КНИЖНЫЙ    РЯД

Сергей Есин. Её дни… Валентина Сергеевна Иванова 1937–2008: Сборник. – М.: Академика, 2012. – 672 с. – 1000 экз.

«Эта книга о друге, о жене, о человеке, без которого, как оказалось, другому человеку жизни нет. Книга о моей ушедшей навсегда жене, – пишет во вступлении Сергей Есин. – Её имя напечатано на обложке. «Валентина» переводится с латыни как «сильная». Такова она и была. Она была очень умной женщиной. Ум у неё был особый, не ум хозяйки или домоправительницы – ум страстного аналитика искусства, главным образом кино, которому она отдала свою жизнь». Автор-составитель также замечает: «Мне самому теперь уже много лет, и я боюсь не успеть книгу доделать и выпустить». Следы этой вполне объяснимой спешки заметны в сборнике, однако главная задача решена: он успел выйти к 75-летнему юбилею героини. А недостатки можно устранить при переиздании.

Открывают сборник воспоминания С. Есина о первых годах их совместной с Валентиной Сергеевной жизни. Познакомились в 1958 году, оба учились в МГУ на заочном отделении, печатались в «Московском комсомольце». Случилось так, что будущий писатель после службы в армии жил один в комнате в Гранатном переулке. Можно себе представить, что там творилось: «Ремарк и только что напечатанный в России Хемингуэй диктовали нам стиль жизни. Это была молодая жизнь со свистом, с внезапными поездками в Таллин, в Вильнюс, Ригу (на Запад, в Европу) или в Ярославль – по Золотому кольцу… Отвязные и молодые, мы компанией на двух такси могли отправиться в Шереметьево, в ресторан за бутылкой водки, если гастрономы уже были закрыты…» Место действия и атмосфера эпохи воссозданы бережно, с нескрываемой ностальгией. Понятно, что в юности «солнце светит ярче, и трава кажется зеленей», но дело не только в возрасте автора и тех, о ком он пишет, – страна залечивала военные раны, время стояло «оттепельное», сулившее туманные надежды на лучшее, а ещё были уверенность в завтрашнем дне, иные отношения между людьми…

Но в центре повествования, конечно, юная Валя. Броская внешность: смелый макияж, «немыслимые шпильки, юбка колоколом, негритянский уже в начале лета загар, обнажённые плечи, гигантские клипсы в ушах». Она рано добилась успеха в профессии и авторитета у коллег. «У неё уже был очерк с портретом в самом модном тогда журнале – в «Юности», а у меня же «всё ещё было впереди». Я не люблю общения не на равных», – признаётся автор. Творческое соперничество, ревность к успеху другого с самого начала не сулили супружеской идиллии. Как и образ жизни (бесконечные командировки и богемные компании), и характеры супругов («я вовсе не был так хорош, и Валя была человеком сложным»). Идиллии и не было, скорее, наоборот. Об этом мемуарист пишет с безоглядной откровенностью. Но было в их отношениях мощное взаимное притяжение, неумолимое влечение друг к другу – залог преодоления разлада и отчуждения. «Главным событием своей жизни я считаю брак с Валентиной Сергеевной Ивановой… И если бы меня теперь спросили: повторил ли бы я свою жизнь с теми трудностями, которые были, – я ответил бы: повторил…» – запишет Есин в 2004 году в «Дневнике».

Воспоминания озаглавлены так: «Никогда не забыть…» И ничего уже не поправить. Отсюда острое, непреходящее чувство вины: «Я гордился своей женой, но если бы я тогда знал, что в принципе ей уже недолго осталось пользоваться свободой, что очень скоро провода и гибкие трубки привяжут её к аппарату искусственной почки, – я уступал бы ей в наших спорах и не стал бы ссориться вообще…»

Это уже другая история, которую рассказала сама Валентина Сергеевна в повести «Болезнь», напечатанной в 1998 году в «Новом мире» и вызвавшей немалый читательский резонанс. Конечно, тут во многом сам за себя говорит жизненный материал, к которому нечасто обращается изящная словесность: тягостный больничный быт, каталки, капельницы, изматывающая боль, унизительная зависимость от медсестёр и нянек, конфликты с соседями, страдания и смерти вокруг… А ещё тревожные мысли о близких, на которых внезапно свалилось столько забот, требующих немалых сил, времени и денег: постоянно ездить через весь город к больному, готовить ему домашнюю еду, искать дефицитные лекарства, «стимулировать» медперсонал… Подробности – в соответствующих фрагментах «Дневников» С. Есина, соседствующих с повестью.

