ПОЭЗИЯ

4 июля исполняется 60 лет со дня рождения поэта Владимира Бояринова. Он – автор десяти поэтических книг, переводов с языков народов СССР. Удостоен почётного звания «Заслуженный работник культуры», лауреат Тютчевской и других литературных премий. «ЛГ» поздравляет Владимира Георгиевича с юбилеем, желает ему доброго здоровья, успехов в творчестве, новых книг, новых свершений на благо русской поэзии.

Владимир БОЯРИНОВ

Предчувствию вослед
Я возвращусь не прежде,
Чем прозвенит рассвет.
Лечу вослед надежде,
Предчувствию вослед.

Звезда моя земная,
Моя земная суть,
Сама того не зная,
Предначертала путь.

Запел, забился зяблик,
В груди затрепетал:
«Не трогай райских яблок!» –
А кто бы спорить стал.

Зачем о прошлом плакать,
Зачем скорбеть, когда
Вонзаешь зубы в мякоть
Запретного плода?

А косточки от яблок,
Подхватывая влёт,
Клюёт залётный зяблик.
И пусть себе клюёт!

Журавли улетели
Пронеслась на заре
по грунтовой дороге
Тройка взмыленных в дым
ошалелых коней.
На телеге стоял,
как на Божьем пороге,
И стегал вороных
безутешный Корней.

И кричал он вослед
журавлиному клину,
И слезу на скаку
утирал рукавом:
– Ох, не мину судьбы!
Ох, судьбины не мину
На небесном пути, на пути роковом!

Где-то дрогнула ось,
где-то брызнула спица,
Повело, подняло,
понесло между пней!
И склонились над ним:
– Чей ты будешь, возница? –
Харкнул кровью в траву
безутешный Корней.

И спросили его:
– Ты в уме в самом деле?
И куда понесло тебя с грешной земли?
– Я-то что, я-то что?
Журавли улетели!
Без следа улетели мои журавли!

Струг небесный
Ты увидишь не скорее
Воскресения, мой друг,
Как я высек из хорея
Именной работы струг.

Вровень с ветром, вровень с тучей
Я поставил паруса,
И вознёсся струг летучий
В заревые небеса.

Не страшны ему цунами,
Не грозит ему тщета,
И лихими временами
Не разъедены борта.

То не ропот русской вьюги,
Не борей свистит в кулак, –
То заспорили на струге
Пушкин и Гораций Флакк.

Ломоносов, как я понял,
И Державин тоже здесь.
Или я ещё не помер,
Или помер, но не весь.

Как уйду я – рать святая
За отеческим селом
Пропоёт в скитах Алтая
Староверческий псалом.

Звякнут ядерные цепи,
Вздрогнет дедушка Иртыш:
«Видят матушкины степи,
Как высоко ты паришь!»

И пышна, и величава,
Пропоёт вослед Москва:
«Я твоя земная слава
И законная вдова!»

Сокрушённые ашуги,
И шаманы языка
Сложат о небесном струге
Свод сказаний на века.

Заповеданы секреты
На столетия, мой друг:
– Кто вцепился в хвост кометы?
– Кто уселся в звёздный струг?

И пока на Красной Пресне
Хоть один живой поэт
Распевает наши песни –
Есть Господь и смерти нет!

Испытания
Белит комнату мама.
Белизна потолка
И белее тумана,
И белей молока*.

Как под тем небосклоном
Перепёлка поёт.
Как над тем полигоном
Гриб из пекла встаёт.

Это вам не вполсилы
Целину поднимать,
Это вам не тротилы, –
Это кузькина мать!

На шальные просторы
Вырывается дрожь.
Прямо к сусликам в норы
Осыпается рожь.

Клочья атомной пены
Суховей поволок.
Осыпаются стены
И трещит потолок.

Белит комнату мама.
Белизна потолка
И белее тумана,
И белей молока.
* Строфа из Бадтрутдина в переводе В. Бояринова
Не промолвит ни слова
И не станет корить –
Прослезится и снова
Начинает белить.

– Что ты делаешь, мама?
– Потолочек белю.
– Что ты делаешь, мама?
– Христа ради терплю…

Точка
Рваный век вместился в годы,
Годы – в несколько минут.
Годы – гунны, годы – готы,
Скифы тоже тут как тут.

Тьмы сбиваются в мгновенья,
Звенья – в строфы стройных строк.
«Так диктует вдохновенье», –
Говорит провидец Блок.

В райском поле по листочку,
По цветочку буду рвать;
Буду в точку, в точку, в точку
Мысли точные вбивать.

Как темно и одиноко!
Как ничтожен каждый миг!
И чего мне ждать от Блока,
Если сам уже старик?

То не атомная бочка
За околицей гудит…
Как рванёт однажды точка –
Так вселенную родит!

С любимой
Я не любим и не люблю,
Я утоплю тоску в стакане,
Именье ближнее спалю
И поселюсь в Тмутаракани.

А ты живи, как суждено,
А ты забудь меня навеки.
Меня на свете нет давно.
Меня и не было на свете.

Я задурю назло врагу,
Как все мои чудные предки;
Медведя в сани запрягу,
Поеду свататься к соседке.

И пусть откажет мне она –
Я рад январскому затишью;
Я гляну утром из окна –
И до крыльца тропу расчищу.

Зачем? – ещё не зная сам –
Я пошепчусь в саду с рябиной.
Я чувствую, как по лесам
Ко мне летит кортеж с любимой.

Ты шубу скинешь на ходу,
Влетишь в распахнутые сени:
«Ты думал, дурень, не найду?» –
И дурень рухнет на колени!

Срок
Я умру на заре. Боже мой,
И на это достанет отваги.
Буду долго лежать, как живой,
В придорожном овраге.

Молча, без покаянья, один
Отойду. Будет дождичек капать,
Будет ветер касаться седин,
Будет горлинка плакать.

Журавли надо мной прокричат.
Пусть кричат – их никто не осудит.
Ни жены, ни детей, ни внучат
Даже близко не будет.

Там отец, там родимая мать
Ждут меня. Так о чём я стенаю?
Лучше б смертного срока не знать.
Я доподлинно знаю.

Холодеет мятежная кровь,
Стынет белое тело.
Ты хотела сказать про любовь?
Ангел мой, ты успела.