ВЕСТИ СО СРЕТЕНКИ

Накануне 211-го дня рождения великого поэта мы начинаем совместный проект Государственного музея А.С. Пушкина и «Литературной газеты». В постоянной экспозиции ГМП и особенно в его запасниках хранятся бесценные предметы, судьба которых тесно переплетена с судьбой поэта. У каждого из них своя история, загадочная, романтическая, иногда подлинно трагическая. Портреты и рукописи, бальные туфельки и самовары, если бы могли говорить, поведали бы нам немало удивительного. Вот этими историями мы и хотим поделиться с нашими читателями.

Четыре женщины как зеницу ока хранили портрет очаровательного мальчугана в белой рубашке, отделанной кружевом. Он не был им родственником, но для них это была самая ценная из семейных реликвий. На протяжении почти полутора столетий миниатюра переходила от матери к дочери, пока последняя владелица не подарила её выдающемуся актёру. Тот передал портрет в музей. Сегодня он известен каждому, для кого имя Пушкина не сводится к теме из учебника литературы, которую можно просто «пройти» и «сдать» хотя бы на троечку.

Юная Леночка только-только вышла из Смольного института. Каким пленительным мечтам предаётся молодость! Но Первая мировая всё пустила под откос. Вчерашняя смолянка пошла на курсы медсестёр, а затем отправилась на фронт. Точно так же она уйдёт на фронт и в 41-м. Уже вместе с мужем и единственным сыном. Оба погибнут. Сына, защищавшего от фашистов родной Ленинград, Елена Александровна Чижова сама вынесла с поля боя, но спасти не смогла. Похоронила вместе с другими в общей могиле. Передавать семейную реликвию было уже некому. Хорошо, хоть сама реликвия уцелела: в квартиру попал снаряд, но, видно, Провидение берегло портрет – от осколка пострадала только рамка.

После войны Елена Александровна обратилась в Пушкинский Дом. Однако портрет отвергли: у Александра Сергеевича были голубые глаза, а у мальчика на портрете – карие. На нём нет ни подписи автора, ни имени модели. А семейные предания для учёных не аргумент. Однако Чижова была абсолютно убеждена: мальчик на портрете – трёхлетний Саша Пушкин.

Ещё в 37-м её маму, Екатерину Николаевну Гамалею, в Ленинграде отыскал сотрудник Московского государственного литературного музея и предложил продать портрет. Та согласилась. Миниатюру передали на оценку закупочной комиссии, но один из её членов, известный пушкинист М.Д. Беляев, счёл, что «ничего общего с Пушкиным предлагаемая миниатюра не имеет». Директор музея Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич всё же надеялся, что владелица сможет представить какие-нибудь существенные доказательства, и недели через две созвал комиссию ещё раз, но документальными свидетельствами Екатерина Николаевна не располагала. Она ссылалась лишь на то, что у её матери, Надежды Ивановны Чаплиной, этот портрет хотел приобрести сам Модзалевский, что он готов был любые деньги за него отдать, но и имя выдающегося пушкиниста на экспертов особого впечатления не произвело. Решили «от приобретения воздержаться».

Если бы Модзалевскому удалось уговорить Надежду Ивановну, судьба пушкинского портрета сложилась бы не столь драматично. Но Чаплина отдала ему только семейный архив: Борис Львович писал очерк о её отце, Иване Ермолаевиче Великопольском, который был знаком с Пушкиным и даже игрывал с ним в карты. А миниатюру и четыре письма Пушкина к её батюшке передала дочери Екатерине. Письма, увы, погибли в имении во время революции. Вместе с ещё одним раритетом – диваном карельской берёзы, на котором (опять-таки по преданию) заночевал однажды Александр Сергеевич, когда с семейством Вульф направлялся в Малинники, находившиеся в десяти вёрстах от Чукавина, имения Великопольских.

