ОБЪЕКТИВ

Валерий Чудинов. Тайнопись в рисунках А.С. Пушкина. Разгадка кода гения. – М.: Поколение, 2007. – 488 с. – (Серия «Рисунки руницы»).

Какими же мы были слепцами! Неоднократно любуясь рисунками Пушкина, восхищаясь их лёгкостью и непринуждённостью, мы и ведать не ведали, какой адский труд вложен в каждый (!) его мнимолетучий набросок и как неизмеримо велик талант Пушкина – …шифровальщика! Чтобы осознать это, попробуйте, например, нарисовать козу – так, чтобы в её изображении можно было последовательно отыскать буквы К, О, З, А и, соответственно, прочитать это слово. Для меня, художника-графика с немалым опытом, эта задача очень непроста и потребует многих предварительных эскизов. А вот Пушкин, представьте, безо всяких эскизов начинял каждый свой рисунок не просто словами, а порой чуть ли не рассказами. Фантастическая, невероятная способность! Ошеломительное открытие это сделал Валерий Чудинов, профессор кафедры культурологии и менеджмента в Государственном университете управления, и поведал о нём в солидном томе «Тайнопись в рисунках А.С. Пушкина. Разгадка кода гения». До сих пор считалось, что рука поэта чуть ли не машинально выводила все эти росчерки, профили, ножки, кустики. Какое почти двухсотлетнее заблуждение! Вот, например, профиль Гоголя, рисунок буквально из нескольких линий. Передаю слово В. Чудинову. «Изображение Гоголя 1833 года крайне лаконично; практически отсутствуют затылок, плечо и штриховка. Зато очень хорошо передан нос под очками, с этого места и следует начать чтение (рядом приведён рисунок и его «расшифровка»; всего в книге 279 иллюстраций. – Л.Н.). Это место читается руницей ГОГОЛЬ, но основная надпись сделана очень мелким шрифтом на диагонали, отделяющей воротник от шеи (т.е. на линии воротника. – Л.Н.). Там написано НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ, что, на наш взгляд, свидетельствует о весьма тёплых чувствах поэта к Гоголю… Ниже начертано чуть покрупнее: ЛЮБЛЮ И МОЛЮСЬ. На портрете выделены также верхняя и нижняя губы, которые читаются ГОГОЛЬ. Редкие волосы и верх уха образуют знаки слова ДРУГ, а бантик под воротником можно прочитать как слово ОРАТОР. Таким образом, весь текст получается таким: «Гоголь. Николай Васильевич Гоголь. Оратор, друг. Люблю и молюсь». Всего 9 слов. Ай да Пушкин, ай да такой-то сын! Запрятать в простенький с виду набросок 51 букву – это ведь надо попотеть! Это ему не «чудесный» с «прелестным» срифмовать. Только что же такого секретного, скажем, в имени-отчестве Гоголя, чтобы, вооружившись сильной лупой, вгонять в линию воротничка семнадцать микроскопических буквиц? Ответ прост: а и нет там никаких буквиц, а есть только страстное (если не болезненное) желание их увидеть. И все многочисленные (279) иллюстрации, несмотря на плохое их качество (автор работал не с подлинниками, а с репродукциями), вопиют именно об этом. Ставшие лохматыми от сильного увеличения линии произвольно разрубаются автором на дольки, отдалённо напоминающие буквы; при этом автор ещё и часто разворачивает их то на 90, а то и на 180 градусов – интересно выглядел Пушкин, вертящий бумагу так и эдак во время рисования. Быстрый росчерк также произвольно растаскивается Чудиновым на куски – и вот уже «заговорил» воротник Гоголя, а несложный росчерк на рукописи поэмы «Кавказ» предстаёт фразой: «А.