А НАМ ПРИСЛАЛИ

12 мая на 3-м канале вышел очередной выпуск передачи «Право голоса». Тема «Кто заслуживает условно-досрочного освобождения?». Участвовали в передаче многие известные юристы и правозащитники.

Обсуждение проходило в увязке с расхожим тезисом о том, что «надо разгружать российские тюрьмы». Обозначился также и новый (по крайней мере, для меня) тезис о роли УДО – по мнению ряда гостей студии, оно необходимо для того, чтобы уменьшать наказание лицам, необоснованно и незаконно осуждённым, если не сработали процедуры обжалования приговоров. Причём разговор не ограничился темой УДО, он затронул вопросы необоснованного осуждения, предназначения и действительной роли наказания, общего и специального предупреждения преступлений, возмещения вреда от преступлений, кадрового состава исправительных учреждений и мотивации их сотрудников к работе, коррупции в структурах, имеющих отношение к условно-досрочному освобождению.

Всплыли любопытные детали российской действительности (достоверность которых гарантируется лишь авторитетом ораторов): кому легче получить УДО – насильнику или лицу, осуждённому за имущественное преступление; как относятся руководители исправительных учреждений к экономическим преступникам; каковы коррупционные ставки за УДО; каков принцип исчисления взяток в данной сфере и т.д.

Жанр передачи, её рваный ритм и неформальные правила не способствуют последовательному и чёткому восприятию. Приведу те мысли, которые я пытался озвучить по ходу передачи (не всё вошло в отредактированную версию передачи, представленную в эфире, не всё я высказал доходчиво и полно):
1. В подводке к передаче в который раз (в публичных обсуждениях) фигурировало заявление-сожаление о том, что российские суды выносят менее 1% оправдательных приговоров. Это заявление страдает однобокостью, оно игнорирует особенности отечественного уголовного процесса. Дело в том, что главные фильтры в нём стоят не на выходе, а на входе. Самый мощный – на стадии возбуждения уголовного дела. Дополнительный – на стадии предварительного расследования.

Лишь по четверти заявлений о преступлении возбуждаются уголовные дела. В остальных случаях в этом отказывается. А из тех дел, что были возбуждены, значительная часть затем прекращается производством без направления в суд.

В результате в суды, как правило, попадают лишь самые простые и очевидные дела. При таком порядке неудивительно, что оправдательных приговоров немного. Ведь по факту подавляющее большинство подозреваемых (около семи миллионов человек в год!) оправдывается во внесудебном порядке. И это не 1%, это 300–400% от общего числа подсудимых.

По ходу передачи часто звучало слово «тюрьма». Часто и безосновательно, создавая определённый эмоциональный фон. Ведь в тюрьмах в России по состоянию на 1 апреля т.г. содержалось всего 900 чел., или 0,1% от общего числа лиц, находящихся в местах лишения свободы. Остальные пребывают в колониях-поселениях, колониях общего режима и т.д.

2. Искусственное уменьшение населения мест лишения свободы не приведёт и не может привести к уменьшению преступности в стране (как не может привести к уменьшению количества больных и болезней уменьшение койко-мест в больницах и врачей в поликлиниках). Напротив, этот метод неизбежно приводит к увеличению масштаба преступности, ухудшению её основных характеристик.

3. Вопрос об УДО правильно было бы рассматривать в контексте более общей и более важной проблемы – защищённости прав потерпевшего от преступления. Он, потерпевший, ныне изолирован от процесса рассмотрения ходатайства об УДО. А ведь на нём это решение скажется в первую очередь. Его права ущемляются необоснованным освобождением преступника. Он несёт значительные риски в связи с этим, в том числе риски преследования и расправы со стороны преступника.

Изменения института УДО давно назрели. Однако это далеко не все те изменения, о которых говорили в студии. Необходимо изменить УИК РФ (ст. 175) и другие кодексы таким образом, чтобы потерпевший уведомлялся о том, что в суд направляется представление об УДО, чтобы потерпевший мог изучить соответствующие материалы, представить суду свою позицию по этому вопросу. Чтобы потерпевший мог рассказать суду, возмещён ли ущерб от преступления, заглажен ли вред, извинился ли преступник, раскаялся ли (по мнению потерпевшего), не поступали ли к нему угрозы, не опасается ли он за свою безопасность.

В аналогичных изменениях нуждаются сходные правовые институты – отсрочка от отбывания наказания осуждённым и замена неотбытой части наказания более мягким видом наказания.

В настоящее время несправедливостью является не столько суровость обвинительных приговоров России, сколько их необоснованная мягкость. А главная несправедливость – в безнаказанности основной массы преступников, которые даже не привлекаются к уголовной ответственности.

Пётр СКОБЛИКОВ, доктор юридических наук