ПРОШЛО ДВАДЦАТЬ ЛЕТ

Петербургский писатель, драматург, издатель Александр Житинский о том, что нас ждёт

– Прошло двадцать лет после крушения Советского Союза… Изменилось ли ваше отношение к этому историческому потрясению?

– Я об этом много думал… Моё отношение к этому событию менялось. Первые бурные радости и надежды на будущее сменились определённым пессимизмом и сожалением.

По натуре я – фаталист. Распад Советского государства был, на мой взгляд, неминуем. Печалит же меня его исчезновение потому, что во многом опыт построения СССР был уникален, ничего подобного в истории человечества не было и, возможно, уже не будет.

Да, тот социальный опыт, тот социальный эксперимент, который пытались осознанно или неосознанно провести коммунисты, не удался в полной мере. Но это был величественный опыт создания новой общности людей, которая называлась «советский народ». Над самим этим понятием – советский народ – сейчас смеются, но и они в той или иной степени не кто иные, как советские люди.

Я думаю, что, несмотря на национальные и прочие различия, основа этого народа была создана. И она жива до сих пор.

Мы великая страна, великая нация, и нам вряд ли стоит искать причины наших неудач где-то на стороне. Обвинять других, может быть, и проще, но вряд ли плодотворнее.

Но всё, что минуло, со временем приобретает мифологические формы. Советский Союз для многих сейчас является мифом, особенно для молодого поколения. Уже совершенно ясно, что тот же Сталин не превратится в памяти народной в полного злодея. И миф о Советском Союзе будет с каждым годом становиться всё привлекательнее и привлекательнее. Он не станет ущербным – народное сознание этого не допустит.

Есть люди, обращающие особое внимание на правду негативного факта и проецирующие этот факт на, если угодно, весь советский период, отказывая целому в существовании из-за какой-нибудь негативной части.

Поэтому говорить нужно всегда о главном, в противном случае найдём только того, кто прячется в деталях. То есть дьявола.

– Откуда такая степень неприятия советского прошлого у иных нынешних «властителей дум»?

– Если говорить о том, в какую краску можно покрасить советское прошлое, то одна подходящая вряд ли отыщется. Оценивать явление во всей его полноте мы не умеем. В итоге для одних Сталин – кровавый тиран, а для других – гениальный строитель государства, сломавшего хребет фашизму, и отец народов. А по сути дела, и то и другое справедливо. Мудрость народа состоит в том, что он плохое старается забыть, а хорошее возвеличивает и передаёт по наследству. Более того, он и плохое со временем перекрашивает в терпимое.

Когда-то давным-давно я написал небольшую, почти биографическую повесть под названием «Типичный представитель». В ней герой рассказывает о себе, о том, как он взрослел. Я ведь в юности был действительно потрясён тем, что открылось после XX съезда. Я помню, как чешские события, возможно впервые, остро заставили меня испытать стыд за то, что совершила страна, которую я люблю и гражданином которой себя считаю. Но эти события в то же время стали для меня глотком свободы.

Сейчас к событиям Пражской весны у меня не столь однозначное отношение, но тогда хотелось свободы, причём у меня даже в мыслях не было, что требуется смести существующий строй и построить на его месте какой-нибудь капитализм. Капитализм мне совершенно не был нужен.

– А социализм?

– Я и люди моего поколения мечтали о социализме гуманистического направления. Когда заговорили о социализме «с человеческим лицом», я этим идеям сочувствовал, но коренной ломки строя не желал. Может быть, это была утопия. И ничего наполовину разрушить нельзя.

А сейчас мы имеем то, что имеем. Капитализм, который у нас в стране, не устраивает нас, воспитанных в социалистическом духе. Социализм – это не вульгарное: всё отнять и поделить. Социализм – это, скорее, присущее нашему народу стремление к справедливости, чтобы всё было, если можно так сказать, по-божески.