И первый вопрос у человека, в одночасье оказавшегося «на обочине жизни»: «За что же мне такие несчастья? Так вот, скажу – есть за что… уж очень была яркая, как ослепительная вспышка, жизнь – любимая работа, любимый человек рядом, профессия, подарившая встречи с невероятными людьми, и у нас в стране, и за границей. Это не значит, что всё катилось гладко – какое там! Но было главное – любимое дело».

За любимое дело В.С. всеми силами держалась, уже будучи ввергнутой в болезнь. Чего стоит один только фестиваль экранизаций «Литература и кино» в Гатчине. Казалось бы, идея лежала на поверхности: слово – главная составляющая «важнейшего из искусств», и напомнить об этом важно было именно тогда, в 90-е… «А ведь соединила два слова «литература» и «кино» в одно целое именно Валентина Сергеевна. Долгие годы не просто была председателем отборочной комиссии, а отдавала этому всю свою душу», – свидетельствует первый генеральный директор Гатчинского фестиваля Генриэтта Ягибекова.

В 1995 году прошёл первый Гатчинский фестиваль. А вот что пишет автор о втором: «…Какие для меня теперь фестивали? В моём-то положении? Но мне упорно звонили, вовлекая во всякие фестивальные хлопоты. И я уже чувствовала, что… Гатчина становится… канатом, привязывающим меня к жизни… И теперь я знаю точно – хотя в этот раз Гатчина стоила мне, быть может, года жизни, в какие-то моменты беготни и суетни, умоляющих звонков к знаменитым актёрам, унизительных разговоров о деньгах. Да, это точно, Гатчина действительно мне стоила года жизни, но вот вопрос – года жизни назад или вперёд, теперь я и не знаю».

В «Дневнике» Сергея Есина упоминается об интервью с критиком Львом Аннинским: «Его спрашивают – почему он четвёртый раз едет в Гатчину, а не на другие фестивали, и он отвечает, что одна из причин этого – общая обстановка Гатчинского фестиваля…» Тогда же и автору этих строк как журналисту дважды довелось освещать киносмотр в Гатчине. Подтверждаю: критик и здесь попал в «десятку».

Однако Есин и Иванова не догадались, что «идею Гатчинского фестиваля можно и нужно было зарегистрировать, запатентовать. Даже не для денег – для порядка, что ли. А то расстались организаторы фестиваля, куда заезжали Лавров, Занусси, Гранин, Скобцева, Лучко, Андрей Петров, Учитель, Женя Миронов, Лимонов, только что вышедший из тюрьмы, да и другие звёзды, с Есиным как бессменным председателем жюри, с Литинститутом, который более 10 лет активно поддерживал идею. И нет даже приза имени выдающегося кинокритика и основателя «Литературы и кино»…», – сожалеет Леонид Колпаков в разделе «Её товарищи», где собраны заметки и воспоминания о Валентине Сергеевне её друзей и коллег.

Среди них – и Руслан Киреев, словами которого хочется завершить эти заметки: «Ей всегда было интересно всё новое – в кино ли, в литературе, но прежде и острей всего – в жизни, частью которой, причём не самой главной, кино и литература, вообще искусство, являются. Этот приоритет жизни в её иерархии ценностей, это благоговейное уважение к жизни, этот вкус к жизни она сохраняла до самого конца. Сохраняла в таком состоянии – я имею в виду состояние её здоровья, – которое ломало даже крепких мужчин. Хемингуэя, например, – под конец жизни, которую он, не выдержав физических страданий, оборвал выстрелом из ружья. Хотя, насколько могу судить, его болезни и его страдания не шли ни в какое сравнение с тем, что выпало на долю этой женщины».

Александр НЕВЕРОВ