УХОДЯЩАЯ ЛИТЕРНАТУРА

Что случилось с военной прозой в наши дни? Она вообще есть? Или растворилась в тумане удобного и массового существования, хрестоматийно предсказанного нашествия «Иванов не помнящих родства»… Об этом особенно грустно размышлялось среди столиков недавнего Книгофеста – после тщетных попыток обнаружить в программе хоть одно заметное мероприятие, посвящённое 70-летию начала Великой Отечественной войны.

Но не было таковых. Обнаружилось много всяческой конспирологии – как исторического толка, так и на современные темы. И даже к 100-летию Виктора Некрасова был приурочен не разговор о его книге «В окопах Сталинграда», а презентация воспоминаний о нём «Всё на свете, кроме шила и гвоздя»: «…Потеря друзей, зависть, ненависть врагов, одиночество, изгнание. Свидетельства пасынка писателя точны и порой безжалостны. Книга напомнит нам времена не столь отдалённые, нравы элиты советского общества, его идеологического «авангарда».

Так-то вот. Что говорить, слово «элита» в плане социальном утратило положительный смысл не только благодаря рублёвским и куршевельским завсегдатаям. Несколько раньше началась эта беда… Но всё же накануне 22 июня хотелось послушать и размышления о том, почему в современной литературе военной прозы, прекрасным образцом которой является «В окопах Сталинграда», практически не осталось.

С одной стороны, причины понятны: те, кто с полным правом мог сказать: «Я там был» и поведать об увиденном, уже написали свои книги. Они переиздаются, являясь частью золотого фонда русской литературы. И сердце по-прежнему сжимается от прикосновения к неприукрашенной истории, когда перечитываешь того же Некрасова: «Всю ночь мы с Ширяевым ползём по передовой. Приходится совсем по-новому расставлять пулемёты. Вчера ушли уровцы – укрепрайон, забрали все свои пулемёты. На нашем участке их было пятнадцать – сейчас осталось только пять: два максима и три дегтярёва. Особенно не разгуляешься. Ставим максимы на флангах, ручные между ними. Бойцов тоже приходится расставлять по-новому, – фронт батальона увеличился больше чем в три раза. На километр выходит по десять – двенадцать бойцов, один от другого на восемьдесят – сто метров. Негусто, что и говорить!.. Следующий день проходит спокойно. Немец, дурак, не догадывается, по-прежнему бьёт по дороге и северной окраине Петропавловки – редко и неохотно. Две или три мины разрываются у нас во дворе – ширяевское КП находится в подвале четырёхэтажного, изрешеченного снарядами дома, по-видимому в прошлом какого-то общежития. Осколком ранит рыжую кошку, живущую со своими котятами у нас в подвале. Санинструктор её перевязывает. Она мяучит, смотрит на всех жёлтыми, испуганными глазами, забирается в ящик с котятами. Те пищат, лезут друг на друга, тыкаются мордочками в повязку и никак не могут найти сосков…»

Можно было бы надеяться, что даже без новых потрясающих книг о войне мы не перестанем помнить… Если только эпоха Твиттера и эсэмэсок не заглушила саму способность воспринимать настоящую прозу.

Зато на Книгофесте были картинки – акция «КНИГАВОЙНА / рождение авторской книги из духа войны». Чешский авангардист-иллюстратор вместе с вовлечёнными зрителями в течение дня заполнял листы формата А3 живописными представлениями о войне вообще. О войне, поименованной одним «из самых актуальных феноменов современности». Не трагедией, не бедой – феноменом.

Всего лишь…

Так появилось ли хоть что-то новое в области художественной прозы о войне? Скорее, это отголоски ранних детских воспоминаний. А. Самохлеб выпустил роман «Страшная сказка» – воспоминания о военном детстве. Много лет прошло, но война оставила неизгладимый отпечаток в душах тех, кто эту войну пережил. И автора память упорно не отпускала, заставив в конце концов написать о пережитом. Получилось неожиданно светло, поэтому и «сказка»: любовь торжествует, верность и честность вознаграждаются.

Сходным образом начинается почти классический роман Ю. Трифонова «Время и место». Военное детство «сына врагов народа», учёба в Литинституте, жизнь советского писателя – и ежедневное желание доказать себе, что талантлив, достоин, честен с собой… В нынешнем издании особо подчёркивается, что роман впервые вышел без купюр. Читатель получает возможность самостоятельно эти купюры отыскать и посмотреть, много ли было вычеркнуто… Вот и вся военная «художка».

