НЕРАЗРЕШЁННЫЙ ВОПРОС

Александр КАЗИН, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

Так уж совпало, что на той неделе, когда в «ЛГ» была опубликована статья Т. и В. Соловей «Чего не хотят русские», в Санкт-Петербургском университете проходила международная конференция «Русская идентичность и будущее православного мира в эпоху глобализации», посвящённая памяти выдающегося отечественного мыслителя Константина Николаевича Леонтьева.

Уже много раз отмечалось, что в прошлом и начале нынешнего века сбылись/сбываются практически все религиозно-философские, культурные и национальные прогнозы этого удивительного человека, вплоть до деталей. Вот и теперь, читая статью господ Соловьёв, я снова поразился, насколько далеко (и глубоко) видел этот эстет-монах.

Когда авторы, оговариваясь, что пишут кощунственное, утверждают, что «русские – вполне буржуазный и обычный европейский народ, мечты, надежды и желания которого самые что ни на есть буржуазные и обычные», мне вспоминается работа Константина Николаевича «Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения». Там чёрным по белому написано, к чему ведёт подобная мечта на деле – к тому самому глобальному кризису рыночной цивилизации, который переживает сейчас весь мир: утрате смысла жизни. Его не заменишь ни усадьбами, ни мерседесами, ни футболом, ни сорока сортами колбасы.

Возведя в идеал – в предел мечтаний – спокойную и сытую жизнь, человек и народ теряют свою метафизическую перспективу, утрачивают образ Божий в себе и других, и конец такого общества и человека уже виден в буквальном смысле слова. Например, половину циркулирующей в Интернете цивилизованных стран информации составляют порнография и сатанизм разных мастей, и это подсчитано в килобайтах. Осталось только перенести всё это в жизнь, что уже и происходит гигантскими темпами.

Сказанное, разумеется, не означает, что русские должны специально искать себе страданий, лишений и испытаний…

Теперь собственно о нации. Промышленность, наука, культура, военная служба – вот традиционные точки приложения русской силы, которые сейчас в загоне. Реальная поддержка русских – возрождение всего этого. Пока всё остаётся как есть, русский Ваня будет проигрывать Фрицу, Джону, Рамзану и Науму. Русский Ваня кормится не банковской лихвой, пуританской бережливостью или лихим набегом, а землёй, станком, автоматом Калашникова. Неслучайно у нас не получаются кадиллаки, но получаются лучшие в мире танки и самолёты.

Однако национализм как таковой есть абсолютизация собственной нации, превращение её в непререкаемого «бога». И вот тут мне опять вспоминается Леонтьев со своей статьёй «Национальная политика как орудие всемирной революции». Под революцией Леонтьев понимал именно всемирный буржуазно-либеральный прогресс вместе с определяющим его типом человека – собственника, эгоиста, мещанина. И как раз в нём видел главную угрозу мировой истории. А в буржуазных националистах усматривал людей, которые сознательно или бессознательно способствуют утверждению на вершине мировой пирамиды такого «обезьяночеловека».

Статья гг. Соловьёв и есть манифест классического буржуазного национализма, возникшего в Европе в XVIII веке и приведшего ныне к тому, что некоторые мыслители называют «инферногенезом» – всё более очевидной демонизации современной жизни, сейчас уже постхристианской, а скоро и антихристианской. Гениально писал Леонтьев: «Не ужасно и не обидно было бы думать, что Моисей всходил на Синай, что эллины строили свои изящные акрополи, римляне вели Пунические войны, что гениальный красавец Александр в пернатом каком-нибудь шлеме переходил Граник и бился под Арбеллами, что апостолы проповедовали, мученики страдали, поэты пели, живописцы писали и рыцари блистали на турнирах для того только, чтобы французский, немецкий или русский буржуа в безобразной и комической своей одежде благодушествовал бы «индивидуально» и «коллективно» на развалинах всего этого прошлого величия?»

Ещё один принципиальный недостаток концепции гг. Соловьёв – её явный антиисторизм и невнимание к культуре. Во всём тексте статьи нет ни слова об истории России, кроме разве что замечаний относительно враждебности русского народа к государству. А русское государство не русские, что ли, создавали – исключительно варяги, немцы, евреи?
В настоящей статье не хватит места для того, чтобы привести хотя бы малую толику доказательств государственности русского народа – от Куликова поля до Прохоровского. Да, построить такую многонациональную державу, кормить и просвещать её дорогого стоит, но потому русский народ и является истинно великим народом, а не просто сборищем бюргеров, которые пьют пиво c сосисками под аккомпанемент разговоров (а потом и кровавой войны) о тысячелетнем рейхе. Отношения между русским народом и государством никогда не были европейскими и тем более американскими – «Смит против Соединённых Штатов». Это были отношения сына и матери-Родины, в какой бы одежде (царской, императорской, советской, демократической) эта суровая мать ни являлась. Русские – не европейцы и не азиаты, они русские.

Что касается культуры, то и тут неувязка. Возьмите всю классическую русскую литературу и философию – где вы найдёте апологию буржуазного национализма? Может быть, это Чичиков – подлец-приобретатель? Или Штольц – немец-бизнесмен? Русский гений, от Чаадаева до Бердяева, сплошь антибуржуазен, и коммунисты (левые западники) успешно использовали эту соборную установку русского типа сознания в своих целях.