С. Пушкин смотрел стихи». Стоит ли эта нелепая фраза (кстати, что в ней секретного?) мучительной зашифровки в завиток, производящий впечатление начертанного сразу? Нет, конечно, как не было у поэта этого странного замысла. И это – практически с каждым примером. Исключая разве что случай с котом, в шифровке спины которого Чудинов нашёл сведения, которые безусловно стоило скрыть, щадя репутацию животного: «Кот Георгий писает и какает мимо». А три рисунка с женскими ножками поведали такое, что только научная добросовестность вынудила автора преодолеть неизбежное смущение. Восхищает уверенность автора, что всякий раз он воскрешает именно пушкинские слова. Правда, речь чудиновского Пушкина неудержимостью словоизвержения порой напоминает одного из гоголевских героев. Особенно болтлив маньяк-шифровальщик в пейзажных рисунках, чуть ли не полностью «состоящих» из уродливых микроскопических букв. В листве и ветках «Лесного пейзажа» 1828 года обнаружен текст из 61 слова (322 буквы!). Особенно запоминается последняя фраза, «засекреченная» в лапах ели: «Слова-то милы, как речь статского советника в помощь расселению Д. Митрохина. Зимой». Ну чем не Поприщин? В смиренный «пейзаж с соснами» «врисован» такой текст: «Пушкин госьтилъ в имении Хопкинских. Хопкинск. P. Hopkins. Парк в Англии. Методы насилия. Река. Лоза Никитская. То малолетний парк Хопкинкса. Парки малолетние. Пока живы, с ними нам не жить. Кончается случайный лесь. Так же чащи. Жаль! Марака моя, моя же, моя». Сильно впечатляют «методы насилия» и «марака», на авторстве которой так настаивает то ли Пушкин, то ли его «поверенный» Чудинов. А что до «методов насилия», то это точная характеристика всего стиля книги, фонтанирующей безапелляционными «открытиями». В «текстах» всплывают десятки неведомых имён и фамилий, масса таких же фабул и ситуаций, которые автор книги бестрепетно комментирует как реальные, смело игнорируя «устарелую» трактовку. Так, в автоиллюстрации к поэме «Анжело» Чудинов в шляпе Луцио «вычитывает» слова «Мария Магдалина» и «праведница чудо-дева»; тут же переименовывает стоящую рядом Изабеллу, что не мешает ему в длинном «тексте» весьма фамильярно «читать» о ней вплоть до «грусти… по фаллосу, которого не имела». Впрочем, и автора несколько смущает европейский наряд собеседника Марии. Но Истина превыше всего!.. От истины порой уводит банальное незнание пушкинской биографии. Так, Смоленская церковь и Смоленская гора (с зарисовкой дома Карамзиных в Симбирске, в 1833 году) перенесены Чудиновым в Смоленск, где Пушкин ни разу не был. Дальше – больше. Как остановить исследовательский пыл? Вот уже и в немецкой книге 1477 года кудри на голове Марка Поло складываются из чисто русских букв в слова «То Марко Поло первопроходец». Комментарии вроде бы излишни. Впрочем, автор ещё в предисловии сам удивляется, что в европейской тайнописи «от античности до Нового времени… независимо от страны, ВСЕ НАДПИСИ ДЕЛАЛИСЬ НА ЧИСТОМ И ВПОЛНЕ ПОНЯТНОМ РУССКОМ ЯЗЫКЕ. Иными словами, тайнописный русский язык служил в рисунках в качестве международного РАНЬШЕ И ШИРЕ ПО РАЗМАХУ ПРИМЕНЕНИЯ, ЧЕМ ЛАТЫНЬ!» Фразы (выделенные, кстати, самим автором) – это, по-моему, сенсация не меньше пушкинской тайнописи. Историки, ау, где вы? Зато утешила и почти примирила с автором его попытка прочитать черновик «Бесов». Там, где как раз сравнительно ясно читается «Мутно небо, ночь мутна», – автор увидел куда более сильный, хотя и странноватый образ: «Могутно небо, ночь могутна». Определение запало в память, и я теперь думаю о книге почти стихами: «Она мутна или могутна? Она могутна иль мутна?» Наверное, неспроста три издательства, поразмыслив, отказались её печатать. А вот «Поколение» рискнуло, и немалым по нашему времени тиражом – 3000 экз. Сколько доверчивых душ будут отныне с опаской поглядывать на портрет Пушкина: кто знает, что он ещё там нашифровал? В любом случае гриф Российской академии наук, украшающий авантитул, сослужил академии не лучшую службу. 

Лев НЕЦВЕТАЕВ, почётный архитектор России, член Союза художников России, УЛЬЯНОВСК

Контактные телефоны для заинтересованных лиц – представителей книгоиздательств и книжной торговли: 8-499-788-05-75, 8-499-788-02-03

Типичный образец «дешифровки» двух елей

«Дешифровка» листьев