ОБЪЕКТИВ

Э. Лимонов. В Сырах (Роман в промзоне). – СПб: Лимбус Пресс, ООО «Издательство К. Тублина», 2012. – 299 с. – 5000 экз.

Русский социальный реализм усиливает присутствие в современном литературном процессе. Новые романы М. Гиголашвили и А. Терехова показывают, кем становится наш человек, получивший право на власть. Читатель может спросить: с гротескно разоблачённой системой всё ясно, но когда же появится герой, который заставит абсурд отступить хотя бы в отдельно взятом художественном произведении? Надеялись на «новый реализм». Однако НР, пообещав искать активную личность в разнообразных контекстах, стал оборачиваться ранним автобиографизмом, стремлением автора сделать самого себя единственным героем, предлагающим слегка исправленный дневник как лекарство от постмодернистской фантастики.

Вот и Эдуард Лимонов в романе «В Сырах» говорит о себе, разворачивает автобиографический сюжет о нескольких послетюремных годах, проведённых на съёмной квартире где-то в районе Винзавода. Мы знакомимся с любовницами автора-героя, с его молодой женой, с двумя маленькими детьми, видим неожиданно появившегося брата. Есть лаконичные, холодноватые воспоминания об отце и матери, иногда оказываются в кадре соратники по борьбе. Но поставленный писателем вопрос о современном Фаусте создаёт иное пространство текста. Здесь интересно и поклонникам таланта Лимонова, и тем, кто хочет понять, чем живёт сильный человек нашего времени, знающий о вреде уныния, о кознях бытового декаданса, заставляющего стареть слишком быстро.

Ответом на расползающееся по миру безволие должен стать образ героя, закономерно объявленного истинным строителем западного мира. «Фауст – это я», – заявляет Лимонов. Его новый текст – против старческой немощи. Сегодня она одолевает и двадцатилетних, «безгрудых долгоносиков с огромными ладонями – породу мальчиков, обслуживающих компьютеры». Пусть Мефистофель гнусавит о том, что человек мелок, а жизнь его скучна и бессмысленна. Лимонов смотрит только вперёд. Он сам себе партия, политика и идеология. Знает, что Фауст должен вернуть молодость, поэтому спит с зелёными девчонками, никогда не пьёт со стариками, тщательно поддерживает мысль государства о том, что Лимонов – неисправимый враг, обязанный находиться под постоянным надзором спецслужб. Фауст обречён ценить драйв.

Он женится в очередной раз и впервые становится отцом. Роман с Актрисой и рождение детей не способны отключить «мотив одиночества – пронзительный, печальный, ликующий». Фаусту тяжело быть образцовым мужем и отцом. Всё чаще он замечает, что молодая супруга похожа на «фурию ада, злую и подозрительную», а из глаз ребёнка взирает «бездна Хаоса». Силы семьи и рода плетут сети, но герой знает, как выбраться из бытовой трясины, вылезти из-под «скудно освещённых небес», где повседневное счастье настойчиво советует смириться с подгузниками, истериками и обостряющимся квартирным вопросом.

Актриса, доставшаяся Лимонову, вполне способна постоять за себя. Современная Маргарита легко контролирует любовь, и вот уже Лимонов нервно читает эсэмэски ускользающей жены, продолжая заявлять, что всё ближе и ближе «к героям, богам и демонам». Но мы видим не «богов», а Настю-бультерьерочку, Вареньку, Катю, Наташку и Лолу Вагнер. Непохожие на Гретхен, они вполне освоили науку выживания. Даже домашняя крыса, о которой сказано много тёплых слов, смотрится на их фоне как «ангел с хвостиком».

Фауст, не удержавшийся в скользком семейном счастье, должен стать еретиком. Писатель уверен, что мужчина обязан организовать восстание в духовной сфере. Лимонов считает человека биороботом, придуманным Создателями ради удовлетворения потребности в энергетической пище. Кто бы ни были эти авторы человека – механические пауки, сгустки слизи или плазмозавры, – они безжалостны и неумолимы к миру людей. Наши гниющие тела, чуждые воскресению, никому не нужны. Необходимы души – батарейки, подзаряжающие тех, кто создал нас, чтобы убивать и питаться. Никто во вселенной не планировал давать человеку разум. В грехопадении Лимонов видит источник сознательности: «Мы украли разум, послушавшись падшего Ангела-революционера, противника Создателя и его банды». Он верит, что скоро человечество найдёт врага и разберётся с ним по-настоящему. Не помешают и «пророки смирения» (Христос, например), посланные Создателями, чтобы энергетическая пища не истребила себя, а сохранила – понятно зачем: чтобы быть съеденной. Быть Фаустом, значит объявить войну бесчеловечной власти на небе и на земле. Даже партийная работа становится частью всемирно значимого эпоса.

«Нет имени Ему», – говорит герой Гёте о Боге. Лимонов пытается представить свою атеистическую фантастику в чётких формулах. И тут выясняется, что рядом с героическим Фаустом шествуют двое: Мефистофель – презрение к началам бытия, идея ущербности человека, и Вагнер – агрессивная схоластика, мысль о том, что я, именно я узнал всю правду. В «Ересях» Лимонов хоронит Фауста руками двух его спутников. Следуя за «историком Фоменко», он сообщает, что живём мы во лжи и не хотим признавать, что подлинный Христос был распят в Константинополе в XI столетии. Радуясь идеям «инженера Ковалевского», рассуждает о «христианских паразитических тварях-церковниках», о том, что придумали людей Дэвыгуманоиды. Русского человека уже много веков христианство тащит на встречу с духом. Автор романа «В Сырах» считает, что место и смысл встречи надо срочно изменить.

Следование за Вагнером и Мефистофелем этим не ограничивается. Низ продолжает избивать Фауста. Спаривание – вот доступная человеку мистика, «преодоление трагической заброшенности во вселенной». «Дети – мелкие безволосые духи, безобидные в основном бесы низшего порядка. Бесы – потому что не принадлежат ещё миру человека» – таковы удивительные открытия в области психологии дет­ства. Нарастает удовлетворённость собой, писателя переполняет гордость: многое получается – и освобождение от рода, и героическая жизнь, и гениальная мысль в порядке. Забывает Эдуард Лимонов, что классический Фауст проиграет Мефистофелю, когда «доволен будет сам собой».

Трагедия Фауста – не в том, что он смертен, а люди слишком инертны. Проблема в ином: путь, избранный им, даёт шанс и Вагнеру, и Мефистофелю. Возле каждого борца за человечность вьётся множество бесов и гомункулов, да и страстишки внутри динамичного гуманиста дремать не собираются. Здесь Фауст не одинок. Когда в истории воплощаются образ и дело Христа, тут же сбегаются бессмертные фарисеи. Им надо отработать свой рациональный сюжет. Когда приходит время Дон Кихота, сразу распухает Санчо Панса, корыстью и житейским уровнем помыслов корректирующий очередной приступ безумного героизма.

Как читатель я приветствую новую книгу Лимонова. Русские герои часто превращаются в Гамлета – не в благородного принца, понимающего, что у дракона зла нет единой головы, а в унылого собеседника Йори­ка, поселившегося на кладбище и вздыхающего о несовершенстве человеческого существования. Когда на сцену выходит Фауст, бодрости становится больше, потому что всё-таки «в начале было Дело». Только надо помнить о том, какие силы начинают интересоваться тобой, когда ты хочешь стать Фаустом.

Алексей ТАТАРИНОВ