22 июня 1812 года (если считать по новому стилю) император Наполеон обратился к своей армии с воинственным воззванием: «Солдаты! Вторая польская война началась. Первая окончилась в Фридланде и в Тильзите. В Тильзите Россия поклялась быть в вечном союзе с Францией и в войне с Англией; ныне она нарушает свои клятвы! Она не желает дать никакого объяснения в странных своих поступках, покуда французские орлы не отойдут за Рейн и тем не покинут своих союзников на её произвол.

Россия увлечена роком. Судьба её должна свершиться. Не думает ли она, что мы переродились? Или мы более уже не солдаты Аустерлица? Она постановляет нас между бесчестием и войной. Выбор не может быть сомнителен. Идём же вперёд, перейдём Неман, внесём войну в её пределы.

Вторая польская война будет для французского оружия столь же славна, как и первая; но мир, который мы заключим, принесёт с собою и ручательство за себя и положит конец гибельному влиянию России, которое она в течение пятидесяти лет оказывала на дела Европы».

Польский вопрос, как и ужесточение континентальной блокады, направленной против Британии, – всё это были лишь поводы для войны. Причина монументальнее: не мог Наполеон смириться с существованием неподвластной ему и мощной Русской армии, которая вплоть до Аустерлица сто лет не знала серьёзных поражений. С существованием независимого государства Российского…
А воззвание вышло яростное и лицемерное, как и положено по законам пропаганды. Да, бывший артиллерийский офицер умел разговаривать с солдатами… Но только пыл, свойственный удачливым завоевателям, мешал увидеть в позиции императора несусветный авантюризм. Он искал войны, стремился к мировому господству. Верил в свою звезду, в свою славу, воспитал в себе дух победителя. Напрашивается хрестоматийный вывод: недооценил Россию, впал в самоуверенность…

Бесспорно, Наполеон был великим мобилизатором. В июне удалось оперативно перебросить в Россию 450-тысячное войско. Позже к захватчикам присоединились новые части – около 200 тысяч. Столь дальний поход такой армии – это по тем временам немыслимая операция и большой успех дипломатии Наполеона. Дипломатии, подкреплённой штыками.

Есть очень точное народное выражение: «Нашествие двунадесяти языков». В армии Наполеона французов было меньше половины. Поляки, баварцы, итальянцы, датчане, голландцы… Объединённая Европа, сыны воинской интеграции. Даже недавние союзники императора Александра – пруссаки и австрийцы – теперь готовы были сражаться под знамёнами Наполеона. Ему многое удавалось по праву сильного, до поры до времени, а точнее – до вторжения в Россию. Неслучайно в те годы ни в Петербурге, ни в Лондоне, ни в Риме выражение «великий человек» не требовало пояснений. Всем было ясно, что речь идёт о Бонапарте.

После революции французская армия по праву считалась самой закалённой и искусной. Но была в Европе ещё одна армия, постигшая науку побеждать. Было государство Российское, готовое к испытаниям на прочность. В этом походе революционный император потеряет армию, а Россия… А Россия получит… На таких подвигах государство держится веками. Память о них – наш палладиум. Французы скромно называют эту войну – нет, не Второй польской, как первоначально замышлял Наполеон, но русской, или зимней, кампанией. Победу под Москвой воспринимают как великую победу императора – и редко вспоминают о том, что «Великая армия» была разбита именно в России, а вместе с ней разбились вдребезги мечты генерала Бонапарта о мировой сверхдержаве. На оценки итогов той войны и сегодня влияет политическая конъюнктура. Иначе и не бывает. Казалось бы, сюжет хрестоматийный, но сколько разночтений, сколько трактовок, оттенков… Фабула той войны как будто повторяет судьбу России, нашего народа – терпеливого и потому непобедимого. Не время списывать в архив споры об Отечественной войне, о кампании 1812-го.