Пушкину принадлежит классический приговор русскому «европеизму»: «Россия никогда не имела ничего общего с остальною Европою; история её требует другой мысли, другой формулы».

Гораздо более тревожна, к сожалению, статья социолога Л. Бызова («ЛГ», № 42) о состоянии сегодняшней «новорусской» нации. Это действительно некий новейший «мидл-класс», которого кто-то остроумно обозвал «быдл-классом» – «житель мегаполисов, абсолютно оторванный от своих национальных корней, природы и традиции, не интересующийся ни своими предками, ни историей страны, ни национальной культурой».

Как отмечает Бызов, указанные антиценности свойственны и современной русской молодёжи, которая вынуждена самоорганизовываться и добиваться своего места в жизни, не зная фактически ни истории России, ни её религии и культуры. Констатируя всё это, социолог находит в указанных процессах «запрос на формирование новорусской нации, имеющей совершенно иную социальную и идейную основу» – идеологию массового потребления, не желающую «нести бремени ответственности за судьбу русской цивилизации, за наследие русского суперэтноса вообще».

Опять пришли к национал-капитализму, только с другого конца, на этот раз со стороны молодёжи. Да, полевые наблюдения и опросы, особенно в мегаполисах, вроде бы подтверждают выводы Бызова. Эмпирически всё правильно.

Однако кроме социологических фактов есть ещё энергетика духа. Подобного рода молодёжь была (и даже количественно преобладала) в наших столицах всегда. Лично я встречал её в советские годы в ленинградской школе, учился вместе с ней на философском факультете Ленинградского университета и наблюдаю теперь в Санкт-Петербургском университете кино и телевидения, где я преподаю.

В каждом школьном классе и студенческой группе есть, в общем, три типа людей – активные (хотя порой бессознательно) христиане-патриоты, их прямые идейные противники и, наконец, «болото», которым действительно «всё всё равно». На протяжении ряда поколений, которые мне приходилось лично наблюдать, соотношение верующих идеалистов и пошлейших нигилистов-обывателей оставалось примерно одинаковым – вот что необходимо подчеркнуть. Причём независимо от политических режимов, экономических формаций и даже телевидения-интернета.

Конечно, Бызов прав в том, что общий культурный уровень населения в России, да и во всём мире катастрофически снижается. Посмотрите на этих «всемирных дикарей» от Лондона до Петербурга где-нибудь на футбольном матче… О соответствующих «сетевых информационных продуктах» я уже сказал.

Положение серьёзное, но не безнадёжное. Ныне, в 2011 году от Рождества Христова, мы имеем опасно разделённое по всем социальным признакам общество, почти бездуховную культуру и почти безбожного человека, живущего исключительно ради своего удовольствия – во всех странах и народах.

Ещё более тёмное будущее надвигается на нас с экранов массовых молодёжных передач типа «Дом-2», от тяжёлого рока, в инвольтациях которого растут наши дети, из всех «розово-голубых» ночных клубов с наркотой, из нежных уст любой матерящейся школьницы или студентки.

Мы, русские, не должны зарывать голову в какой-либо песок, называя вещи их собственными именами. Последняя книга Нового Завета называется «Апокалипсис», и все знают, что там написано. Молочных рек в кисельных берегах в конце истории нам никто не обещал, а технический прогресс нашего времени, построенный на песке нравственного нигилизма и пошлейшего прагматизма, в любой момент грозит взорваться тем или иным кризисом, и никогда нельзя поручиться, что он не будет последним.

Главный кризис, собственно, уже произошёл: на философском языке он называется постмодерном, который окончательно («по совести») попрощался с разделением добра и зла в жизни, культуре и политике. На наших глазах в Европе – и, к сожалению, в России – происходит инволюция всего корпуса социокультурных связей в сторону тотальной эгоистически-прагматической мотивации.

В недалёком будущем мы можем столкнуться с почти полным исчезновением того, что когда-то называлось «благородством» (и было даже закреплено за специальными сословиями), а это и означает конец духовной истории человечества как социального процесса. В некотором смысле конец культуры, философии и искусства уже произошёл, только не всё это заметили.

Однако – как это ни покажется кому-либо странным – именно Россия остаётся сегодня одним из немногих мест на земле, где ещё продолжается борьба против ниспадения человечества – и русского народа прежде всего – в то предсмертное состояние, которой Александр Зиновьев назвал «всемирным человейником». Быть русским в ХХI веке и означает принимать в этой борьбе сознательное участие. То же самое касается и «заграничных» русских, если они остаются русскими.

Основной вызов русской идентичности – духовное (и, как следствие, социальное и биологическое) растворение русских среди нехристианских и постхристианских народов, обладающих на сегодняшний день рядом прагматических преимуществ, прежде всего финансово-информационного и технологического порядка.

Если антихристианская и нехристианская (постмодернистская) глобализация будет продолжаться теми же темпами и в том же направлении, то в перспективе, как ни тяжело это признать, православно-русской цивилизации, возможно, придётся трансформироваться в практиках скрытой («катакомбной») Церкви и сопутствующих ей социокультурных отношений.

Я не касаюсь в данном случае возможности прямого божественного вмешательства – это было бы прямым чудом, а чудо механизма не имеет.