это уровень? Это же не Кёнигсберг в конце концов.
Но Сталин у Михалкова ставит вопрос «политически» и говорит кровожадные глупости про возможную гражданскую войну между теми, кто воевал, и теми, кто отсиделся в тылу на оккупированных территориях, про весь мир, который должен ужаснуться, увидев фотографии тысяч и тысяч убитых немцами людей в штатском… Глубокоуважаемые сценаристы, тогда не было современных пиар-технологий, а преступлений, совершённых Гитлером, уже было достаточно для того, чтобы «ужаснуться». Чушь, но тем не менее на Верховного навешено новое преступление против человечности. То есть к тому, что советский народ – быдло, добавлено, что его вождь – дурак и вурдалак.
Странно напоминать Никите Сергеевичу, что во время войны антифашистская часть Европы молилась на Красную армию и Сталина, в том числе и бóльшая часть белого движения.
А какими предстали в фильме нацисты? Милыми ребятами – офицер в «Цитадели» в ужасе от внеочередной громадной порции пушечного мяса, говорит благородно, что он солдат, а не палач. Немчик в финале вообще вызывает сострадание, симпатичен и пулемётчик-меломан... Не был, что ли, вермахт нацистским, а откуда же тогда сейчас прибалтийские марши и львовские надругательства над ветеранами?
Никита Михалков потрафил нынешним европейским трендам во взглядах на войну так, как никто другой до него. Никто. Куда там «Штрафбату» или «Сволочам»! Вот почему «Цитадель» гораздо спокойнее, чем «Предстояние», приняла наша либеральная пресса. Прав был Сванидзе: «Михалков снял фильм художественно слабый, но идейно-политически правильный – антисталинистский, антитоталитарный». «Цитадель» получилась на порядок «идейно-политически правильнее» и до обидного художественно слабее, чем «Предстояние».
Живые и трупы
Напрасный труд – нет, их не вразумишь, –
Чем либеральней, тем они пошлее,
Цивилизация – для них фетиш,
Но недоступна им её идея.
Венок притч, о котором я писал в прошлом году («ЛГ», 2010, № 19), здесь прервался, а то притчевое, что осталось, натужно и не очень нужно. К слову сказать, православных мотивов уже нет, как корова языком слизнула, – послушался, видно, Никита Сергеевич дружеской критики своих либеральных ненавистников.
Мастерски снята сцена родов под обстрелом, хороша Анна Михалкова (вообще очень хорошая актриса). Но почему только этот грузовик уцелел? Чтобы услышать очередную антисталинскую лабуду, когда новорождённого хотят назвать Иосифом Виссарионовичем, увидеть глумливого раненого старика, который то и дело скабрёзничает про «ссать и родить нельзя погодить»? Или потому что в машине – дочки режиссёра? Нет, конечно, Бог так управил. Но почему он так управил? Мало ли праведников погибло на войне? И один раз господь уже Наденьку спас…
Притча с машиной, которую раскачивают спящие солдаты, напомнила о словах, вытатуированных на ступнях арестованного подмосковного прокурора: они устали (как недавно сообщалось в прессе). Этот эпизод с трудолюбивой метафорой бесконечной военной усталости, возможно, стрельнул бы, если перед ним была бы мощная по темпоритму сцена, а не та «дуэль» Котова с Арсентьевым, что произошла в прибрежных кустах.
Олег Меньшиков в «Цитадели» сделал всё, что мог. Даже больше. Хотя делать ему особенно нечего. Он должен найти и привезти к Сталину рядового Котова. Всё. Но надо наполнить чем-то существование героя в кадре. Чем он живёт? Презрением ко всем, в первую очередь к самому себе. Кстати, почему от него, полковника НКВД, ушла Маруся (талантливая Виктория Толстоганова)? Как посмела? (Это и многое другое, надеюсь, прояснится в 13-серийной телеверсии.) Он унижен, он унижает. Тема унижения в фильме сквозная. Но невозможно всю роль построить на инфернальной обиде и смертной тоске.
«Поимка» Котова смотрится юмористически. Испугавшись Мити, Котов поднимает бойцов в атаку, Митя бесстрашно бежит за ним, потом вдруг трусит, но заградотрядовцы зачитывают ему приказ Сталина (это точно для зарубежных зрителей), потом два немолодых человека кувыркаются по воронкам и… чудесным образом оказываются у тихой речки. Котов униженно канючит: не надо меня, Митя, опять на Лубянку. Арсентьев раздевается, обнаруживая загорелый, кроме белых ягодиц, тыл торса (во время войны в Сочи отдыхал?), входит в воды, совершает предсмертное омовение, потом рассказывает Котову «страшную правду» и вручает пистолет. Котов его не убивает. Не смешно.
Нет конфликта. Всё, что было между комдивом Котовым – идейным большевиком из простых, одним из тех, о ком Михалков снял первый свой фильм с пророческим названием «Свой среди чужих, чужой среди своих», и Митей, вынужденным энкавэдэшником из дворян, полностью исчерпан в первых «Утомлённых», а теперь даже женщину им делить не надо. Какое-то инфантильно-фантомное противостояние.
Долгожданная сцена возвращения Котова на дачу тоже трещит от «непоняток». Во-первых, зачем здесь Арсентьев? Чтобы Кирик у него пистолет попросил, а Митя его в очередной раз унизил? Ну ладно, предположим, опять для рифмы с первыми «Утомлёнными». Но тому, что Маруся вышла замуж за Кирика (к выдающемуся актёру Владимиру Ильину никаких претензий нет), я до сих пор, посмотрев фильм ещё пару раз, не поверил. Опять какой-то не следующий из логики развития характеров сценарный выверт. Не поверил и их семейному побегу, тем более после того, как Котов победно «вернул» себе жену. Сцена их отъезда натужно-ненужная, и женитьба безногого героя Павла Деревянко на какой-то золотушной дурочке с веселящейся поперёк войны толпой, безудержно быдловатая радость «а-ля рюс», и братание Котова с народом, дарение часов и поцелуев… Цыганского хора только не хватало.