В этом-то Чукавине, в спальне хозяйки дома, Софьи Матвеевны, среди портретов родных и близких висела и эта миниатюра. В детстве, приезжая на лето в гости к прабабушке, Леночка Чижова не раз видела портрет и слышала историю о том, как Софья Матвеевна получила его в подарок вместе с тоненькой книжечкой первой главы «Евгения Онегина» от матери поэта, Надежды Осиповны. Дело в том, что прабабушка приходилась дочерью Матвею Яковлевичу Мудрову. В начале XIX века у него лечилась «вся Москва». Он был выдающимся клиницистом.

Матвей Яковлевич не только время от времени консультировал семейство Пушкиных, но нередко бывал на литературных вечерах, которые устраивал Сергей Львович. Дружен он был и с Жуковским, и с Карамзиными, и с Голицыными. Зиму 1832/33 года семейство старших Пушкиных проводило в Москве, Надежда Осиповна с Софьей Матвеевной виделись довольно часто, вот она и сделала дочери старинного друга их дома воистину драгоценный подарок. Кто писал портрет, Надежда Осиповна не сказала, так что потомки Софьи Мудровой считали, что это работа безвестного крепостного художника.

Вот такую удивительную историю получила Елена Александровна от предков вместе с реликвией в наследство. Когда в 1950 году Московский театр им. Ермоловой гастролировал в Ленинграде, Чижова подарила портрет Всеволоду Якуту, сочтя, что более достойного хранителя реликвии ей не найти. Всеволод Семёнович много лет выходил на сцену в роли Александра Сергеевича в легендарном спектакле «Пушкин» по пьесе А. Глобы, считал эту работу лучшей в своей творческой биографии. А спустя некоторое время Елена Александровна ушла в монастырь. Когда Якут навестил её там, сказала: ушла бы раньше, да вот держало что-то, а отдала вам портрет и поняла – можно…

Десять лет хранил у себя бесценный портрет Всеволод Семёнович и наконец решил, что ему место в музее, а не в частных руках. К тому же предание преданием, но что это портрет Пушкина, требовалось всё-таки доказать. Ведь, кроме памятной записки с изложением событий полуторавековой давности, составленной матерью Чижовой, у него ничего не было.

Атрибуцией миниатюры занялась Н.В. Баранская, заместитель директора ГМП по научной работе. Опытный педиатр Г.И. Смирнов подтвердил, что мальчику на портрете не более трёх с половиною лет, а антрополог и скульптор М.М. Герасимов – правомерность сопоставления портрета ребёнка с достоверными изображениями зрелого человека: некоторые характерные черты лица с возрастом не меняются. По фотографиям всех прижизненных натурных портретов поэта он выделил такие черты, а потом проследил их и у мальчика с миниатюры. Но для полной уверенности подключили специалистов ВНИИ криминалистики, которые согласились с выводами Герасимова. Датировку миниатюры производили с помощью рентгеноскопического анализа в Центральных реставрационных мастерских им. Грабаря. А авторство графа Ксавье де Местра установили, сравнив эту миниатюру с двумя другими миниатюрными портретами – А.В. Суворова и Н.О. Пушкиной, атрибуция которых никаких сомнений не вызывала. Ах, если б многоуважаемый г-н граф мог провидеть судьбу малыша, он наверняка оставил бы свой росчерк на миниатюре. Но в 1802 или 1803 году это был всего лишь милый пустячок, особой ценности ни для кого, кроме родных мальчугана, не представлявший.

Портрет находился в экспозиции музея с момента открытия. И всё равно некоторые сомнения оставались. В 1988 году сотрудники ГМП обратились во Всесоюзный научно-криминалистический центр МВД с просьбой о повторной экспертизе: вдруг всё-таки это портрет кого-то из семейства Мудровых. Криминалисты сравнили миниатюру с изображениями деда поэта И.А. Ганнибала, его матери, брата и даже дочери Наташи, а также с портретом самого М.Я. Мудрова. Вывод был однозначен: Пушкин! Не подвело чутьё Модзалевского…

Виктория ПЕШКОВА