ОБРАЗЫ СЛОВА

Теперь – навсегда

Не так давно в свежеотремонтированном зале Ульяновского союза художников открылась выставка работ народного художника России, действительного члена Академии художеств России Анатолия Зыкова. Это был не вполне обычный вернисаж, а акт передачи всех двухсот двадцати экспонатов этой выставки в дар городу.

Заманчива, но и ох как трудна пушкинская тема для художника. Казалось бы, всё так и зовёт к воплощению: сам поэт, обладающий к тому же такой романтичной и характерной внешностью... невероятно картинна и сама эпоха, её архитектура, мебель, одежда... пушкинское окружение – сплошь выдающиеся фигуры... а захватывающая драматургия жизни гения... Но ведь даже великому Репину не дался «великолепный арап» (это слова самого Репина) – в картине «Пушкин на лицейском экзамене» живо и убедительно всё, кроме главного героя: напыщенного юнца с театрально воздетой рукой. И превратившийся буквально в барельеф после четырнадцатилетних переделок «Пушкин на набережной Невы» тоже так и не удовлетворил ни автора, ни зрителей.
В неисчислимой изобразительной пушкиниане редкими вспышками встают перед глазами: дивный Пушкин на скамье работы Валентина Серова; парный портрет с женой перед зеркалом в Аничковом дворце – серовского ученика Ульянова плюс несколько его же рисунков; взволнованный отрок Фаворского; элегичный Пушкин Попкова («Осенние дожди»); великолепные скульптуры Опекушина, Аникушина, Комова… В этот же ряд встают и лучшие работы из беспримерного пушкинского цикла (уже удостоенного трёх золотых медалей) нашего современника Анатолия Зыкова – известного книжного иллюстратора. Живописные полотна, рисунки, литографии, акварели (общим числом более двухсот) – итог двадцатилетней вдохновенной работы. Но куда сильнее количества поражает глубина проникновения в образ и, кажется, саму душу великого поэта. Не со слепым восторгом, а с болью сердечной наблюдает художник за своим любимым героем, оказавшимся в западне царской милости, открытой вражды большого света и непонимания самыми близкими людьми. Неспроста цикл назван «Сквозь штормы судьбы. Пушкин». Только трижды мы видим его белозубую улыбку: после меткого выстрела в карту (литография «Пистолет требует ежедневного упражнения»), рядом с юной женой (полотно «Московская весна. Радуга») и с друзьями в банном интерьере (пастель «Соболевский, Нащокин и Пушкин в Сандунах»). Удивительными прозрениями был вознаграждён художник за преданность теме. Вот «Погибельное счастье», маленький холстик с двумя ликами – Натали и Пушкина; в нём сказано то, что, как в музыке, не выразишь и сотнями слов. Порою знание мельчайших деталей пушкинского быта выводит на яркую образную находку. «Мы вольные птицы» – лист с Пушкиным, глядящим в зарешеченное окно, а вокруг птичьи клетки... «Не многовато ли символики?» – скажет тот, кто не знает, что окна первого этажа в доме генерала Инзова, у которого жил поэт во время написания «Узника», были зарешечены, а сам добродушный хозяин был большим любителем певчих птиц…
И даже «Стихи, сочинённые во время бессонницы» могут, оказывается, породить на редкость убедительный зримый образ. «Ты зовёшь или пророчишь?» – зрелый, с уже усталым лицом поэт вглядывается в немое лицо Судьбы, воплощённой в образе сфинкса. «Вот кто знает всё на свете! Вот кому быть собеседником поэта! Он, конечно, не ответит. Но знает!» – это отрывок из книги Зыкова «Дорога к Пушкину», ставшей вкладом уже в литературную пушкиниану. Художник смело предлагает свои гипотезы. Он, к примеру, уверен, что не мог сердечно отзывчивый Пушкин, только что повстречавший в горах арбу с останками Грибоедова, не посетить его юную вдову. (Лист «Путешествие в Арзрум. Памяти Грибоедова»).
Если образы Пушкина наполнены авторской тревогой и любовью, к его врагам Зыков беспощаден. Дантес представлен бравым карточным валетом на фоне, усеянном червонными сердечками; запыхавшийся краснолицый Булгарин несёт погребальный венок из красных же (бумажных!) цветов. Да и каждая из двухсот двадцати работ (включая альбомные зарисовки) останавливает, тревожит ум и сердце.
Невероятно повезло Ульяновску, ставшему отныне их обладателем. Многие музеи зарились на отдельные работы цикла, но художник, будучи человеком очень скромного достатка, не поддался, желая сохранить цикл неразделённым. И благороднейший порыв ульяновской предпринимательницы Светланы Холиной начать приобретение работ из пушкинианы, поддержанный ещё несколькими горожанами, тронул Зыкова настолько, что он решил подарить городу всю грандиозную серию.
На протяжении последних полутора лет автор этих строк только и делал, что бил в печатные колокола, обращался в управление культуры, посылал письма областному и городскому руководству с просьбой поддержать идею переселения пушкинианы в Ульяновск. Услышан я был только директором заповедника «Ульяновск – родина Ленина» Александром Зубовым, хотя пушкинская тема и далека от специфики заповедника. Он пообещал надёжное хранение работ и хлопоты о постоянной экспозиции. Ему и вручил автор дарственную с длинным списком.
Чиновники на традиционных у нас пушкинских праздниках соловьями разливаются о своей безмерной любви к поэту, но на вернисаж этой выставки-дара не прислали даже своих заместителей. Правда, от вождей культурного фронта был один заместитель. Словно бы уже утомили нас бесценные дары известных художников… А настоящих поклонников искусства было множество. И были искренние, от сердца идущие слова благодарности человеку-подвижнику, одному из тех немногих, кто не даёт погаснуть в наших душах так активно задуваемому огоньку высокой духовности.
9 сентября 1833 года по дороге из Казани в Оренбург в Симбирск заехал Пушкин, никак не предполагавший, что задержится здесь на целых шесть суток. А спустя почти 175 лет он вернулся в этот город в ярком многообразии духовного и творческого облика, запечатлённого художником. Теперь уже – навсегда. 

Лев НЕЦВЕТАЕВ, член СХ России, УЛЬЯНОВСК