Зато в документальной литературе – расцвет военной темы. Вот, к примеру, книга «Великая тайна Великой Отечественной: Ключи к разгадке» А. Осокина, обещающая ответ на вопрос, почему 22 июня 1941 года обернулось такой страшной катастрофой для нашего народа. Дискуссия давно идёт о том, кто виноват – враг, вероломно, без объявления войны напавший превосходящими силами на нашу мирную страну, или Сталин, собиравшийся, но не успевший первым атаковать Гитлера. Осокин несколько лет назад уже выдвигал в книге «Великая тайна Великой Отечественной» гипотезу: мол, Сталин готовил Красную армию не к удару по Германии и не к обороне страны от гитлеровского нападения, а к переброске через Польшу и Германию к берегу Северного моря, – и отстаивает свою версию в продолжении.

Зато в книге «Кто заставил Гитлера напасть на Сталина? Роковая ошибка Гитлера» разоблачается западный империализм, подтолкнувший Гитлера совершить самоубийственное нападение на СССР. Тут все хороши – и большевики, пришедшие к власти на буржуйских деньгах, и фюрер, занявший свой пост аналогичным образом.

Что, неужели нет достойного ответа антисталинистам? Есть! Бельгийский историк Людо Мартенс написал книгу «Запрещённый Сталин», которая анонсируется как запрещённая на «демократическом» Западе: «Открыв эту рукопись, западные издатели сразу забывали о свободе слова. Потому что в своём сенсационном исследовании бельгийский историк и политический деятель посягнул на основы «либеральной» идеологии, опровергнув главный миф антисоветской пропаганды – чёрную легенду о «злодее Сталине».

А вот яростно-публицистическая книга «Великая оболганная война»: «Пытаясь опорочить и дегероизировать наше прошлое, враги России покушаются на самое святое – народную память о Великой Отечественной войне. Нас хотят лишить Великой Победы. Вторя геббельсовской пропаганде, «либеральные» псевдоисторики-ревизионисты твердят, что Победа-де была достигнута «слишком дорогой ценой», что войну якобы «выиграли штрафбаты и заградотряды, стрелявшие по своим», что советских граждан, переживших плен и оккупацию, чуть ли не поголовно сослали в Сибирь, что Красная Армия не освободила, а «поработила пол-Европы» и т.д., и т.п… Не верьте! Всё это – бесстыжая ложь!»

Тем читателям, кто предпочитает беспристрастные свидетельства, адресована монография «Сталин. Июнь 1941 – май 1945. Документы и фотографии», в которой впервые предпринята попытка рассказать о деятельности вождя в годы войны через архивные документы: приказы, оперативные записки Сталина, донесения и письма Верховному главнокомандующему.

Но это всё нон-фикшен. Неужели авторы художественных произведений совсем утратили интерес к теме Великой Отечественной войны? Отнюдь нет. Эта тема перекочевала из высокой прозы в жанровую литературу, где, кстати, демонстрирует изрядную жизнеспособность и почти всегда патриотический настрой: «…Три раза поднимались в атаку десантники. И три раза немцы отбивали их. И сами поднимались в контратаки, сбивая зацепившихся за окраинные дома деревни красноармейцев. Начинало светать… И в сером свете утреннего неба… шёл бой. Уже несколько часов, неубиваемые, поднимались и поднимались белые призраки страшных немцу русских лесов» (А. Ивакин. «Десантура-1942. В ледяном аду»).

Можно понять тех, кому военные приключения, шпионский роман или историческая авантюра кажутся недостаточно возвышенным жанром для описания народной трагедии. Но лучше так, чем совсем забыть. И к тому же это – относительно реалистичные повествования.

Есть примеры патриотических произведений в жанре альтернативной истории – например, цикл романов Владислава Конюшевского «Попытка возврата», «Всё зависит от нас», «По эту сторону фронта», «Основная миссия».

Но бывают и куда более экзотические варианты – вроде эльфов, приходящих на помощь нашим партизанам. Или же доблестные наши объединяются с не менее доблестными эсэсовцами, которые свято убеждены в безупречной арийскости русских, и, кабы не коварные масоны да не тупые солдафоны из вермахта, так и воевать бы не из-за чего. Дальнейшие деяния объединившихся могут быть разнообразными: от странствий во времени куда-нибудь к Понтию Пилату и откровения, что Христос есть не Кто-то из Галилеи, а один из этих странствующих, до совместного, на «тиграх» и тридцатьчетвёрках вперемешку, похода против высадившихся американцев. Такая вот альтернативная история… или просто ахтунг.

Проходят знаменательные даты, связанные с Великой Отечественной войной. Но современные писатели почему-то лишь вскользь касаются военной темы, а то и вовсе обходят стороной. Неужели совесть позволяет им считать её «устаревшей»?

Ольга ИВАНОВА