НРАВЫ


Всегда мечтал заглянуть в глаза дикарю. Увидеть его богатый внутренний мир. Представить себе, о чём он думает и мечтает, к чему стремится, когда, например, вываливает из грузовика мусор в самых интимных уголках природы. Или рисует в лифтах любимые автопортреты в виде половых органов.
Встретиться с неандертальцем трудно: обычно они отрыгивают продукты жизнедеятельности своих душ тайком. В нашем доме портить подъезд начали с первого дня: сломали часть почтовых ящиков, а в лифте возникли надписи: «Леверпуль ты никагда ни останешься один!» и «Типерь я понел, что такое ЛЮБОВЬ».
Потом в лифтах стали появляться пустые бутылки и запах мочи, рекламные буклеты оказывались на полу или горели в ящиках, кодовый замок на двери подъезда сломали, и возле неё кто-то регулярно оставлял полные пакеты мусора – нести их до контейнеров во дворе далеко, метров семьдесят.
Образованные и хорошо одетые соседи выбросили с шестого этажа в палисадник старый унитаз. Навсегда.
Утром на стоянке возле подъезда молодой мужчина в костюме и галстуке протирал салфетками зеркала и фары джипа. Протёр, салфетки бросил себе под ноги. В джипе сидел мальчишка – смотрел и учился, как надо быть хозяином в «этой стране».
Хочется понять: о чём этот хозяин мечтает, какие книги читал? Были ли у него мама и первая любовь?..
Еду в маршрутке. Водитель курит, и дым идёт в салон, набитый покорным и безответным «электоратом». Потом водитель долго говорит по мобильнику – ни о чём, зато с матюками. Докурив, бросил бычок в окошко, на крышу соседней легковушки.
Можно было б понять гастарбайтеров: они пришли в наш дом подзаработать и уехать, а вырастет ли здесь трава, неважно. Или тех, кому надо напилить побольше из бюджета и «свалить из этой страны». В Лондоне, Черногории или Майами чисто и хорошо, а здесь можно всё.
Но ведь кто-то же здесь останется?
Вот с речки мчится отдохнувший джип, из окна которого вдруг вылетел под колёса встречной машины пакет, лопнул, и по дороге разлетелись арбузные корки. Та шарахнулась к обочине и остановилась, сигналя. А пассажир джипа с криком «иииеху!» высунул в окно руку с оттопыренным средним пальцем.
Я помню, как Андреас, коллега из Su¨ddeutsche Zeitung, с которым однажды ехали мы в Воронеже по Большой Дворянской (она же – проспект Революции, такое вот раздвоение), вдруг охнул, вильнул машиной и затормозил. Оказалось, из спорткара впереди водитель выбросил смятую пачку от сигарет. Немец пылко объяснил мне, что дома немедленно сообщил бы на этого типа в дорожную полицию, и на ближайшем посту того взяли бы в такой оборот, что ему небо показалось бы с овчинку. У них там, в Баварии, очень жёсткие экологические законы. Хамы тоже встречаются; вот Андреас недавно писал о спецоперации полиции, которая обнаружила свалку в лесу возле деревушки под Мюнхеном. Неделю полицейские дежурили в спецфургоне, снимали всё на видео, рылись в мусоре в поисках доказательств – какие-то обрывки газет, счета, квиточки, – и таки нашли виновных, после чего состоялся громкий процесс, и пощады нарушителям не было: экологические штрафы в Германии сродни публичной казни.
Вот взяли бы и у нас под белы руки тех шофёров, что вываливают мусор в лесах воронежских и на берегах заповедных наших речушек – последнее наследство от предков, дали б шофёрам волчьи билеты, и по ночам к ним являлся б зловонный мусор, а они ни пошевелиться, ни закричать не могут…
Но нет в России экологической полиции.
К сожалению.

Александр ЯГОДКИН,
ВОРОНЕЖ