КНИЖНЫЙ    РЯД

Давид Азио. Ван Гог / Пер. с фр., предисл., коммент. В.Н. Зайцева; вступ. ст. Н.Ю. Семёновой. – М.: Молодая гвардия; Палимпсест, 2012. – 303[1] с.: ил. – (Жизнь замечательных людей: Сер. биогр.; вып. 1346). – 5000 экз.

Книга Давида Азио в равной степени предназначена как тем, кто любит творчество Винсента Ван Гога, так и тем, кому оно кажется отвратительным. В этом сила произведения Азио, но в этом же – его слабость: невнятность собственного положения по отношению к творчеству и личности художника не даёт биографу надёжной опоры в исследовании творческого и жизненного пути своего героя.

Точнее, конечно, будет сказать, что Давид Азио Ван Гога боготворит, рассматривая художника сквозь призму его творчества. А если вы знакомы с тем, что это за «оптический прибор» – призма, то сделаете заключение, что в ней можно разложить свет по цветам спектра, через неё можно увидеть перевёрнутое изображение объекта, но почти никогда – изображение прямое. Простое в своей цельности и безыскусности.

Восхищение творчеством – в оценке личности Ван Гога. Что делает биографию несколько односторонней: восторженной и оправдательной, ничуть не критичной. В то время как критика такому неоднозначному творцу, как Ван Гог, ничуть бы не помешала. Если он безумен, покажи корень его болезни. Если деловит, дай основу его modus operandi в арт-бизнесе. Основания есть для обеих точек зрения: безумие и расчёт в случае Ван Гога равновероятны.

Поначалу Азио обозначает интригу: рассказывая о школьных годах будущего революционера от эстетики, он останавливается перед тайной неоконченной учёбы Винсента. Говорит: мы не знаем причин. Однако косвенные данные дают основания полагать, что речь идёт не о полном неведении. Окажись, что уже в школе проявилось безумие Ван Гога, именно отсюда должна была стартовать его истинная творческая биография: история болезни, география сумасшествия.

Вместо этого нам предлагается жизнеописание перемещений художника по Европе, его вечная неуживчивость, неспособность укорениться где-то, осуществлять настоящую культурную колонизацию. И всё это – под авторские уверения в том, что Ван Гог не был сумасшедшим: он был всего лишь впечатлительной натурой.

Пожалуй. Со страниц биографии против воли автора предстаёт двуликая фигура художника: вот он – блаженный, готовый отдать ближнему последнюю рубашку; а вот он же – деловой и ухватистый малый, умело эксплуатирующий своё мнимое юродство. Голодая, опускаясь на социальное дно, страдая от отзывчивости к человеку труда, Винсент всю жизнь прожил на содержании родного брата Тео, и, если бы не экзотическая манера живописца покрывать холсты толстым слоем масла и создавать по картине в день, на хлеб с маслом Винсенту денег всегда бы хватило.

Ощущается стратегия бизнесмена? Отсюда попытки самоубийства, религиозная экзальтация, посещение домов терпимости, «весёлые» болезни. Всё вместе и вперемежку. Распущенность и её эксплуатация. Ум незаурядный, цепкий и достаточный, для того чтобы понять, что безумным выглядит человек последовательный, но только в крайней внешней непоследовательности. Вникая в биографию Ван Гога, читатель неизбежно поймает себя на мысли, что личностью он был не без воображения, но чётко отделял вымышленный мир от реального. В этом Давид Азио прав: скорее всего, истинно сумасшедшим Ван Гог не был.

При этом распад личности художника обрисован ярко. Особенное впечатление это производит на фоне анализа творчества Ван Гога, его отношения к краскам и тонам. Где центральное место занимает жёлтая гамма. Радост­ная, но и убийственно-тревожная.

Е.М.