Моисей Сергеевич
Как перед ней ни гнитесь, господа,
Вам не снискать признанья от Европы:
В её глазах вы будете всегда
Не слуги просвещенья, а холопы.
И вот то, ради чего сделан фильм. Не будем вслед за другими смеяться над великолепно снятыми паучком и мышкой-норушкой, попробуем понять режиссёра. Котов, преобразившийся из уркаватого штрафника в генерала, ведёт за собой «чёрную пехоту». Кстати, когда особист (Сергей Маковецкий) двинулся за ним: «Пойду тоже пройдусь» – меня резануло какой-то страшной правдой. А Котов приставил к своему виску пистолет – не резануло, «на зло маме уши отморожу» – фашистский снайпер в начале фильма головы из окопа не давал высунуть, а тут толпы офицеров в полный рост... Ну да ладно. Пусть библейский символ. Котов, как Моисей, ведёт народ к спасению, и воды отверзаются, и цитадель взрывается по воле Божией. Но когда Котов стал Моисеем? Где и как произошёл перелом? Перед Митей он только что унижался, перед Сталиным дрожал… Когда он преобразился в бесстрашного пророка? Или, допустим, это современная метафора: руководитель выведет народ из беды, только когда станет праведником, и народ в него и в Бога поверит. Но всё это слишком в лоб для такого мастера, как Михалков. И никак не вырастает из предыдущего.
Сцена встречи с дочерью, как и сцена родов, не могла не тронуть. Это лучшая сцена Михалкова-актёра, и если бы его герой, отослав на безопасное расстояние дочь, подорвался бы на проклятой мине, я бы многое простил фильму. Но финал с сумасшедшим немцем и замечательной Инной Чуриковой, проникнутый европейскими ценностями, завершившийся тем, что Наденька перестала наконец заикаться и танки под хоровое исполнение томного шлягера 30-х пошли на Берлин, – подкосил. Это вне вкуса вообще.
Я верил и верю в талант Михалкова и не могу понять, почему он так творчески опростоволосился. Ведь снял же режиссёр на завершающем этапе «Цитадели» «12», фильм замечательный, русский, как раз «большого стиля», ведь и в «Предстоянии» были пронзительные, мощные сцены. В чём дело? Госкино на Михалкова не было – Ермаша, который бы закрыл проект ещё на стадии сценария. Его, кстати, писали талантливейшие люди: Эдуард Володарский, Глеб Панфилов и Владимир Моисеенко, но они такие разные...
Михалков не мог на деньги олигархов, для которых Сталин натурально страшный сон, снять про войну иначе. И рассчитывать не то что на приз, а и на просто приглашение в Канны, если бы снял что-то менее антисоветское про войну. Такие фильмы, как замечательная «Брестская крепость» (продюсер Игорь Угольников, режиссёр Александр Котт), в Канны не приглашают – там про Россию хотят либо плохо, либо ничего.
Но во имя чего снят фильм с бюджетом в полсотни миллионов долларов? С кого спросить за фиаско в прокате? И какие законы поставил над собой художник (не по законам же военного времени его судить)? Никаких. Полное беззаконие, эстетический беспредел, режиссёрский произвол. С нами Бог, и всё позволено. Но Бог ли? Или бес? Который вконец запутал. Верные поклонники Михалкова, «наследники идей», прощали Никите Сергеевичу конъюнктурное участие в политике: агитацию за НДР (Черномырдина и Рыжкова), за Березовского, когда тот баллотировался в Думу, и многое другое… Понятное дело, кинорежиссёру нужно у кого-то просить деньги на кино, но тогда странно выступать в роли бесогона – со своими бы чертями разобраться.
Впрочем, вдруг случится чудо, и многосерийная телеверсия всё-всё поставит на свои места? Не верится. В любом случае её демонстрация будет воспринята как совместная акция Михалкова и Федотова по окончательной десталинизации России.
Александр КОНДРАШОВ
Код для вставки в блог или livejournal.com:
В день выхода фильма на широкий экран я шёл в кинотеатр, искренно надеясь на победу «Цитадели».
|
Алексей ПОЛУБОТА рассказывает о том, как в Псковской области прошел 37-й праздник фронтовой поэзии.
7 мая 2001 года известный екатеринбургский поэт покончил с собой.
В праздничные дни сайт «Литературной газеты» будет наполняться в обычном режиме.
Павел МИРОНЕЦ – не только поэт, но и священник, а также и гражданин.
Артем КОМАРОВ смотрит на мир отнюдь не через розовые очки. Хотя порой и описывает в стихах розовые дали.
Евгений СТЕПАНОВ был знаком с крупными писателями и интересными людьми.
О выдающемся борце классического стиля Анатолии ПАРФЕНОВЕ рассказывает Олег ИВАНОВ.
К 110-летию прославленного таджикского поэта Мирзо ТУРСУН-ЗАДЕ. 
Вышел в свет очередной номер популярного новосибирского литературного журнала.
Прославление психопатов и нелюдей в СМИ привело к страшной трагедии в Казани, считает Платон БЕСЕДИН.
Владимир ЛОРЧЕНКОВ утверждает, что русские люди имеют полное право отмечать День Победы так, как только им заблагорассудится.
Ирина БАТЫЙ и Андрей МАЛЮК выясняют, кто и с какой целью пытается переписать историю Великой Отечественной Войны.
Чтобы оставить комментарий вам необходимо авторизоваться