Нас воспитывали пусть не в спартанском духе, но и не в духе тотального стяжательства. Поэтому сегодня, когда многие люди откровенно бедствуют, не могут прокормить себя и свои семьи, демонстрация нарочитой показной роскоши вызывает у нас крайнюю степень неприятия. Невольно думаешь: разве ради этого старались?

– И как вы с этими чувствами и мыслями живёте?

– Несмотря ни на что, я хочу жизни радоваться во всех её проявлениях. Радовался, когда жил в СССР и у меня было достаточно поводов своей страной и гордиться, и огорчаться за неё. Как мне кажется, патриотизм – это чувство гордости и стыда за свою Родину, и не обязательно, чтобы их было поровну. Стыд за свою страну – это та же любовь. К примеру, если твой сын сделает какую-либо гадость, будет мучительно стыдно, но вряд ли ты его станешь меньше любить. Или ты вдруг узнаёшь, что твой отец замешан в коррупции… Я вспоминаю о Советском Союзе с ностальгией по утраченному отношению людей друг к другу. Теперь эти отношения почти сошли на нет. Но при нынешнем расслоении общества иначе и быть не может.

– Могут ли сейчас дети рабочих и крестьян достичь высот в социальной иерархии?

– Сейчас, насколько я понимаю, достичь неких высот можно. Обладая способностями и трудолюбием, можно добиться обеспеченности. С этим ныне молодые люди и связывают свои жизненные устремления. Обеспеченность делает человека в глазах других, так сказать, значимым и успешным. Всю жизнь считать копейки – занятие довольно унизительное. Хорошие же специалисты были и есть в цене.

– В Россию в огромном количестве приезжают граждане бывших республик СССР, зачастую не владеющие русским языком. Не боитесь, что это негативно повлияет на наш язык и культуру?

– Перемещения огромных масс людей происходят во всём мире, и Россия не исключение. К примеру, в американских школах доминируют дети переселенцев из Китая и Индии.

У меня нет рецептов решения этой проблемы и суждений по этому поводу. Любое писательское высказывание, как правило, вызывает бурю негодования либо с одной, либо с другой стороны и поток обвинений в разжигании межнациональной розни. Но состояние нашей национальной культуры тревожит меня с каждым днём всё сильнее и сильнее.

Ныне даже грамотность писателей оставляет желать лучшего. Думаю, что в этом повинна не только реформа образования, но и новый образ жизни, тот же Интернет. Я – человек «интернетный». Но вижу, что интернетная вседозволенность пагубно сказалась на культуре письма. Корректор как знаток русского языка – профессия вымирающая. Реформы же в этом направлении ничего позитивного не дают. Во главу угла ставятся дрессировка, натаскивание на получение желаемого результата. Он не заставит себя ждать.

– Что же, по вашему мнению, ожидает нас в будущем?

– Я не очень верю в то, что мы пойдём по спокойному западному капиталистическому пути. При этом оговорюсь, что ощущения человека моего возраста сильно отличаются от ощущения 25-летнего.

Когда мне было 25, меня заботило то, что мне трудно продвигать в печать свои произведения и моей сторублёвой зарплаты инженера не хватало на достойное содержание семьи. Всё было довольно скверно. Но была ничем не поколебимая вера в то, что всё у меня ещё впереди. Я делал своё дело, жил полной жизнью, и никто этому не мог помешать.

Мой отец два года просидел в тюрьме по ложному доносу и был освобождён в 1939 году. Войну он закончил в звании полковника, был неоднократно как боевой лётчик награждён. Потом он стал генералом, командовал авиацией Тихоокеанского флота. Был коммунистом, всю жизнь работал на оборону страны, делал своё дело. В любые времена человек должен делать своё дело и оставаться самим собой, а иначе ничего не получится.

Сейчас у меня спокойная уверенность фаталиста – всё будет так, как должно быть. Будет трудно. У нас страна максималистская, идеологическая. Людям нужен идеал, он во многих случаях для нас важнее, чем деньги. Но Россия не пропадёт.

Беседу вёл Владимир КРОТОВ, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